В разгар летнего балдежа меня почти невозможно выдернуть ни на какие тусовки. Но призыв наших старых знакомых — кукольников Виктора Драгуна и Елены Мартыновой я не могла проигнорировать: слишком люблю их милые, трогательные, неизменно проникающие в самую сердцевину бытийного потока представления. Их «Золушка», «Муха-Цокотуха», их фестивали и просто случайные встречи с ними украшают мою жизнь. Поэтому бросила всё: медвяный аромат пижмы, сосновую узорчатость любимого дерева, привольно раскинувшегося возле моей любимой бани, суетливую голосистость мелких безымянных пичуг и порхание стрекоз над крохотным прудиком у крыльца. Всё бросила и почухала в Москву, в Дантов восьмой круг Садового кольца, под цементную пыль ремонтируемого музея Бахрушина, где проходил прогон нового их спектакля по сказке Антония Погорельского «Чёрная курица, или Подземные жители». Хотя, честно говоря, я и не знала до самого начала спектакля, что увижу именно эту историю. Да мне и всё равно было. Ибо всё, что я видела у Драгуна и Мартыновой ранее, было замечательно. Соответственно, настрой был праздничный и светлый.
|
Началось. Восхитительно суетливо вбежали в зал босоногие и радостно вспотевшие Он и Она, с чемоданами на тележках, наполнив маленькую комнатку музея гулом вокзала и запахами привокзальных переходов. Сладко заныло в животе: сейчас будет Сказка! И она началась. Кукольный мальчик, как все куклы Драгуна мужеского пола, похожий на самого кукольника. Только синюшные круги вокруг глаз отдают тимбартоновщиной[1]. Неужели вариант «Трупа невесты» будет? — напряглась я. Игрушечная классная комната. Мальчик туп и ленив: учиться не хочет и не может даже 1+1 сложить.
 |
«Алёша был мальчик умненький, миленький, учился хорошо, и все его любили и ласкали». Откуда же взялся этот олигофрен-недоучка в постановке?
Маленькая девочка, сидевшая рядом со мной, сказала маме: «Страшно!». «Почему?» — спросила мама. «Он один. А где его мама?». Да, у Погорельского родители Алёши далеко. Да и сам Алексей Алексеевич Перовский (настоящее имя автора) воспитывался вдалеке от родителей, в пансионе. Но сказать, что одиночество и брошенность его сродни сиротству классической литературной образцово-показательной англичанки (будущей гувернантки) Джейн Эйр, нельзя. Ибо Перовский, будучи незаконнорожденным сыном влиятельнейшего вельможи Разумовского, провёл раннее детство в провинции, но впоследствии учился в столичном образовательном учреждении: поступил в Московский университет и уже в 21 год стал доктором философских и словесных наук. Благодаря прекрасному пансионному и университетскому образованию он был всесторонее и глубоко образованным человеком. А его племянник Алёша вам тоже хорошо известен: Алексей Константинович Толстой. Также безукоризненно грамотный и талантливый русский интеллигент. Отнюдь не сирота, не кафкианский одиночка и не социальный отщепенец[2]. Боюсь, что даже эта поверхностная информация или неизвестна режиссёру спектакля, или не оживила его мыслительный и творческий процесс. Вот тут мы подошли к самому главному, к тому, что безжалостно растерзало не только культурологическую ткань эпохи Пушкина, с которым, кстати, дружил, Перовский, но погубило всю слабоготическую, но, тем не менее, стильную русскую сказку.
 |
Режиссёром спектакля является некая дама по имени Ката, то ли полька, то ли венгерка[3]. Короче говоря, общеевропейка, показавшая себя в полной мере носительницей современного деструктивного «европейского», как сейчас модно говорить, «менталитета». А, проще говоря, плоть от плоти, кровь от крови той самой сволочной псевдоэстетской «европейски»-ориентированной толпы, разрушающей институты семьи, образования, воспитания, культуры[4]. На мини-театральных подмостках камерного кукольного спектакля мы видим «страдальца», замученного «непосильной» учёбой, одинокого, издёрганного страшным закулисным рыком «Алё-ёша!», загоняющим его в его одинокую, сиротскую постель. Малыши в зале, не читавшие первоисточника, услышали утрированную интонацию родительских призывов ложиться спать или убрать за собой грязь. Вот какие эти взрослые бяки! Как хорошо, когда их нет. А ведь у Погорельского родители очень любили Алёшу и переживали за его будущее: «Родители его, жившие далеко-далеко от Петербурга, года за два перед этим привезли его в столицу, заплатив учителю условленную плату за несколько лет вперёд». Мальчику, конечно, было трудно, но он понимал, что ему, как и всем его ровесникам, если они не митрофанушки фонвизинские, необходимо учиться. И он учился, прилежно и хорошо: «Вообще дни учения для него проходили скоро и приятно...».
И друзья у него были. И весёлые игры с ровесниками: «Особливо сначала он никак не мог приучиться к мысли, что он разлучён с родными своими. Но потом мало-помалу он стал привыкать к своему положению, и бывали даже минуты, когда, играя с товарищами, он думал, что в пансионе гораздо веселее, нежели в родительском доме».
Да, были у него и минуты одиночества. Как у каждого нормального человека. Но это не экзистенциальное патологическое одиночество, которое нам попыталась втюхать полька-венгерка. Это одиночество подростка, зачитывающегося рыцарскими романами, а не тупоумное безделье недоразвитого европейского недоучки, жующего жвачку и тупо пялящегося в экран с движущимися картинками и ждущего, когда на него сверху посыплется «золотая пыльца» благосостояния и благополучия. Посыпалась же она на этого псевдо-Алёшу, когда он пришёл в библиотеку подземных жителей. Но этот псевдо-Алёша-то даже страницы текста там наверху в классе не мог осилить. И никаких романов, подразумевается, не читал. И на библиотеку ему — с большим прибором. Поэтому и осчастливлен был «золотой пыльцой» разума и знаний. Ибо сам он беспросветно глуп и ленив от природы. Но у Погорельского ничего подобного не было даже в глубочайшем подтексте. Начитанный и трудолюбивый Алёша впопыхах, под влиянием сказочности происходящего, рыцарских плюмажей и охоты на крыс, блеска драгоценных камней на садовых дорожках и королевской мантии из мышиного меха, придумал желание, от которого ему и самому-то стыдно всё время было: «...чтобы, не учившись, я всегда знал урок свой, какой мне ни задали». На что даже король, давший ему конопляное (!) зёрнышко, с неудовольствием ответил: «Не думал я, что ты такой ленивец». И самому мальчику всё время было неловко и стыдно: «Алёша, как сказал я уже выше, сначала стыдился похвал, чувствуя, что вовсе их не заслуживает...» Даже привыкая к тому, что, ничего не делая, он получает хорошие отметки, он чувствовал, понимал, что терял и терял многое: любовь товарищей, приязнь учителей и, наконец, самое главное — самоуважение. «Совесть часто его в том упрекала, и внутренний голос ему говорил: “Алёша, не гордись! Не приписывай самому себе того, что тебе не принадлежит...”» Вот он, краеугольный камень нормальной морали, нормальной этики. Современные «европейцы» не могут принять этого. Им надо хапать, хапать и хапать всё, образуя внутри себя пустоту, ибо все душевные силы они десятилетиями тратят на хапанье. И нечем заполнить пустоту. И нет семьи (стариков сдадим в комфортабельные дома престарелых), и нет детей (лишние траты), и друзья приходят точно по графику «на барбекю», и спорить никто за столом не должен, чтобы пищеварению не мешать. Вот и бродят кругом трупы невест, пролетают над гнездом кукушки, сидят в ледяных пещерах дети-роботы, резвятся вечно живые клонированные собаки. И приехавшая оттуда тётка-режиссёр выворачивает нашего чудного, светлого, воспитывающего самые добрые и совестливые мысли и эмоции у детей автора наизнанку. Говорит, что «так видит». Пусть она так видит у себя и со своими авторами. А у нас: «Чем более вы от природы имеете способностей и дарований, тем скромнее и послушнее вы должны быть. Не для того бог дал вам ум, чтобы вы во зло его употребляли».
  |
  |
И наш Алёша, страдая от того, что поперёк совести пошёл, одноклассников обидел, учителей обманул, друга предал, залезает с головой под простыню и не хочет больше ни «халявных» знаний, ни конопляной лёгкости бытия.
«Алёша же сам стыдился об этом говорить и старался быть послушным, скромным и прилежным. Все его снова полюбили и стали ласкать, и сделался примером для своих товарищей...».
Актуальность и мощный воспитательный посыл был важен и необходим в России после трагических событий начала ХIX века. Но ещё более важен и необходим он нам сейчас, в эпоху тотального кризиса нравственности и культуры. Жаль, что этого не понимают наши кукольники, приглашая к творческому сотрудничеству эмоционально и интеллектуально чуждых нам носителей энтропийного «европейского» миропорядка, привыкших к тому, что русские всегда с восторгом смотрят им в рот, какие бы благоглупости они ни говорили, какую бы бездарную и вредную гадость ни делали. Невостребованное на своей родине необразованное отребье из Франции, Германии, Англии столетиями стекалось в Россию, устраиваясь здесь на «хлебные места», занимая почётные должности в государственных структурах и в частном секторе. И везде перед ними лебезили и угодничали, и везде они с презрением отзывались о «русском быдле». Вот и сейчас эта тётка просто не смогла вступить со мной в обсуждение сделанного ею «перформанса», пусть бы и на английском, который я в достаточной степени знаю. Нет. Единственный её довод: ты — дура, раз не понимаешь высот моего творческого полёта. Призвав обсудить спектакль, она, как все недоучки, ждала только комплиментарного пустословия и традиционных расшаркиваний, сопровождаемых репликами о её гениальности. Не услышав восторгов и поздравлений, она моментально скатилась до уровня базарной полуграмотной бабы, не просто не умеющей вести дискуссию, но даже не предполагающей, что в «этой дикой стране» — России — кто-то может иметь своё мнение по поводу всего, и, в том числе, по поводу собственной литературы! Как можно?! Это не толерантно и не политкорректно. Весь налёт «европейского» художественного высокомерия моментально слетел с дамочки, когда она почуяла, что её как раз таки слишком даже хорошо поняли. То, что вышеназванная полуполька-полувенгерка сделала всё это с нашей сказкой сознательно, стало очевидным, когда, в ответ на мою попытку объяснить ей что-то, она дико разозлилась и стала орать на польско-английской языковой смеси (ни слова по-русски мы не услышали от режиссёра-постановщика русскоязычной сказки XIX века), что это «её прочтение» сказки, что я глупа и не понимаю того, что она хочет сказать, что её интересует мнение детей, а не моё, и вообще это «её спектакль» и мне надо «go away». Бедная маленькая зашуганная «европейка»! Я слишком хорошо понимаю, чего она хочет, чего все такие, как она, хотят. И мне жаль их. Конечно же, я не стала вышвыривать её из нашего музея театрального искусства в центре Москвы и напоминать, что это она в гостях у нас, а не мы в гостях у неё. Зачем? Большие и сильные русские всегда снисходительно относились, да и сейчас относятся, к малым, сирым и убогим — в этом наша сила и наша слабость. Но я призываю моих обожаемых, великолепных, талантливых российских кукольников тщательнее подбирать партнёров для своих творческих проектов. Знаю, что это проблема — найти режиссёра и художника для кукольного действа. Понимаю, как хочется новой интересной работы. И не раз в несколько лет, а чаще. Принимаю как сегодняшнюю необходимость то, что зрелище должно «делать кассу», помимо доставления эстетического наслаждения. Но, поверьте, друзья, примитивно-бесцветное вторично-тимбартоновское циничное действо не привлечёт думающего зрителя, не говоря уж о зрителе благополучно-зажиточном, который хочет бурлеска, яркости, запахов, цвета и музыки. А думающий, ваш, зритель отшатнётся от безжалостно, садистски покромсанной любимой детской сказки, от которой осталась одна только чёрная курица — без подземных жителей в разноцветных кафтанчиках, без милого умненького мальчика, без лошадок-палочек, без маленьких свечек в серебряных шандалах, без памяти о собственном счастливом босоногом детстве... Грустно.
Навеки-ваша-печальная Н.К.
P.S. Елена, Виктор, хотите, я напишу с вами и для вас чудесную музыкальную сказку? У меня неплохая идея для неё есть — это будет история про Сон Старого Граммофона. Красиво, винтажно, с вальсами и фокстротами, песнями Шульженко и Руслановой, старыми вещами из сундуков и комодов наших бабушек. Там будет всё, что вы любите и понимаете, и во что мы с вами постараемся «влюбить» наших детишек. Звоните и мы поработаем. И не надо ждать «золотой пыльцы» на темечко — это не наш путь.
Август 2013
Комментарии
[1] Т.е. тимбёртоновщиной.
[2] Добавлю, что старший брат Антония Погорельского (А.А. Перовского) Николай Иванович (Алексеевич) Перовский был родным дедом выдающейся народоволки Софьи Андреевны Перовской (о С.А. Перовской см. Степняк-Кравчинский С.М. Софья Перовская).
[3] Спектакль поставила Ката Чато (р. 1977) — режиссёр-кукольник из Венгрии. Она начинала (в 1998 г.) как драматический актёр, но актёрская карьера не заладилась, и с 2001 по 2006 г. К. Чато училась в Театральной академии в Белостоке, знает польский язык (почему и названа автором статьи «то ли полькой, то ли венгеркой»). С 2006 г. — режиссёр разных венгерских кукольных театров. В январе 2013 г. поставила кукольный спектакль «Ленка» в Белостоке. С августа 2011 г. — одна из четырёх руководителей венгерской Независимой ассоциации артистов-исполнителей (FESZ).
[4] Особенность авторского языка не должна вводить читателя в заблуждение. Суть дела, конечно, не в том, что этот «менталитет» и эта толпа — «европейские» (в Европе живут и действуют люди с разной ментальностью и разными взглядами), а в том, что перед нами — типичный представитель буржуазной постмодернистской «массовой культуры», возводящей в абсолют примитив, насаждающей индивидуализм и гедонизм, провозглашающей труд «устаревшей ценностью» и навязывающей культ «успеха» — как материальной основы бесконечного потребления, развлечения и наслаждения. Этот вариант «массовой культуры» циничен и высмеивает традиционные ценности коллективизма, гуманизма, а в Восточной Европе ещё и агрессивен по отношению ко всему социалистическому. Разумеется, эти установки абсолютно враждебны этической традиции отечественной интеллигенции — традиции просветительской, коллективистской и социалистической. К. Чато, протаскивая такой масскульт в детский театр (тем более — в театр для самых маленьких), занимается, называя вещи своими именами, растлением, она — враг детей и враг культуры, её деятельность — преступна.
Опубликовано в интернете по адресу: http://www.screen.ru/zombie/black/.
Комментарии Александра Тарасова.
Наталия Ивановна Комарова (р. 1958) — российский социолог и деятель интернет-культуры, видный представитель советской альтернативной культуры.
Выпускница филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (1982). В 1992 году на социологическом факультете МГУ защитила кандидатскую диссертацию на тему «Стиль рок как социальное явление 80-х — начала 90-х годов». Преподавала в МГУ и в Московском городском педагогическом университете (МГПУ), в 2004—2006 годах — заведующая кафедрой информационных технологий в образовании МГПУ, до 2012 года — заведующая лабораторией информационно-образовательных технологий того же университета. С 2012 года — ведущий научный сотрудник лаборатории развития ребенка Научно-исследовательского института столичного образования (НИИСО).
С начала 80-х и до начала 90-х годов — организатор концертов авангардного джаза, выставок художников-концептуалистов, затем — организатор рок-концертов и рок-фестивалей (известна под именем Комета). Организатор рок-фестивалей в Черноголовке и в Подольске, основатель и организатор рок-фестивалей «Сырок», открывших московской аудитории такие группы, как «Гражданская оборона», «Вопли Видоплясова» и «Агата Кристи». В тот же период издавала самиздатский иллюстрированный рок-журнал «Зомби».
В 1996 году основала интернет-клуб «Скрин» (и одноименный интернет-портал артистической и культурологической направленности). Пионер изучения информационно-коммуникационных технологий в России, с 2009 года выпускает продолжающееся издание — научные сборники «Социология ИКТ». Разработчик технологий мультимедийного обучения (начиная с дошкольной ступени и кончая университетской).
