Константин Иванов

Пропаганда и пропаганда

Ответ А. Желенину

Никогда бы не стал отвечать на тексты вроде «Средний класс и пропаганда» Александра Желенина, если бы за ним не просматривалась мощная стена неграмотности и теоретического убожества, свойственная целым группам отечественных левых. Частные глупости — личное дело каждого, но поскольку «идеи», подобные высказанным А. Желениным, можно встретить не только у него, и мы имеем уже почти общественный феномен, надо с этим разобраться.

Удивляет уже то, что такую вот статейку взялся публиковать сайт «Рабкор» — вроде как известный в России левый ресурс. Публикация здесь предполагает, что текст прочтут сотни и, возможно, даже тысячи людей. Его будут обсуждать, может даже он окажет какое-то влияние на те или иные группы. Зачем, спрашивается, было публиковать текст, наполовину состоящий из банальностей, а на другую половину — из глупостей? Зачем вводить людей в заблуждение? Зачем, в конце концов, предоставлять место для откровенно буржуазной по своей сути пропаганды?

Статью условно можно разделить на две части. Первую часть статьи Желенин посвятил своему пониманию теории идеологии или, как он её называет, «манипуляции сознанием». Странно читать на популярном левом сайте такие экзерсисы в духе «Как я понял Маркса».

Желенин начинает издалека:

Как известно, человеческая память избирательна. Считается, что большинство людей на уровне подсознания запоминают прежде всего какие-то положительные моменты как своей, так и общественной жизни. Однако эта особенность сознания отдельного индивидуума периодически вступает в противоречие с теми задачами, которые ставит перед собой правящий класс того или иного общества. Правящий класс любого более менее развитого общества всегда нуждался в подданных, которые бы принимали существующую действительность если не как благо, то хотя бы как естественное состояние общества.

Как известно, начинать статью с полной ахинеи — нехорошо. Скажем, где здесь логическая связь? Начинает Желенин с памяти, потом переходит к уровню подсознания, а заканчивает уже «особенностью сознания отдельного индивидуума». Допустим, автор никаких книг по психологии не читал и различий между всеми этими понятиями не знает, но логики-то все равно нет. Каким, спрашивается, образом тот факт, что в память людей попадают «какие-то положительные моменты как своей, так и общественной жизни», вступает в противоречие с некими («теми») задачами правящего класса и, более того, с потребностью правящего класса в лояльных подданных? Вот я, предположим, помню из детства вкус мороженного и первую любовь. Это, на мой взгляд, положительные моменты моей жизни. Как эти воспоминания вступают в противоречие с какими угодно задачами, которые ставит перед собой правящий класс моего общества? Никак! Правящему классу на это наплевать. Как эти воспоминания мешают мне воспринимать действительность «если не как благо, то хотя бы как естественное состояние общества»? Тоже никак. В общем, начали «за упокой».

Экскурс в историю «манипуляции сознанием» продолжается:

Одним из древнейших инструментов манипуляции сознания является религия. На служителей культа еще во времена египетских фараонов возлагалась негласная обязанность по воздействию на души и, главное, на сознание граждан. Двадцатый век с его кино, радио и телевидением создал невиданные до того технические возможности по манипуляции общественным сознанием, а стало быть и индивидуальным сознанием большинства людей.

Вот это сила исторического обобщения! От религии времен египетских фараонов сразу к двадцатому веку с его кино, радио и телевидением. Тут же закралось очередное психологическое открытие — Желенин постулирует существование души, которая одновременно не есть сознание. Материализм, однако! Душа, правда, была присуща, видимо, только древним египтянам, поскольку далее она напрочь пропадает из статьи. А жаль, хотелось бы побольше узнать об этой таинственной субстанции.

Стремительное промышленное развитие в конце XIX — начале XX века ставило перед многими государствами задачу развития науки и массового образования. Развитие позитивной науки, техники и образования, в свою очередь, неизбежно сокращало возможности религии держать под контролем умы миллионов людей. В то же время достижения науки и образования XX века создали и новые технические возможности по манипулированию мозгами — речь, прежде всего, о радио и телевидении.

Тут почему-то смешался кризис религиозного мировоззрения, вызванный достижениями науки и образования (то есть мировоззренческий слом), и возникновение новых технических средств коммуникации (радио и телевидение). Желенин же пишет так, будто это явления одного порядка. Вести религиозную пропаганду можно, в общем-то, и через телевизор. Наконец, представлять себе, как выглядит «манипулирование мозгами» (фильм ужасов какой-то!), читателю не рекомендуется. Особенно во время еды и перед сном.

Автор тем временем уже покончил с Древним Египтом и промышленной революцией и подобрался к истории нашей Родины.

Обработка общественного сознания в СССР 20—50-х годов более-менее соответствовала уровню развития общества в значительной мере еще очень традиционного, патриархального, полуаграрного-полуиндустриального. Открытая и прямая пропаганда в стиле «Мы — строим коммунизм!» массами воспринималась вполне естественно, поскольку исходила от власти, а власть и все, что с ней связанно, в таком общества сакрально.

Удивительное дело — традиционное, патриархальное, «полуаграрно-полуиндустриальное» советское общество воспринимало «открытую и прямую» пропаганду «Мы — строим коммунизм!», а потом вдруг развилось и перестало. Как-то подозрительно для левого сайта такое публиковать. Что же это получается — верить в построение коммунизма может только традиционное, патриархальное общество? Да и то только в случае, если это декларируется «сакральной» властью. Вся сложность послереволюционной ситуации сводится здесь ко все той же абстрактной «манипуляции сознанием». А «сакральная» власть в 20-е, которая состояла из большевиков и революционной интеллигенции, то есть элиты элит Российской империи, она в коммунизм не верила? Так, чисто «мозгами манипулировала»? Или большевики тоже были «традиционные» и «патриархальные»?

А как ещё надо было пропагандировать идею строительства коммунизма, если не «открыто и прямо»? Наверное, на ушко рассказывать? Или, может быть, ребусами... А что значит: пропаганда воспринималась «естественно»? Важно — была эффективна или не была. Просто «естественно» ничего не значит. Вот многие офицеры императорской армии после Октября воспринимали такую пропаганду «вполне естественно» — брали оружие и шли воевать со всеми, кто такие лозунги разделял.

«Открытия» господина Желенина продолжаются, и когда он переходит к более близкому историческому периоду:

Однако благодаря государственной политике массированного развития образования и культуры в целом (что не могло не сказаться и на подъеме политической культуры, а значит и на формировании совсем других запросов к власти) в 60—80-е годы уровень официальной пропаганды, остававшийся прежним, уже не мог удовлетворить активную часть общества. При первых же признаках либерализации советской системы при Горбачеве общество предъявило свой запрос власти. В том числе, и на другой уровень общения. В конце 80-х старый стиль манипуляции сознанием граждан не вызывал ничего кроме отторжения и был выброшен на свалку.

Попробуем вникнуть в этот пассаж. Старая советская пропаганда не могла «удовлетворить» общество. Общество было умное, современное, а государство этого не учло. Манипулировало как-то по старому, традиционно-патриархально. А народ стал уже не патриархальный, не традиционный, а как мы уже выяснили, по Желенину, такой народ в строительство коммунизма верить не может. Вот и рухнул СССР. Пропаганда была «не та»...

Такое понимание истории — типичный идеализм. Притом очень примитивный. Да ещё и совершенно неадекватный самым базовым историческим фактам. Кто там во что верил — это вопрос (и достаточно сложный) для социальной истории. Но в целом можно сказать, что все не так просто, как утверждает Желенин, и «общество» единого мнения по поводу строительства коммунизма не имело[4]. Прошу прощения, но даже А. Чубайс, согласно многочисленным своим интервью, в коммунизм верил аж до 1989 года. Потом, видимо, «поумнел».

И ещё. Где это, скажите, господин Желенин, вы наблюдали рост политической культуры в 60—80-е годы? Особенно по сравнению с 20-ми. То, что значительная часть советских интеллектуалов перешла от своего примитивного псевдомарксизма к примитивному неолиберализму — это, простите, не развитие! Это деградация. То, что население не смогло ничего этим интеллектуалам противопоставить, а просто с ними согласилось — тоже ростом политической культуры никак не назовешь. Да и сам Желенин не высокого мнения об этом развитии, ведь всё, чего, с его точки зрения, потребовало общество — это новые стандарты «манипуляции». Что же оно не потребовало истины, отказа от «манипуляции»?

Видимо, общество какое-то «не такое». Потому что далее следуют душераздирающие истории о прямо-таки массовом помешательстве в постсоветский период. «Активная часть общества», только что, отбросив надоевшее «Мы — строим коммунизм!», вдруг купилась на убогую буржуазную пропаганду. И верила ей до конца, иногда в прямом смысле — до смерти... голодной. Желенин приводит примеры из повседневной жизни. Гайдар сделал интеллигенцию нищей, а она продолжала его поддерживать. В «новой России» люди потеряли почти всё, но «совок» ругали сильнее прежнего. Бытие, видимо, не всегда определяет сознание, сетует наш автор. Ведь сила телевизионной пропаганды оказалась сильнее «общественного бытия». Это толкает Желенина на размышления над прикладными вопросами онтологии:

С другой стороны, телевизор — это ведь тоже бытие, которое формирует сознание человека, но левых до него (во всяком случае массово) не допускают. Соответственно, в головы многих левых неизбежно заползало подозрение, что формулы старых материалистов типа «бытие определяет сознание» уже не столь актуальны в век господства электронных СМИ, умело управляемых крупным капиталом и подконтрольным ему государством.

Вы правы, господин Желенин: телевизор — это, несомненно, бытие. Даже то, что он показывает — бытие. Отрицать онтологический статус телевизора можно с позиций каких угодно, кроме марксистских. Более того, телевизор как инструмент пропаганды — это бытие общественное. Не знаю, что нагнало на «многих левых» такую суровую печаль по этому поводу.

К концу первой части Желенин переходит к уже совсем недавним событиям, констатируя, что и ресурс постсоветской пропаганды, изначально столь успешной и тотальной, уже на исходе.

После этого обзора роли идеологии в мировой истории начинается вторая часть. Если в центре внимания первой части была всесильная пропаганда и «манипуляция», то во второй на сцену выходит другой персонаж исторической драмы Александра Желенина — «средний класс».

Общий пафос этой части следующий. Автор считает, что в России-де существует массовый «средний класс», который-де революционизировался. Это произошло потому, что живется «среднему классу» трудно: то с работы выгонят, то кредит заставят отдавать. Его «классовое» сознание в таких вот «нечеловеческих» условиях растет как на дрожжах. И должно оно дорасти, намекает наш «марксист», до некой антибуржуазности. Но обо всем по порядку.

Начнем с «классового анализа» в исполнении А. Желенина. Он пишет:

Вопреки информации, которую регулярно озвучивает Путин, по данным Росстата, за первое полугодие 2011 года бедные в России составляют 53,2% населения, то есть абсолютное большинство граждан — это те, кто получает до 15 тыс. руб. (500 дол.).

Сразу удивительная путаница. Это не бедные, а нищие. Людям с таким достатком едва хватает на еду и коммунальные услуги. Со всем остальным у них должны быть огромные проблемы. Желенин здесь довольно странно обошелся со статистикой — он объединил и людей, которые живут на доход меньше прожиточного минимума, то есть официальных нищих (около 20 миллионов наших сограждан), и людей, которые формально нищими не являются. Но любому человеку понятно, что прожиточный минимум у нас занижен (на 2010 год это около пяти с половиной тысяч рублей), а его фактический уровень многие эксперты оценивают в три официальных прожиточных минимума. То есть, как раз те, кто имеет достаток выше 15 тыс. рублей, только и начинают выходить из положения фактической нищеты (а не бедности, как думает Желенин). Все, кто имеет доход ниже этой суммы, — нищие. Так действительно живет большинство наших соотечественников, за что спасибо известно кому. Но это никакие не «бедные», а именно нищие. Дальше, правда, понятно, зачем автор так приукрасил российский социальный пейзаж.

35,5% граждан — те, кто получает от 15 тыс. руб. до 35 тыс. руб., то есть от 500 до 1500 дол. в месяц — можно отнести к нижнему слою российского среднего класса.

Оказывается, сразу за желенинскими «бедными» следует «средний класс», тоже, правда, желенинский... В действительности же этих людей нельзя отнести к «среднему классу». Это не «средний класс», а собственно бедные. Если на кого-то свалилось такое огромное счастье, как возможность не голодать, то это еще не делает его «средним классом». На каких основаниях Желенин думает иначе — большой вопрос.

Еще 7,3% населения получают, по данным того же Росстата, от 35 тыс. руб. до 50 тыс. руб. Эту категорию условно можно отнести к среднему слою российского среднего класса.

Опять же — нельзя отнести. Это не средний класс, это тоже бедные. Они сами могут думать о себе все, что угодно, называть себя как угодно — «креативный класс», «успешные люди», «обеспеченные горожане», но к реальности это отношения не имеет. Этому слою, конечно, особенно приятно рефлексировать над своими «выдающимися» экономическими достижениями в условиях тотальной нищеты и разрухи, которая царит в России. Но дело любого серьезного человека, и уж тем более марксиста, напоминать и им, что, в общем-то, радоваться нечему — по всем критериям (о которых ниже) и они беднота.

Таким образом, большая часть собственно среднего класса в России, то есть те, кто получает от 15 тыс. руб. до 50 тыс. руб. в месяц на одного человека (примерно от 500 дол. до 1600 дол. по текущему курсу) составляет около 43% экономически активного населения.

Вот во ВШЭ-то обрадуются. Они считали, считали, а всего около 30 % получалось, а тут «марксисты» посчитали и выходит, мамочка-мама, 43 %! На самом деле, как уже было сказано, люди с названным уровнем дохода, — это типичные бедные, а их самосознание как «среднего класса» должно интересовать нас не больше, чем мысли дедушки «Наполеона» из ближайшей психбольницы.

Но чем же приглянулся этот «средний класс» автору статьи? А тем, что жить этому классу тяжело, на каждом шагу нависает угроза провалиться в «социальную яму». Его положение отличается «шаткостью», потому что у него нет собственности: «Шаткость положения среднего класса XXI века объясняется еще и тем, что он — и это мировая тенденция — в отличие от среднего класса XVIII-XIX и начала XX века, состоит не из собственников, а в основном из наемных работников». Вот бы ещё доказать, что в XVIII веке был «средний класс» в современном понимании, но раз уж тут «мировая тенденция», то, видимо, доказывать ничего не надо.

Вскрыв классовую сущность «нового среднего класса» как наемного работника, наш «марксист» тут же называет его «пролетарием». Это ведь каждому комсомольцу известно: ходишь на работу — ты «пролетарий». Ну а дальше мы и сами можем домыслить: рост классового сознания, самоорганизация, партия нового типа, классовый авангард, революция, «почта, телефон, телеграф»...

В чем же причина той необузданной революционности, которую увидел в «среднем классе» Желенин? Причины две. Первая — описанная «пролетаризация». Ведь страшно же быть «пролетарием». Конечно, страшно! Явно и наш автор боится, вон как сострадательно пишет: «Из преуспевающего специалиста или менеджера средней руки любой человек в любой момент может превратиться в лузера и даже бомжа». Никому такого не пожелаешь, согласен с господином Желениным. Только вот что ж делать-то с теми 53,2 %, которые уже так живут? Почему за них господин Желенин не замолвил словечко? А потому, что у тех, по мнению нашего «марксиста», нет времени и материальных возможностей пользоваться Интернетом, а это для Желенина — вторая причина революционности «среднего класса». Поскольку «средний класс» пользуется Интернетом, то на него совсем не действует пропаганда господствующих классов (вот чего не хватало в Древнем Египте!). Он заходит в Интернет и видит всю суровую социальную реальность, все классовые противоречия, весь ужас жизни при компрадорском капитализме. Сжимается пружина классовой ненависти, просчитались буржуазные эксперты, уже хватается за лопату новый могильщик буржуазии:

Сегодня, после митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова, можно констатировать, что тот новый российский средний класс, о котором мы говорили выше, вопреки надеждам буржуазных политиков и экспертов как либерального, так и патриотического толка, не стал опорой правящего класса. В том числе и потому, что выяснилось: возможности манипуляции правящим классом общественным сознанием ограничены. И в силу технических причин — широкое распространение интернета, и в силу причин социально-экономических — неустойчивость положения среднего класса и его пролетаризация.

Осталось только дождаться, когда «средний класс» найдет в Интернете статью А. Желенина «Средний класс и пропаганда» и осознает свою историческую судьбу. Тогда, надо полагать, и «царство свободы» замаячит на горизонте. Ведь, как пишет автор: «Этот новый пролетаризированный средний класс еще не осознал своих истинных экономических и политических интересов. Он все еще пользуется буржуазной риторикой и буржуазным понятийным аппаратом, однако следующий шаг в его развитии, когда он осознает свои классовые интересы, — не за горами».

Ну, а пока господин Желенин ждет, попробую кратко объяснить читателю, что же такое «средний класс», «классовые интересы», «классовое» и «ложное сознание», «пролетаризация», и собственно «пропаганда».

Во-первых, то, что написал господин Желенин, — это не марксистский классовый анализ, а самая что ни на есть буржуазная социальная стратификация. При этом осмысленная предельно неграмотно.

Начнем с того, что верить Росстату можно, но осторожно. Как раз потому что публикуемая статистика — важнейший элемент пропаганды, от которой якобы так свободен наш автор и его «средний класс». Эта статистика выпускается для того, чтобы потом ею оправдывать антинародную социальную политику: мол, вот как мы старались, всего-то 15 % населения живет в нищете, ещё 50 % вполне прилично, а остальные уже и вовсе — «средний класс». Занижение реального прожиточного минимума в три раза — это не пропаганда? Совсем же неприятно для Желенина то, что Росстат куда левее, чем он, потому что в оригинальном отчете Росстата «средними слоями» называются как раз только те 7,3 %, которые получают от 35 до 50 тыс. руб.

Далее. Нельзя записывать в «средний класс» кого угодно. Это хоть и понятие буржуазной социальной стратификации, но оно отнюдь не «пустое означающее», за ним стоит определенный смысл. То есть, хотя это понятие и совершенно неадекватно с точки зрения серьезной социальной науки, оно тем не менее указывает на определенную социальную реальность, которая существует.

Собственно, сам термин «средний класс» был введен в европейские языки очень давно, в XVII веке. Различие в понимании класса, которое сегодня существует между буржуазными теориями социальной стратификации и марксизмом, имеет также глубокие исторические корни. Почти одновременно (в конце XVIII) века оформляются две традиции, два «классовых словаря» (vocabulary of class), как их называл Реймонд Уильямс[5]. В одной традиции общество делится на «низший», «средний» и «высший» классы (и их разные модификации), по уровню доходов или просто из некого представления о «положении в обществе». Представители же другой традиции исходили из функциональных качеств (роли в обществе) различных социальных групп и разделяли общество поначалу на «производящие» и «непроизводящие» классы[6]. Это понимание класса было сразу политически окрашено, поскольку в нем ясно прослеживался антиаристократический пафос («непроизводящий» класс более или менее совпадал с феодальной верхушкой). Ко второй традиции восходит, скажем, понятие «рабочий класс», которое стало развитием, сужением понятия «производящего» класса. К этой же традиции восходит и марксизм, в котором группы людей делятся на классы по отношению к средствам производства. Эти два подхода, как нетрудно догадаться, нельзя примирить, потому что основные критерии оценки в них совершенно разные. Поэтому пользоваться понятиями марксизма и буржуазной социальной стратификации, некритически смешивая всё в одну кучу, — путь совершенно тупиковый, что и продемонстрировал А. Желенин. С более же строгих марксистских позиций терминологическое творчество вроде «пролетаризирующийся средний класс» — и вовсе каламбур.

Изначально в XVIII веке словосочетание «средний класс» обозначало просто наличие не очень бедных и не очень богатых людей, само же слово «класс» было легко заменимо более старыми словами (сословие, ранг и другие). «Средний класс» в его нынешнем значении появился гораздо позже, и был уже вполне специфическим социальным феноменом. Его нельзя просто путать со средними слоями. Средние слои есть в любом обществе, также как у любого отрезка есть середина. Что именно в этой середине находится, может различаться в разных обществах, где-то будет доход в 500 долларов, а где-то и в 50. «Средний класс» же это именно определенный уровень благосостояния, определенный уровень доходов, наличия определенных благ, доступа к определенным социальным возможностям и т. д. Этот социальный феномен изначально появился в США после Второй мировой войны в результате мощной государственной программы по перераспределению доходов (налоги для богатых в конце 30-х составляли до 80 %) в пользу менее обеспеченных слоев. Некоторые историки экономики называют это «великим сжатием» (the great compression), имея в виду сжатие имущественного разрыва[7]. Похожие подходы к налогообложению в других странах капиталистического «центра» привели к сопоставимым результатам, создав широко распространенное представление о Западе как об обществе «среднего класса». В результате этих процессов широким слоям была дана возможность приобщиться к достаточно высокому уровню жизни, который многие из них уже воспринимают как «нормальный» и единственно возможный. Так вот, ни по каким западным стандартам (а стандарты эти западные, потому что «средний класс» сформировался именно в странах капиталистического «центра») «среднего класса» в России нет. Рассчитывать же наличие «среднего класса» по каким-то другим стандартам значит заниматься заведомой профанацией (над чем, насколько мне известно, во ВШЭ трудится целое подразделение, выдумывающее все новые методики для того, чтобы «наловить» побольше «среднего класса» в нищем российским обществе).

Нижняя граница дохода домохозяйства (в качестве «идеального типа» чаще всего рассматривается домохозяйство с двумя родителями и двумя детьми) для «низшего среднего класса» в США, например, традиционно определяется где-то в районе 30 тыс. долларов в год. То есть даже те, кто в России получает от 50 тыс. рублей в месяц (предположим, что в семье оба родителя зарабатывают такие деньги) едва переходят этот рубеж. При этом надо понимать, что это уровень самого низкого отряда «среднего класса». «Настоящий» же «средний класс» заметно богаче. То есть получается, что даже самые верхние слои желенинского «среднего класса» в России — это, с точки зрения американского «среднего класса», какие-то забавные выскочки, которые только-только подняли голову из полнейшей бедности, а уже заявляют, что они прямо-таки «свои люди». Возьмем другой пример страны с реальным «средним классом», Франции. Там установлена минимальная зарплата (SMIC), которая одним своим видом должна вызывать жгучие слезы у желенинского «среднего класса». На сегодняшний день это чуть меньше 1400 евро (около 56 тыс. рублей). То есть минимальная месячная зарплата, она же граница бедности, во Франции выше, чем столь желанный потолок желенинского «среднего слоя среднего класса». На всякий случай разъясним, что такую зарплату получают люди без квалификации, без каких-либо навыков, возможно, даже без знания французского языка, то есть абсолютные социальные низы. Ну что, как тебе, уважаемый отечественный «средний класс», осознание того, что тебе платят как марсельской уборщице? И то, такой доход имеет всего 7,3 % населения. Это при том, что во Франции работают 35 часов в неделю, а не 40, как у нас. Грустно, да? Я уже вижу, как ты собираешься на баррикады...

Можно спросить, с какого уровня доходов начинается реальный «средний класс»? По распространенным оценкам, «средний класс» в западном понимании начинается с дохода в 3500 долларов в месяц у одного из членов семьи, то есть от 40-50 тыс. долларов в год на домохозяйство. Верхняя граница хуже определена, но редко кто выводит её за 200 тыс. долларов в год. Доход этот должен быть достаточно устойчивым, позволяющим не беспокоиться о завтрашнем дне. К важнейшим атрибутам «среднего класса» относятся наличие большой квартиры или дома в пригороде. Наличие сбережений — другой необходимый атрибут «среднего класса». Этих сбережений должно хватать на образование детей (негласно, высшее образование является обязательным условием для вхождения в «средний класс»), а также на лечение, в том числе дорогостоящее. Предполагается, что уровень доходов позволяет представителям «среднего класса» культурно развиваться, отдыхать, путешествовать. Люди с такими доходами в России, безусловно, есть, но они обычно считают себя совершенными небожителями и ни в какой «средний класс» быть записаны не хотят[8].

Я взял именно простые денежные оценки из-за их наглядности. В теории социальной стратификации есть и другие способы рассчитывать принадлежность к тем или иным «классам». Так, представителями «среднего класса» некоторые называют тех, кто тратит на товары первой необходимости меньше половины своих доходов. С этой точки зрения, к сожалению, в России «среднего класса» все равно сильно не прибавляется. Если рассчитывать доходы на стандартное домохозяйство, состоящее из обоих родителей и двух детей, то даже просто четыре реальных прожиточных минимума (не считая стоимости аренды жилья или выплат по ипотеке и кредитам) составят около 60 тыс. рублей. Если это половина, то целое должно составлять 120 тыс. рублей в месяц. Много людей с таким достатком в России?

Мне также могут возразить, что простое сравнение уровня дохода в денежном выражении неправомерно, что в России все-таки есть «средний класс», только оценивается он по-другому. Что имея даже меньший доход, чем его западный «товарищ», представитель «среднего класса» в России все равно может состояться как таковой. Это странная логика, потому что известно, что даже на товары первой необходимости цены в России выше, чем в странах Запада. Другими словами, имея в России меньший доход, человек тратит больше средств на основную массу товаров. Продукты питания, например, в массе своей отнюдь не дешевле, чем в странах «первого мира». К тому же качество продуктов далеко не всегда сопоставимо. Цены на статусные товары «среднего класса» (бытовая техника, электроника и т.д.) тоже в России повсеместно выше, чем на Западе, притом часто на десятки процентов, а то и в разы. Скажем, компьютеры, планшеты, смартфоны и прочие «гаджеты» обычно на 30-40 % дороже, чем в США, и на чуть меньший процент дороже, чем в Западной Европе. Жилье в России является одним из самых недоступных в мире. Так, на 2010 год средняя стоимость квартиры в Москве составляла больше 300 тыс. евро — при средней зарплате около 11 тыс. В США средняя стоимость квартиры — примерно 95 тыс. евро, и это при средней зарплате в три раза выше московской. В Западной Европе дела обстоят примерно так же[9]. Наконец, стоимость самих денег в России, ввиду отсутствия суверенной денежной политики, намного выше, чем на Западе. Приведем пример из сферы близкой каждому представителю «нового среднего класса». А именно, тот самый ипотечный кредит, который массово брал «новый средний класс» в «тучные годы». В России он имеет процентную ставку в 3-10 раз выше, чем в странах Западной Европы. Переплата по таким кредитам у нас составляет до 150 %, в отличие от 14 % в Дании, 17 % в Швеции, 39 % в Германии[10]. Это фактически превращает ипотеку в кабалу, а кредитуемого — в закупа, не говоря уже о том, что фактический уровень жилищных условий (метраж, качество материалов, инфраструктура), который может позволить себе «новый средний класс» при такой процентной ставке, не идет ни в какое сравнение с уровнем стран «первого мира». Следовательно, неясно, чем подкреплено мнение о каком-то особом характере расходов нашего «среднего класса» в отличие от зарубежного — почти за всё ему приходится платить больше, а доход у него существенно меньше.

Такое мнение, однако, крайне распространено. Что также, видимо, свидетельствует об успешности господствующей пропаганды, или об отсутствии реального опыта «среднего класса». Многие думают, скажем, что обладание личным транспортом или купленной в кредит небольшой квартирой уже делает человека представителем чего-то «среднего», что он уже не «бедный», что он даже может собой гордиться. Как будто у западных бедняков нет жилья, машин и «гаджетов»! Такое понимание сильно искажает в массовом сознании общепринятые в социологии термины. Можно констатировать, что за последние 20 лет, ввиду известных общественных процессов, в массовом сознании произошла подмена понятий нищеты и бедности. В этом сдвиге сознания прослеживается та гигантская социальная катастрофа, которая произошла в России при капитализме. Бедные думают, что они «средний класс», а нищие, что они просто бедные. Именно распространенность этого мнения делает возможными опусы вроде «Средний класс и пропаганда».

Короче говоря, по западным стандартам «среднего класса» в России нет. А если люди с таким достатком и есть, то они входят в верхние слои российского общества, а значит их социальная функция, ценности и поведение совершенно другие. Те же, о ком пишет Желенин, — это городская беднота, которая, как и положено бедноте, полностью распропагандирована господствующим классом, обладает тотально «ложным сознанием» (грубо говоря, думает о себе лучше, чем есть на самом деле), полностью вмененными ценностями. Именно господствующему классу выгодно отделить нищих от бедных, подбросив последним каких-нибудь «побрякушек» вроде смартфонов, дешевого туризма и прочих «радостей жизни». Притом выгодно это не только российскому правящему классу. Продвижение идеи о том, что «новым средним классом» являются все, у кого есть пара лишних долларов, исходит как раз из институций вроде МВФ и ему подобных. Намного спокойней ведь, когда беднота по всему миру думает, что она «средний класс» и копит деньги на очередную «побрякушку», чем когда эта беднота борется за адекватные стандарты жизни, образования, здравоохранения, за всестороннее развитие своих стран. Наша беднота, к сожалению, не стала исключением. Именно поэтому она — политически обречена. Вот этот простой факт и будет демонстрировать ей история, только этот «новый шаг» в росте её классового сознания и находится «не за горами».

Во-вторых, никакой «пролетаризации» среди отечественного «среднего класса» не наблюдается. По крайней мере, нет такого общественного явления. По крайней мере, пока. Пролетаризация в более или менее строгом марксистском смысле — это не когда кого-то могут уволить, или он может превратиться в «даже бомжа». Это что-то посерьезнее и пострашнее. Это формирование слоя, в основном занятого в промышленности, который лишен всяческой собственности и вынужден продавать свою рабочую силу за деньги, на которые a priori нельзя удовлетворить ничего, кроме самых базовых потребностей. Пролетариат — это, как писал Маркс, «разложение общества», «полная утрата человека» и т. д. Проще говоря (а наши желенины сложные идеи, судя по всему, понимать не в состоянии), пролетариат — это рабочая нищета. Если господин Желенин хочет познакомиться с образами реального пролетариата, пусть почитает «Письма из Вупперталя» Энгельса или посмотрит соответствующие фотографии Якоба Рииса. Если нужны примеры из нашего времени, то советую ему посмотреть известный фильм «Голубой Китай» («China Blue»). Пока чего-нибудь подобного, изображенному в этих произведениях, господин Желенин на улицах российских городов не увидит, о пролетариате ему стоит помалкивать.

В-третьих, совершенно непонятно, откуда наш автор берет, что «новому среднему классу» глубоко присущи какие-то иные классовые интересы, кроме буржуазных. Точнее, понятно откуда — из трудов Б. Кагарлицкого и его последователей[11]. Труды эти должны были осмыслить так называемое движение «антиглобалистов», которое, как мы знаем, никуда не пришло и ничем великим не запомнилось. Никакого реального «восстания среднего класса» не происходит. Его же ближайшие родственники, вроде «Occupy Wall Street», так и вовсе провальны по своему замыслу. Даже этот, надо сказать, и вправду стервенеющий «средний класс» никакой действительной революционности не проявляет. Вершина деятельности «оккупантов», как известно, это петиция к президенту Б. Обаме с требованием ввода нового налога на «1 %». Это что, радикальные требования? Делать же из событий в арабском мире «восстание среднего класса» — ещё большая глупость. Про наш «новый средний класс» я уже сказал.

Для Желенина и наших «марксистов» поясню, что «средний класс» на Западе — это мелкая буржуазия, пусть и основной её доход идет от наемного труда[12]. Этому «классу» в плане политических пристрастий свойственен в лучшем случае социал-демократизм, в худшем — консерватизм, а то и фашизм. Этот «класс» специально создавался в странах Запада, чтобы сделать рабочих бессильными изменить основы Системы, прийти к власти. На его существование из стран «периферии» постоянно выкачиваются огромные средства. В том числе и из России. И было бы странно, если бы этот «класс» вдруг требовал чего-то большего, чем милое его сердцу мелкобуржуазное бытие. Кстати, как раз ввиду названного выкачивания средств, никакого реального «среднего класса» у нас сложиться никогда не сможет — ресурсов недостаточно. И иметь на этот счет какие-то иллюзии просто стыдно. Тот же «новый средний класс» в России, о котором говорит Желенин, пока не проявляет никаких видимых подвижек в сторону социального прогресса. Что, в общем-то, понятно. Он ведь ещё помнит свою недавнюю нищету, а также видит нищету других (больше половины населения), и возвращаться в это состояние ему совсем не хочется. Лучше уж быть просто бедным и фантазировать о «среднем классе». Поэтому единственное, чего этот «класс» требует, это сделать все нужные изменения для того, чтобы все осталось по-прежнему («честные выборы» и прочий нонсенс). Какие-то подвижки могут произойти в будущем, но для этого нужны действительные перемены в уровне доходов и в общей социально-экономической ситуации. А этого что-то пока не наблюдается.

В-четвертых, никакой свободой от пропаганды желенинский «новый средний класс» не обладает. Собственно, вся его идентичность построена на самообмане, вызванном пропагандой правящего класса. Здесь мы имеем пример классической классовой гегемонии, хоть в учебник заноси. Эта гегемония настолько успешна, что даже «марксист» Желенин смог опубликовать на популярном левом сайте такую статью. А должен он был заняться непосредственным анализом ситуации, рассмотрением не абстрактных, сугубо количественных социальных стратификаций, а качественных характеристик названных классов и слоев, их общественного положения, их социальных функций, их культуры, их уровня политического сознания и организации, их отношения к средствам производства, в конце концов. Короче говоря, он должен был бы подойти к делу с «точки зрения тотальности», как это называл Дьёрдь Лукач. Выводы, правда, тогда получились бы совсем другие, но и пользы от такой работы было бы несравненно больше.

В-пятых, насколько те, кто вышел на Болотную и проспект Сахарова, представляют тот слой, который наш автор именует «новым средним классом» (а это, как мы выяснили, наиболее обеспеченная часть городской бедноты), — серьезный социологический вопрос. Представляется, что состав этих митингов был чрезвычайно разнообразным. Настолько, что движение уже с самого начала, то есть ещё до каких-либо реальных завоеваний, трещит по всем возможным швам — ведь трудно респектабельной либеральной богеме идти, например, в одном строю с нищей националистической молодежью или анархистами. Также можно предположить, что, учитывая серьезную разницу в уровне доходов в столице и в остальной России, представителей действительного «среднего класса» на этих митингах было довольно много. Но вот какое отношение они имеют к тем слоям, о которых пишет Желенин?

Наконец, как уже говорилось, автор статьи «Средний класс и пропаганда», помимо того, что оперирует понятиями западной социальной стратификации совершенно безграмотно, также не пытается отказаться от них, подвергнуть их критике, занять какую-то другую — более серьезную, марксистскую позицию. И это самый большой недостаток, который ставит автора в изначально зависимое от идеологического противника положение. Что при совершенной некомпетентности в обращении с теорией социальной стратификации делает все его скромные усилия совершенно бессмысленными.

Подытожим. Если отжать из текста всю «воду», то ничего, кроме штампов господствующей пропаганды, мы в ней и не найдем, начиная с самих базовых понятий («средний класс», «манипуляция сознанием»), которые используются в статье, и заканчивая общей либеральной политической логикой. Все остальное — это ничем не обоснованный, никак не аргументированный социальный оптимизм. Почему «средний класс» должен обрести какое-то антибуржуазное сознание? Каким образом он отбросит «буржуазный понятийный аппарат»? Какое отношение толпы мещан, выходящих на Болотную, имеют к левым идеям? Такое же, наверно, как «положительные моменты как своей, так и общественной жизни» к «тем задачам правящего класса»...

В «Среднем классе и пропаганде» отражается убогий теоретический уровень наших левых. Вместо классового анализа они занимаются социальной стратификацией. Вместо анализа конкретной ситуации — пересказами вчерашних буржуазных газет. В каждом митинге мерещится им «революция», в каждой площади — потенциальный «Тахрир», в каждой недовольной группе — «пролетариат».

Неудивительно, что усилия желенинского «нового среднего класса» закончились пока избранием Путина, а не «Тахриром». Напугать власть этот «класс» не смог и она вновь благополучно вытерла о него ноги. Сдается мне, что ещё немного — и этот «класс» вообще забудет о своих гигантских политических «свершениях», важным свойством которых является то, что они не существуют. Будет он и дальше сидеть в Интернете, возможно даже найдет кое-что про «манипуляцию сознанием» в Древнем Египте...

Тем же, кто не хочет руководствоваться в своей жизни и деятельности таким вот «классовым анализом», не хочет идти на поводу у господствующей пропаганды, не хочет обеспечивать массовку для реализации враждебных интересов — тем можно посоветовать только путь серьезного систематического самообразования, которое одно и сможет сделать человека интеллектуально свободным. Как и во времена Маркса, идеологии противостоит наука, а пропаганде — правда. Чтобы уметь воспринимать науку, и обладать иммунитетом к пропаганде, нужно подняться над тем катастрофически низким уровнем, который демонстрируют желенины и прочие наши «марксисты».

Январь — апрель 2012 года

[1] Кальк А., Сурчиканова И. Разговоры в пропутинской толпе (http://slon.ru/russia/razgovory_v_proputinskoy_tolpe-760000.xhtml).

[2] Райс К. Обещание городского среднего класса России (http://inosmi.ru/world/20120310/187789295.html).

[3] Желенин А. Средний класс и пропаганда (http://www.rabkor.ru/debate/12879.html).

[4] Проблематика отношения последнего советского поколения к строю, существовавшему в СССР, рассматривается в известной книге Алексея Юрчака: Yurchak A. Everything was forever, until it was no more: the last soviet generation. Princeton (NJ), 2006.

[5] Williams R. Keywords: a vocabulary of culture and society. N.Y., 1983. P. 62.

[6] Ibid. P. 63.

[7] Термин принадлежит историкам экономики Клаудии Голдин и Роберту Марго: Goldin C., Margo R. The great compression: the wage structure in the United States at mid-century // Quarterly journal of economics. 1992, № 1. P. 1-34. Экономист Пол Кругман популяризировал это понятие (http://krugman.blogs.nytimes.com/2007/09/18/introducing-this-blog/).

[8] Анализ показывает, что те слои, которые в России можно более или менее отнести к «среднему классу», в значительной степени представлены чиновниками и лицами напрямую обслуживающими правящий класс. См.: Щеглов А. Средний класс сформировали бюрократы: Мировым стандартам благополучного сословия соответствуют не более 7% россиян (http://www.ng.ru/economics/2008-04-25/5_middleclass.html).

[9] См.: Россия вошла в пятерку стран с самым недоступным жильем (http://realty.lenta.ru/news/2010/12/07/rating/). См. также рейтинг отношения цены на жилье к ВВП на душу населения: House Price to Income Ratio — Russia Compared to Continent (http://www.globalpropertyguide.com/Europe/Russia/price-gdp-per-cap).

[10] См.: Сравнение стоимости ипотеки в России и других странах (http://www.comon.ru/user/relgros/blog/post.aspx?index1=65146).

[11] Кагарлицкий Б.Ю. Восстание среднего класса. М.: 2003; Колташов В. «Средний класс» в России: материальное положение, сущность, сознание // Левая политика. № 1. С. 45-52. Статья Колташова вообще удивительна по своему содержанию, в ней есть такие высказывания об отечественном «среднем классе»: «Ребенок становится для семей «среднего класса» финансовой катастрофой», «Оплатить учебу дочери или сына в университете, имея доход на трех членов семьи в 2000 долларов в месяц, нереально». Только почему-то не объясняется, на каких основаниях люди с данным уровнем доходов относятся к «среднему классу».

[12] Мелкой буржуазией этих людей делает наличие мелкой собственности, которая однако не позволяет им жить непосредственно с капиталов. Эта собственность многообразна — от домов, квартир, банковских счетов и т.д., до образования и высокой профессиональной квалификации.

Константин Николаевич Ива́нов (р. 1985) — российский историк, специалист по вопросам социальной истории и социалистической теории.

В 2011 году вошел в состав коллектива «Сен-Жюст».