|
Наверное, для читателя не составляет секрета, что российская наука, которой некогда так гордилась страна, переживает глубочайший кризис. Его признаки очевидны научным сотрудникам Академии наук на каждом шагу. Это и состояние зданий и материальной базы, например, экспериментального оборудования, низкая зарплата учёных, падение количества научных исследований и индекса цитирования наших специалистов в мировой литературе, катастрофическое старение исследовательских коллективов, массовый отъезд наиболее квалифицированной части кадров трудоспособного возраста за рубеж.
Принадлежа к научной среде не только по сегодняшнему положению, но и, так сказать, по своему происхождению, автор этих строк должен признаться, что главную проблему отечественной науки он видит не в недостатке финансирования, хотя и это большая проблема. Главное препятствие для развития науки — в отсутствии в нашем обществе потребности в её деятельности. Настоящий, крупный учёный в любой области знания в конечном счёте работает не за зарплату — хотя деньги ему, конечно, нужны, — и не за славу и высокое положение, хотя и они приятны. Тот, кто пробивает стену устаревших представлений ради нового знания, по натуре своей близок к религиозному подвижнику. Имея «единое на потребу», он ценит блага мирского успеха ниже творческого огня, ибо для успеха он должен в той или иной мере «уйти из мирской суеты» в тишину и уединение своей лаборатории или библиотеки. Делается это в ответ на глубокую, часто не осознаваемую до конца потребность улучшить окружающую жизнь. За это он получает признание окружающих (отличное от славы и богатства), являющееся его высшей наградой. Если подобного признания нет, то энтузиазм учёных резко ослабевает.
В этом отношении экономические науки, в которых подвизается автор этих строк, стоят особняком, т.к. их развитие легче отклоняется от поиска истины. По своей природе эта отрасль знания имеет дело с материальными интересами людей. А эта материя весьма тонкая. В каждом обществе правящий класс требует от экономистов обеспечить свою легитимность в глазах людей. Иными словами, негласное, но настоятельное требование к экономистам — убедить сограждан в справедливости и оправданности с моральной точки зрения и с точки зрения эффективности особого положения правящего класса и его права определять распределение материальных благ между людьми. С другой стороны, от экономистов требуется объяснить, как улучшить экономику, повысив её эффективность. Только та школа экономической науки, которая выполняет эти две функции — познавательную и идеологическую, — может занять ведущее положение в классовом обществе любой природы (а история знает только такие общества) [1].
Между тем, эти две главные задачи экономической науки сплошь и рядом приходят в глубокий конфликт. Чем более конструктивны, созидательны правящие классы, чем в большей степени они обеспечивают прогрессивное развитие общества, тем больше развивается познавательная функция экономической науки. Это и понятно — если правящий класс ставит задачу развивать общество, то он нуждается в анализе происходящих процессов. Однако идеологическая функция господствующей школы не исчезает никогда. Если правящие классы деструктивны и реакционны, то их потребность в идеологическом обосновании своих притязаний на власть и богатство становится более императивной, а потребность в познании истины ослабевает.
История экономической мысли свидетельствует, что появление новых школ происходило не в результате бесстрастных исследований, а в результате стремления защитить какую-то систему ценностей перед лицом исторического вызова. Так, Маркс защищал интересы рабочих в условиях обострения противоречий капитализма, опираясь на английскую классическую традицию, модернизированную на основе диалектической логики. Маршалл синтезировал неоклассическую традицию своих предшественников, выражая интересы буржуазных классов перед лицом кризиса классической политической экономии. Кейнс защищал ценности викторианской Англии в условиях кризиса капитализма начала ХХ века, пересмотрев маршаллианство. Подлинные прорывы в научном анализе экономики в любой системе ценностей никогда не происходили ради защиты чьих-то корыстных интересов. Они достигались в ответ на острые потребности общества, людей, жизни, бурлившей за окнами кабинета ученого.
Крупный мыслитель, будучи всегда оригинальной личностью и яркой индивидуальностью, находился всегда в сложном внутреннем диалоге с эпохой. Настоящая научная теория, при всей её внешней сухости, всегда являлась продуктом драмы человеческих страстей не меньше, чем продуктом рациональной мысли. Если общество не борется за свою жизнь, не смотрит вперед, не ведёт борьбу за лучшую долю, а озабочено лишь личным материальным успехом, то новая, стоящая экономическая мысль не может в нём появиться, сколько бы ни платили ученым. И наоборот, если общество предпринимает усилие преодолеть постылую реальность с её неэффективностью и несправедливостью, готово пойти на существенные перемены (а они предполагают риск отказа от того, что есть, ради того, чего ещё нет), то нельзя остановить развитие научной мысли, даже если за это не платить.
Сегодня для любого непредвзятого наблюдателя очевидно, что в последние двадцать лет наша страна переживает невиданную историческую катастрофу. Кто-то возразит мне, что я говорю так потому, что не видел голод, войну, массовые репрессии и принуждение. Мол, по стандартам нашей нелёгкой истории сегодня весьма невинные времена, когда «всего лишь» относительная бедность, а не голод, отсутствие эффективной демократии, а не тоталитаризм, ослабление международных позиций, а не военная катастрофа. В этом есть доля истины, но она невелика. Да, бывали более страшные времена. Однако найдётся мало примеров не только в нашей истории, когда бы страной правили столь безответственные и деструктивные правящие классы и когда апатия населения и его безразличие к своей судьбе, к чести предыдущих поколений, судьбе своих детей были бы столь велики. А что касается голода, военных катастроф и массового принуждения, то не зарекайтесь — всё это может оказаться ещё впереди.
Наверное, мало где разложение нашего общества, утрата им жизнеспособности проявляются так ярко, как в состоянии отечественной экономической науки. В 20-е годы, когда в нашей стране был осуществлён первый опыт сочетания планирования и рынка, произошёл буквально взрыв в развитии нашей дисциплины. Западная наука, погружённая в догматическую идеализацию свободного рынка, оставалась позади целого ряда наших школ. В связи с этим такие отечественные экономисты разных направлений, как Кондратьев, Чаянов, Фельдман, Преображенский и ряд других, были признаны в мире, а на Родине — репрессированы. Отметим, что изюминкой советской науки того времени была идея планирования, понимавшегося как институт, взаимодействующий с рынком. Познавательная функция науки переживала небывалое развитие. В 30-е годы произошел погром нашей науки и подчинение её сформировавшейся идеологической догматике. В это время западная мысль, адаптировав опыт планирования к своим условиям, совершила качественный скачок, восстановив свои передовые позиции. В 60—70-е годы началось оживление экономической мысли в СССР. Она не восстановила позиции 20-х годов, но положила начало формированию новых школ и направлений. Пусть не первоклассного, но хотя бы среднего по мировым стандартам уровня. Идеологическая функция была несколько потеснена познавательной.
Как только рухнул советский строй, произошёл новый погром экономической науки и её догматизация. Впрочем, экономисты разделили судьбу своих коллег из других дисциплин. На этот раз инструментом расправы с наукой стали финансы. В начале 1990-х годов финансирование Российской академии наук упало в 20 раз. Начался распад школ, «утечка мозгов» и все другие процессы, упомянутые выше. Среди сотрудников РАН распространено убеждение, что развал экономики и разложение государства лишь отчасти объясняют происходящее. Многие учёные, в том числе с мировыми именами, считают, что происходит сознательное разрушение академии. По-видимому, оно связано с тем, что Академия наук была важным оплотом советского военно-промышленного комплекса. Прозападный режим, утвердившийся в нашей стране после краха СССР, негласно, но твёрдо проводил политику разрушения отечественного оборонного комплекса, важной частью которой было и разрушение Академии наук. Из экономических институтов тоже в одночасье ушла молодёжь. Кто мог, стал искать работу в банках и консалтинговых фирмах. Для молодых экономистов верхом удачи стало найти работу на Западе или в западных исследовательских центрах и международных организациях в России (об этом подробнее ниже).
Я не могу доказать справедливость данного положения в суде, однако есть и некоторые факты, вполне согласующиеся с подобными оценками. Так, неоднократно на рассмотрение правительства вносились предложения о фактической ликвидации Академии наук. Всего несколько лет назад (уже в 2000-е годы) руководство страны всерьёз рассматривало целую программу ответственного сотрудника Минпромнауки Свинаренко о фактическом отчуждении имущества Российской академии наук. Предлагалось «освободить» учёных от управления зданиями, территориями, опытными хозяйствами и прочим имуществом академии, создав для этого специальную чиновничью структуру. Она, дескать, позволит коллективам академии «целиком сосредоточиться на научном творчестве». Корыстная подоплёка подобной «заботы» о науке очевидна. С большим трудом удалось отбиться от навязчивых услуг «доброжелателей». Последние, однако, ни в коем случае не признали свое поражение, и время от времени напоминают о себе всё новыми проектами «помощи» и ядовитыми интервью.
Одновременно с разрушением унаследованной от советских времён системы экономических научно-исследовательских институтов быстро возникла сеть совершенно новых образовательных и чисто исследовательских учреждений. Они полностью или в значительной мере финансируются из западных источников. Существует целая система грантов «на поддержку науки», используемая в этих целях. В некоторых случаях спонсором выступает и отечественный крупный бизнес. Важным источником процветания подобных учреждений является и российское государство, обеспечивающее их заказами на различные исследовательские проекты. Таковы Российская экономическая школа, Институт экономики переходного периода, Институт экономического анализа, фонд «Бюро экономического анализа» и многие другие. В этих учреждениях выплачиваются оклады по западным ставкам, которые отечественные учёные себе даже не представляют. Для молодых и перспективных исследователей-экономистов получение работы в этих учреждениях, нередко, является единственным способом обеспечить себе и своей семье солидный достаток. Российская Академия наук не может предложить ничего подобного.
В результате возникла стройная система контроля над экономическим образованием, исследованиями и выработкой основ экономической политики в нашей стране со стороны, по существу, зарубежных организаций. Я не говорю, что предлагаемое ими образование — низкого качества. Обычно преподавание ведётся силами смешанных коллективов западных и отечественных профессоров, с доминированием первых. Происходит тщательный отбор студентов с предпочтением людей с первым техническим или математическим образованием. Образование резко отличается от принятых в нашей стране стандартов. Наша традиция, например, предусматривала, что на экономическом факультете МГУ студент изучал огромный объём фундаментальных теоретических дисциплин: философия, политическая экономия, история экономических учений и т.д. Было бы справедливо упрекнуть это образование в значительном догматизме, но было бы неверно отказать ему в привитии студенту значительной теоретической культуры, стимулирующей самостоятельную мысль. В учреждениях, о которых идёт речь, дают никак не меньший заряд догматизма в виде нехитрого набора неолиберальной догматики. Однако главный упор делается на технический анализ эмпирических данных с помощью утонченных математических методов. В результате получается специалист, чьё мировоззрение ограничено догмами свободного рынка, профессионал, который приспособлен к обработке массива эмпирических данных с заданных идеологических позиций.
Подготовка подобных кадров поставлена на широкую ногу с весьма важными целями. Ещё в 1990-е годы утвердилась практика создания при ведущих экономических министерствах страны т.н. экспертных комиссий, укомплектованных сливками выпускников альтернативных образовательных учреждений. Формально это совещательные органы, но в действительности именно они осуществляют постоянный мониторинг экономической деятельности нашего государства и готовят проекты важнейших решений. После обкатки в экспертных группах оправдавшие доверие неолибералов кадры продвигаются на должности заместителей руководителей подразделений соответствующих экономических министерств. В дальнейшем они сменяют своих начальников, а потом становятся заместителями министров и министрами правительства России. Ярким примером подобного выдвижения является, например, помощник Президента Российской Федерации Аркадий Дворкович. Выпускник МГУ, он окончил Российскую экономическую школу, работал в Экономической экспертной группе при Министерстве финансов РФ, окончил магистратуру университета Дьюк (штат Северная Каролина, США), был экспертом Центра стратегических разработок под руководством Германа Грефа, стал помощником, а затем и заместителем министра экономического развития и торговли, после чего был назначен начальником экспертного управления Президента РФ В. Путина. А. Дворкович отличается последовательной неолиберальной позицией.
Таким образом, существует стройная система подготовки кадров, продвижения их на ключевые позиции в отечественных экономических ведомствах. Одновременно осуществляется и мониторинг экономической политики нашей страны со стороны прозападного экономического лобби. Полагаю, что его влияние основывается на скрытной, но эффективной поддержке со стороны правящих кругов Запада. Ничем иным не могу объяснить, например, тот факт, что относительная консолидация государства, достигнутая в 2000-е годы на зыбкой основе притока нефтедолларов, странным образом не поколебала неолиберальный экономический курс руководства страны. Трудно объяснить другими причинами и долгожительство таких, давно скомпрометированных в глазах нашего населения фигур экономической политики, как Анатолий Чубайс, Герман Греф и некоторые другие. Важным инструментом прозападного лобби выступает и альтернативная Академии наук сеть образовательных и исследовательских учреждений.
Одним из парадоксов российской современности является то, что формальная отмена цензуры, свобода слова, возможность бывать за рубежом и вступать в диалог с зарубежными коллегами сочетаются с доминированием новой догматической идеологии. Ещё в начале 1990-х годов под руководством иностранных, главным образом американских, советников произошло формирование новых стандартов преподавания экономических дисциплин. Они были целиком ориентированы на господствующий в мире неолиберализм. С помощью системы грантов (например, фонда Сороса) финансировалось комплектование библиотек университетов по всей стране переводными и отечественными учебниками того же направления. При этом огромное количество литературы советского периода уничтожалось. Неугодные книги просто сжигались.
Не хочу снимать ответственность и с нашей академической среды. К сожалению, агрессивное утверждение неолиберальной догматики не встретило должного отпора со стороны подавляющего большинства сотрудников отделения экономики РАН. Если взять руководящий состав отделения, то он просто в одночасье перешёл с позиций ортодоксального марксизма на позиции новой догматики. В этом невозможно усмотреть иных мотивов, кроме чистой корысти. Это приспособление к идеологии компрадорского правящего класса страны. О разложении Академии наук говорит и резко возросшая непрозрачность финансовой деятельности институтов РАН. Например, большая часть помещений институтов и их территории сдаётся в аренду под офисы фирм. Однако трудовые коллективы не имеют никакого представления о величине и использовании получаемых в результате немалых денежных сумм. Скромные здания академических институтов всё чаще затеняются небоскребами элитного жилья, растущими рядом на участках институтов как грибы после дождя. Кто и на каких условиях разрешил подобную точечную застройку, сотрудникам РАН неизвестно.
Ещё одним важным признаком гниения академии изнутри является деградация такого института, как аспирантура. Она существует, в значительной мере, формально. Практически не организуются занятия с молодыми исследователями даже по специальности. Научное руководство чаще всего осуществляется тоже формально. Руководитель почитает диссертацию, только когда она уже самостоятельно написана аспирантом, а то и перепоручит это своему подчинённому. Уровень представляемых к защите работ катастрофически снижается. Всё большая часть аспирантов просто отсиживается в институтах от армии. Между тем эффективная аспирантура — это решающее условие преемственности научных кадров и комплектования институтов. Явный дефицит внимания к подготовке молодых учёных говорит об отсутствии заботы о собственном завтрашнем дне уже со стороны самой Академии наук.
Но и рядовые сотрудники РАН тоже не безгрешны. В частных беседах по душам большинство сотрудников отделения экономики осуждают сложившийся в стране экономический строй и проводимую экономическую политику, отвергают неолиберальную идеологию. Однако когда дело доходит до научных публикаций, то выводы сразу «округляются», появляется классическое «с одной стороны, с другой стороны», и позиция формулируется в целом в рамках господствующей идеологии. Темы научных работ формулируются так, чтобы вписаться в интересы правящего класса, т.е. исходя из интересов личного благополучия, а не научной истины. Чего стоит одна только реакция научного сообщества на поставленную руководством страны задачу модернизации и инноваций!..
На заре рыночных реформ считалось, что переход к капитализму автоматически обеспечит модернизацию экономики, т.к. частный собственник сможет получать прибыль, только если будет хорошо заботиться о производстве. Конкуренция заставит его держать руку на пульсе технического прогресса. Теперь страна с изумлением слышит, что модернизация ещё даже не начиналась. В ожидании автоматического «экономического чуда» наше население последовательно пережило либерализацию цен, приватизацию, ограничительную денежную политику, наконец, нашествие «пирамидостроителей». Какое же право имеет власть после всего этого как ни в чём не бывало ставить проблему инноваций? Сама постановка подобной задачи является негласным признанием со стороны руководства страны провала всего прежнего курса экономических реформ и банкротства сложившегося общественно-экономического строя. Казалось бы, фундаментальная наука должна встать в оппозицию новой кампании, когда декларации модернизации перечёркиваются продолжением неолиберальной экономической политики. Но нет — стоило дать команду и, как говорится, пошла писать губерния. Буквально мешает работать обилие конференций, симпозиумов, презентаций, обсуждений и семинаров всё на одну тему — инновация да модернизация. Проблемы ставятся, как правило, в чисто технической плоскости. Между тем нет проблемы модернизации, взятой самой по себе. Есть проблема реакционного общественного строя, паразитических имущих классов и соответствующей их интересам неэффективной экономической политики.
Неолиберализм с его идеологической догмой свободного рынка прикрывает эксплуатацию периферии мировой экономики её центром. Таким образом, это направление экономической мысли отражает интересы западной правящей элиты, которые представляются отечественной общественности как единственно существующее мнение мировой науки. К сожалению, Россия всё более становится органической частью мировой периферии Запада. Об этом свидетельствует и сырьевая ориентация нашей экономики, и непрерывный вывоз капитала за рубеж, и доминирование спекулятивного капитала в иностранных инвестициях, и неизменно неолиберальный курс экономической политики нашего правительства. Готовность капитанов нашего крупного бизнеса в любой момент уехать на Запад, где многие из них уже располагают солидной недвижимостью, куда они уже вывезли свои семьи и где зачастую уже живут сами, говорит об их чисто компрадорской природе. Включая свою страну в систему мировой эксплуатации со стороны центра, подобный правящий класс не нуждается в собственной экономической науке. Ему необходима неолиберальная идеология, изображающая мировой рынок как сообщество равноправных конкурентов. Под этим прикрытием можно покупать входной билет на Запад эксплуатацией своего населения. Эту важнейшую для наших правящих классов функцию выполняет неолиберализм.
По этой же причине ему всеми силами должна противостоять отечественная экономическая наука. В этом её долг и лежащая на ней историческая ответственность.
Комментарий
[1] В данном случае автор, видимо, поторопился и не перечитал написанное. Р. Дзарасов, как человек, получивший вполне качественное советское образование, наверняка знает, что истории известны не только классовые, но и доклассовые общества. Вероятно, он не заметил свою ошибку потому, что писал об экономической науке, а в доклассовых обществах, разумеется, никакой экономической науки не было.
Опубликовано в газете «Слово» 14 октября 2011.
Комментарий Александра Тарасова.
Руслан Солтанович Дзарасов (р. 1963) — российский экономист-марксист. Сын известного советского экономиста и одного из основателей Социал-демократической партии России (СДПР) профессора С.С. Дзарасова.
Выпускник экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (1985). Доктор экономических наук (защитил диссертацию на тему «Механизм накопления капитала и инвестиционные стратегии российских корпораций», МГУ, 2010), PhD (защитил диссертацию на тему «Инсайдерский контроль и инвестиционное поведение российских корпораций», Стаффордширский университет, Великобритания, 2008). Преподавал в школе (в Северной Осетии), в Институте молодежи и в МГУ. С 2001 года работает в Центральном экономико-математическом институте РАН (ЦЭМИ РАН), старший, затем ведущий научный сотрудник.
Автор книг «Пятидневная война на Кавказе. События и размышления» (М., 2009), «Загадка российского капитализма. Постсоветская экономика в мировой системе» (The Conundrum of Russian Capitalism. The Post-Soviet Economy in the World System. L., 2013). Соавтор книги «Крупный бизнес и накопление капитала в современной России» (М., 2005).
