Александр Тарасов

КПРФ, эрзац социал-демократии

Препятствует ли КПРФ — в силу самого факта своего существования — возникновению в России нормальной социал-демократической партии?

Вопрос законный. И ответ на него достаточно очевиден. Препятствует.

Экономическая программа КПРФ ведь ни в коем случае не коммунистическая. Коммунисты должны выступать за ликвидацию частной собственности на средства производства, а КПРФ ничего такого не требует. Она выступает за смешанную экономику при сильном государственном секторе, за развитие и поощрение мелкого и среднего частного предпринимательства, за введение прогрессивного налога, за налог на пользование недрами и раздел природной ренты, за протекционизм, наконец. То есть перед нами обычная социал-демократическая (даже совсем не левая, а откровенно неокейнсианская) модель.

Правда, в области политики и идеологии КПРФ оказывается куда дальше от социал-демократии. Но, кстати, от собственно коммунистических установок КПРФ еще дальше. Коммунисты должны, как известно, выступать против идеологического и политического плюрализма, буржуазной демократии (они — за диктатуру пролетариата), религии, национализма. А КПРФ, напротив — за идеологический и политический плюрализм, за буржуазную демократию, за религию (конкретно: православие), да еще и охвачена патриотическо-великодержавно-имперскими настроениями.

Однако политико-идеологические установки КПРФ так расплывчаты и подвержены колебаниям (в норме невозможно совместить Ленина с Серафимом Саровским, но зюгановцы, как известно, постоянно совмещают, во всяком случае, пытаются), что в партии — путь и не без проблем — уживаются люди с достаточно далекими друг от друга взглядами. И если исключить великодержавность и религиозность, оказывается, что политико-идеологические установки КПРФ выглядят вполне приемлемо для рядового гражданина с социал-демократическими (социалистическими) взглядами.

В постсоветский период в Восточной Европе (и не только — например, в Литве тоже) местная номенклатура попросту реорганизовала бывшие компартии в социалистические (социал-демократические). Другие отряды номенклатуры в это же время создали и возглавили партии либеральной, неолиберальной, консервативной и националистической направленности. Между блоками, условно говоря, левого центра и правого центра были заключены молчаливые соглашения (и они соблюдались) о возможном чередовании у власти и о том, что процесс приватизации государственной собственности номенклатурой не носит партийного характера.

Но в большинстве республик бывшего Советского Союза — и, в частности, в России — всё сложилось иначе. Здесь номенклатурная приватизация сразу приобрела клановый характер — и неолибералы оттеснили от «пирога» всех остальных. Поэтому КПРФ оказалась партией части номенклатуры, не допущенной к приватизации, что и определило своеобразный характер этой партии. Говоря иначе, правила игры, навязанные сверху всему обществу еще правительством Ельцина–Гайдара и закрепленные затем в ходе государственного переворота сентября—октября 1993 года, сделали так, что КПРФ прочно заняла место социал-демократов, обрекая любые собственно социал-демократические организации (начиная с многочисленных мелких социал-демократических групп и союзов и кончая «Яблоком») на заведомую маргинальность.

Процессы, проходящие в самой КПРФ, консервируют эту ситуацию. И независимые эксперты, и сами руководители КПРФ отмечают, что меняется состав активистов партии: старички-сталинисты вымирают или становятся неработоспособными, радикально настроенная молодежь в партию не идет (КПРФ для нее слишком нереволюционна) — и типичным активистом становится 45–50-летний инженерно-технический работник. Во всем мире это — классический социал-демократический активист. То есть та социальная и членская база, на которой могла бы строиться независимая от власти социал-демократическая партия, в России сегодня апроприирована КПРФ.

Строго говоря, КПРФ в силу самого своего существования мешает развиваться всем социалистическим силам в стране (исключая, разумеется, анархистов), оттягивая на себя — как крупнейшая, известная и наиболее широко географически представленная организация социалистического спектра (независимо от того, имеет она в действительности какое-либо отношение к социализму или нет) — всех, кто считает себя левым и недовольным капитализмом. Это касается даже сталинистов. Рядовой сталинист в провинции, может быть, и считает КПРФ недостаточно идейно чистой партией, но склонен присоединиться именно к ней (в надежде на ее дальнейшую сталинизацию), а не искать контакт с микроскопической, совершенно неизвестной и трудно находимой партией «нинандреевцев». Даже заклятые враги Зюганова троцкисты страдают от сложившейся ситуации: сплошь и рядом антикапиталистически настроенный молодой провинциал, типичный потенциальный троцкист, вероятнее всего, найдет сначала широко представленную и информационно раскрученную КПРФ вместо того, чтобы связаться с крошечной и неизвестной троцкистской группой. А в КПРФ ему уже привьют такую ненависть к Троцкому (как к «сионистскому агенту», «врагу русского народа» и т.д., т.п.), что он потом, даже уйдя от зюгановцев как от заведомо нереволюционной силы, все равно будет шарахаться от Троцкого как черт от ладана.

Пока КПРФ существует и сохраняет свой статус «главной левой партии», никакое нормальное развитие левых сил в стране невозможно.

17—18 апреля 2008