Томас Борхе

Революционная Никарагуа решает этнический вопрос

Портрет Томаса Борхе Художник Рохер Перес де ла Роча

От редакции журнала «Проблемы мира и социализма»: Революция в Никарагуа уверенно идет вперед. Сразу после победы она провозгласила цель — обеспечить национальное единство при уважении региональных различий. В январе 1987 г. вступила в силу новая конституция, заложившая основы демократического государственного устройства. Особое место в ней отведено правам этнических меньшинств атлантического побережья. Конкретизируя положения конституции, проект закона об автономии коренного населения[1] предусматривает создание двух административно-территориальных единиц. Местные власти — совет, региональный координатор и муниципалитеты должны избираться всеобщим, прямым, свободным и тайным голосованием. Жители автономных районов, являясь полноправными гражданами республики, получат дополнительные права. Так, наряду с испанским их языки признаются здесь официальными. Это — важный шаг по пути обеспечения реального участия этнических групп во всех сферах общественной жизни — политической, экономической, культурной.

Член Редакционного совета журнала «Проблемы мира и социализма» X. Барриос был принят в Манагуа Т. Борхе, который любезно согласился ответить на вопросы о нынешнем положении в районах проживания индейцев, о путях решения острых проблем, унаследованных от прошлого.

***

В Конституции Республики Никарагуа нация определяется как многоэтническая, а государство — как единое и неделимое. Какова, на ваш взгляд, диалектика отношений между национальным единством и этнокультурными различиями? Что можно сказать о классовой структуре индейских общин атлантического побережья?

Революция исходит из признания богатства диалектических связей между национальным единством и этнокультурными различиями. Последние не должны стать причиной раскола, а, наоборот, призваны способствовать созреванию чувства национальной общности. Более того, сплоченность нации усилится не только вследствие осознания множественности этнических групп. Единство в разнообразии, как мы говорим, укрепится благодаря включению всего населения в борьбу за национальное освобождение — необходимое условие полного осуществления наших прав как нации.

Можно ли передать общинам земли и леса, если они принадлежат транснациональным монополиям? Как использовать часть дохода от добычи природных ископаемых в районе атлантического побережья для его развития, если предварительно не национализировать шахты, не вырвать их из рук империалистов? Таким образом, национальное освобождение — обязательная предпосылка реальной автономии. Но и автономия, в свою очередь, — залог успеха нашей политической программы освобождения.

Надо признать, что в процессе автономизации были и негативные моменты. Мы допустили ошибки в понимании специфики атлантического побережья, в подходе к ней. Но это — не результат нашей политики, а неизбежные издержки революционного порыва и недостатка опыта, свойственных первому периоду революции.

Сказались и предрассудки, оставленные в наследство диктатурой, особенности хозяйственной деятельности на атлантическом побережье. Результатом было то, что негры не доверяли мискито, мискито — сумо и всем «испанцам» (так индейцы называют креолов и метисов). Классовая структура сформировалась здесь под воздействием навязанной в прошлом модели господства, а частично и общинных форм социальной организации, несмотря на проникновение капитализма. Местные жители занимаются традиционными промыслами — рыболовством, охотой, кустарной деревообработкой и т.п. Формы собственности на средства производства смешанные — как коллективные, так и индивидуальные. Здесь нет расслоения на собственников-эксплуататоров и эксплуатируемых, продающих рабочую силу.

Даже торговля не всегда индивидуальное занятие. Зачастую выручка от реализации сельскохозяйственных продуктов используется в интересах всей общины.

На атлантическом побережье есть бывшие рабочие и шахтеры, когда-то трудившиеся на североамериканские компании. После вырубки лесов и истощения района предприятия свернули свою деятельность и ушли. Их наследие — широко распространенные среди местных жителей легочные заболевания.

Здесь зародились профсоюзы. Первые забастовки в стране вспыхнули именно на деревообрабатывающих предприятиях и банановых плантациях атлантического побережья в 20-е годы нынешнего века. Все это — важные вехи в истории никарагуанского пролетариата, но мы до сих пор еще мало знаем о тех событиях.

При британском, а затем североамериканском господстве[2] представители англоговорящих общин имели лучшие возможности для занятия средних административных должностей в системе управления анклавом. Так возникло социальное расслоение. Его причиной была зависимость от рынка Соединенных Штатов.

После победы революции, несмотря на все трудности, мы постепенно приближаемся к созданию такой классовой структуры, в которой общинные организация и традиции сочетаются с революционным характером государства, стоящего на страже интересов трудящихся.

Сегодня на атлантическом побережье распространены традиционные формы собственности, пользующиеся поддержкой нашей революции. Есть также государственная, общинная (без сомнения, преобладающая) и частная собственность. Все они существуют в рамках норм, установленных новой властью, и играют положительную роль в социально-экономической жизни района. Наряду с традиционным развивается промышленное рыболовство. Хозяйственная деятельность общин разворачивается параллельно с крупными стратегическими программами.

Ныне положение в корне отлично от того, что было в период империалистического господства. О тех мрачных временах, на мой взгляд, красноречиво говорит статистика. Хотел бы привести лишь несколько данных из «Engineering and Mining Journal» за 1920 г., где речь идет об использовавшихся тогда транспортных средствах. Перечисляются катера каботажного плавания, пироги, тягловые быки и... женщины-носильщицы!!! Верхом бесстыдства является приводимый там финансовый расчет, согласно которому одна тонна-миля при перевозке на быках расценивалась в 4 доллара, а женщинам-носильщицам за ту же работу платили лишь 2 доллара!

Департамент Селая занимает 56 проц. территории Никарагуа. Не столько из-за обширности района, сколько в силу неоднородного этнического состава его населения революция получила здесь чрезвычайно сложное историческое наследие колониализма и неоколониализма. Бытует даже мнение о существовании двух Никарагуа: одного — атлантического, другого — тихоокеанского. Справедливо ли оно? Каковы причины региональных и этнических различий между двумя частями страны?

К приведенной вами цифре необходимо дополнение. Действительно, департамент Селая — это 56 проц. территории страны. Но там проживает лишь 9,5 проц. населения, т. е. 300 тыс. человек. Среди них преобладают метисы, говорящие по-испански (182 тыс.). Индейцев мискито — 70 тыс., а сумо — около 7 тысяч. Они имеют собственные языки. Среди англоговорящих — 26 тыс. креолов, а также индейцы — 1,5 тыс. гарифонов и 700 рама, которые свои языки утратили[3].

Различия между тихоокеанской и атлантической зонами Никарагуа — результат как естественно-географических, так и социально-экономических факторов. В Карибском бассейне существовали благоприятные условия для проникновения английского, а позже североамериканского капиталов. У испанцев же, начиная с эпохи колонизации, не было достаточных стимулов или даже смелости, чтобы, преодолевая препятствия, продвигаться со стороны Тихого океана к противоположной части страны.

Начиная с XVII в. на этот район последовательно накатывались волны миграций. Переселенцы смешивались с коренным населением. Англичане, к примеру, перевозили негров-рабов, бежавших из французских колоний, в места проживания племен сумо и мискито.

Британские пираты оспаривали у испанской короны право владения атлантическим побережьем. С помощью уловок и торговых сделок с мискито корсары одержали победу. Разобщенности двух частей страны способствовал и упадок колониальной политики Испании с начала XIX века.

Аппетиты североамериканского капитала, прямого наследника англичан, возросли в период золотой лихорадки. Потребности развития торговли навели его на мысль о необходимости безраздельного господства на перешейке между карибским и тихоокеанским побережьями Никарагуа[4]. Результатом деятельности иностранного капитала было проникновение рабовладельческих отношений, а впоследствии — становление товарного производства и преобразование местных социальных структур. Традиционные политические партии — либералы и консерваторы — проявили полное безразличие к проблемам атлантического побережья. Борьба между ними еще более углубляла разобщенность двух частей страны. Развитие капитализма, начавшееся в 70—80-х годах прошлого столетия, открыло перспективы для осуществления проекта президента-либерала X. С. Селаи[5]. Целью его патриотического плана было национальное объединение страны. Однако он пришелся не по вкусу североамериканцам. Под их давлением президент подал в отставку.

Господство капитализма на атлантическом побережье означало разграбление природных ресурсов, превращение неотъемлемой части страны в некую «особую территорию».

Выше вы говорили о взаимном недоверии, опасениях и предрассудках, разделяющих жителей атлантического и тихоокеанского побережий Никарагуа. Что можно сказать о требованиях общин атлантического побережья до и после революции? И в этой связи — почему в Никарагуа говорят об этнических группах и общинах, а не о национальностях?

Длительная беспрепятственная эксплуатация района атлантического побережья североамериканским империализмом, его попытки расколоть страну позволяли вплоть до победы народной революции сеять здесь рознь, взаимную подозрительность. Внешние силы и ныне делают ставку на предрассудки, глубоко укоренившиеся в психологии местных жителей.

Чего добивается население атлантического побережья? Оно всегда связывало надежды на будущее с отвоеванием своих законных исторических прав, с возвратом к собственным традициям и культуре. Еще до революции люди здесь требовали права на землю, леса и воды. Но это был лишь ропот, почти не находивший отклика. А жестокая сомосовская диктатура вообще не допускала даже ропота.

Сами по себе требования местных жителей до сих пор не очень изменились. Новое — в том, что империализм попытался перехватить у революционеров лозунги борьбы за эти законные чаяния и использовать их в контрреволюционных целях. Хотя вначале ему и удалось обмануть часть народа, наша честная, самокритичная позиция позволила вернуть знамя надежды индейцев в руки революции, где оно и должно быть по праву.

Теперь — о другой стороне вашего вопроса. Мы говорим об общинах, поскольку, с нашей точки зрения, этот термин четко отражает конкретную демографическую ситуацию. Употреблять только одно понятие «этническая группа» означало бы исключать креолов и метисов. Их, строго говоря, этносами считать нельзя, хотя они и образуют многочисленные общины на атлантическом побережье.

Применительно к местному населению мы не используем термин «национальность», как не отвечающий нашей объективной исторической реальности. Вряд ли может сложиться «народ рама»: индейцев рама всего 700 человек. К тому же в районе их расселения проживают и другие общины. Содержание понятия «национальность», принятое в общественных науках, не отражает социальную реальность рассматриваемой зоны.

Почему революция высказалась за автономию атлантического побережья? В чем особенности подхода сандинистов к индейской (или этнической) проблеме по сравнению с ее трактовкой в других странах Латинской Америки?

Я уже говорил: нынешние этнические и социальные трудности порождены мрачной эпохой колониализма и являются следствием подчинения прежних продажных правительств империалистическому диктату.

Первые революционные мероприятия на атлантическом побережье высвободили общественные силы этого района, укрепили волю населения к борьбе за свои права. Вначале мы не смогли полностью понять все существующие здесь противоречия, правильно оценить бремя накопившихся разочарований, недоверия и горечи. Но постепенно мы осознали, что разрешение этих проблем никоим образом не может быть этнографическим или зависеть только от добрых намерений. По своей сути оно должно носить политический и революционный характер.

Наш враг заранее подготовил план дестабилизации, увидев на берегах Атлантики подходящее место для осуществления стратегии контрреволюции. Туда были направлены снаряжение, деньги, агенты и авантюристы для того, чтобы превратить наши внутренние противоречия в раскол, предлог для вмешательства извне. Таким образом, этот район мог бы стать плацдармом для широкомасштабного военного вмешательства.

Принцип автономии общин закреплен конституцией, ибо мы убедились: как не может быть автономии без национального освобождения, так и национальное освобождение невозможно без автономии. Они взаимно дополняют друг друга, одно — необходимое условие другого.

Мы уверены в том, что недавние военные действия на атлантическом побережье были отнюдь не межэтническими столкновениями, а патриотической битвой против агрессии извне.

Особенности подхода сандинистского правительства к вопросу об автономии объясняются своеобразием нашего исторического процесса. Индейцы всего американского континента — жертвы эксплуатации и бесстыдной сегрегации. Их традиции и культура подавляются. Другое дело — в нашей республике. Мы совершили революцию, и решение этнического вопроса стало частью программы глубоких социальных преобразований в Никарагуа. Я не стал бы делать сравнений с другими странами Латинской Америки. Впервые народная, демократическая и антиимпериалистическая революция приступает к решению подобных проблем. До настоящего времени ни одно государство континента не располагает таким опытом.

Индеанизм[6], иные псевдорешения, предлагаемые империализмом, не более чем уловки с целью увековечить изоляцию и сегрегацию индейцев.

Противоречие «этническая группа — нация» не может рассматриваться в отрыве от противоречия между нацией и империализмом. С этой точки зрения все народы американского континента схожи. Наша заслуга, не говоря уже о пролитой крови героев, состоит в том, что мы на практике доказали: народная власть в государстве должна решать политические, экономические, социальные и этнические задачи как единое целое. В ходе борьбы за национальное освобождение, против империализма она обязана внимательно относиться к специфическим требованиям меньшинств.

В условиях Никарагуа автономия — единственно разумное решение. Революции, когда это настоящие революции, умеют признавать свои ошибки, сознательно защищать интересы народа. Можно сказать, что у нас уже есть положительные результаты. Свидетельство тому — почти полное умиротворение атлантической зоны, где, за редким исключением, начиная с 1986 г. не было вооруженных столкновений.

Большинство общин участвует в обсуждении проекта закона об автономии, с интересом следит за опытом общины Юлу, где осуществляется реальное и действенное самоуправление.

Североамериканский империализм с момента победы революции использует проблемы атлантического побережья для разжигания контрреволюционной агрессивной войны. А какую позицию занимают сами индейские общины? Как связан процесс утверждения автономии со стремлением никарагуанского народа к почетному миру?

Индейские общины борются за расширение автономии, против происков мелких групп мятежников, которые под влиянием США и при опоре на иноземных наемников пятнают знамя автономии. Подавляющее большинство коренного населения поддерживает ее программу. А те, кто оказался за границей, хотят вернуться в Никарагуа. Свидетельство тому — начинающий действовать «воздушный мост» с Гондурасом. В ближайшие дни оттуда вернется на родину около 300 индейцев мискито.

Автономия — синоним мира на атлантическом побережье. Никарагуанцы любят мир и знают цену крови, пролитой ради него. Но мы готовы сражаться против попыток раздуть пламя войны. Мы не пожалеем усилий для достижения прочного мира. Это значит: Соединенные Штаты должны уважать право народов, больших и малых, на самоопределение. Североамериканским правителям пора осознать, что огромное большинство никарагуанцев готово бороться за свою землю, небо, озера и вулканы, за революцию, в том числе и за программу автономии.

[1] 220 делегатов шести этнических групп Никарагуа на ассамблее в г. Пуэрто-Кабесас в конце апреля одобрили законопроект, который был передан затем на рассмотрение парламента. — Прим. ред.

[2] В XVII—XVIII вв. мискито заключали союзы с англичанами для отпора испанским экспедициям на атлантическое побережье. Великобритания создала здесь марионеточную монархию во главе с «королем Моско», который в 60-е годы XIX в. раздавал титулы на владение землей североамериканским предпринимателям для создания банановых плантаций. Несмотря на то, что Москития в 1894 г. вошла в состав Никарагуа, в ней сохранялось сильное влияние США. — Прим. X. Б.

[3] Мискито и сумо населяли территорию Никарагуа еще до испанского завоевания. Креолы — афроамериканцы с примесью европейской и индейской крови. Гарифоны — потомки беглых африканских рабов и индейцев-карибов Малых Антильских островов — переселились из Гондураса в конце прошлого века. Несколько малочисленных общин рама — остатки некогда большого племени, населявшего южную часть Никарагуа и Коста-Рику. — Прим. X. Б.

[4] В 1850 г. Великобритания и США подписали договор Клейтона—Булвера о статусе будущего канала на территории Никарагуа. При этом позиция никарагуанского правительства не учитывалась. — Прим. X. Б.

[5] X. С. Селая пытался ограничить проникновение североамериканского капитала в Никарагуа. С этой целью в 1909 г. он получил заем у Великобритании и начал переговоры с Японией о строительстве межокеанского канала. США в ответ в том же году инспирировали восстание консерваторов и высадили на территории страны отряд морской пехоты. Селая был вынужден уйти с поста президента. — Прим. ред.

[6] Распространенное в Латинской Америке движение, ставящее целью улучшение положения коренного населения. Содержит в себе различные течения — от реакционных до буржуазно-демократических. — Прим. ред.

Опубликовано в журнале «Проблемы мира и социализма», 1987, № 8.

Перевод с испанского: редакция журнала «Проблемы мира и социализма».

Томас Борхе Мартинес (1930—2012) — никарагуанский революционер и государственный деятель, дипломат, один из основателей Сандинистского фронта национального освобождения (СНФО), поэт и эссеист.