Saint-Juste > Рубрикатор

Юрий Погосов

Студенческая революция в Гаване

Начало студенческой революции

Хулио Антонио Мелья. Фотография Тины Модотти

Общественная жизнь университета увлекла Хулио Антонио[1] с первого же дня. Он понял, что не сможет быть в стороне от студенческих бурь, ворвавшихся в Гаванский университет извне и бередивших умы сынов и внуков тех, кто в прошлом веке боролся за освобождение Кубы.

На первых собраниях студенты кричали до исступления, повторяя чуть ли не в каждой фразе слова: «свобода», «автономия», «справедливость», «долой деградирующих профессоров». Бывали ораторы, которые явно не понимали смысла многих своих слов, но они звучали словно боевой клич и вели студентов в водоворот событий.

В то время обстановка вокруг университета накалялась. Обещания президента Сайяса в 1920 году, в период избирательной кампании, оказались обычной предвыборной приманкой. И студенты это поняли. Где-то подспудно, почти стихийно зрел в студенческой массе взрыв, который должен был потрясти основы университетской жизни.

Что же побуждало молодых к мятежу?

За год до окончания первой мировой войны рабочие, крестьяне самого большого государства в мире впервые в истории человечества взяли власть в свои руки. Зарево русской революции осветило все уголки земного шара. В Латинской Америке Октябрьская революция стала импульсом, подтолкнувшим развитие революционного движения. Рабочий класс, студенчество, прогрессивная интеллигенция стали овладевать марксизмом. В большинстве латиноамериканских стран левые, наиболее радикально настроенные социалисты становились коммунистами.

В 1920 году была основана коммунистическая партия в Аргентине. В Чили с 1919 года действовала социалистическая рабочая партия, которую возглавлял Луис Эмилио Рекабаррен, за которым в 1922 году пошли наиболее революционные элементы, чтобы образовать коммунистическую партию. В 1919 году в сентябре на съезде коммунистических групп Мексики была создана партия коммунистов. В начале 20-х годов зашевелилось и студенчество. Первыми поднялись студенты одного из самых старых латиноамериканских университетов в аргентинском городе Кордове.

Созданные испанскими колониальными властями, латиноамериканские университеты были единственными центрами, где воспитывались национальные кадры интеллигенции. Искусственно отгороженные от национальной жизни, университеты ревностно следили за тем, чтобы не изменился их традиционный уклад жизни. Университеты были доступны только лицам знатного происхождения, и лишь с конца XIX века, когда начал зарождаться капитализм и когда потребовались не только адвокаты и медики (основные профессии, которые готовили латиноамериканские университеты), но также экономисты, инженеры, агрономы, геологи, аристократия попала в трудное положение, так как не могла обеспечить представителями своего класса национальные нужды. И потянулись в университеты сыновья мелких буржуа, торговцев, ремесленников. Они приносили «с улицы» мятежный дух новой эпохи.

В XX веке в университетах еще оставались порядки, установленные наместниками испанского короля и церковью. Но новые веяния прорывались сквозь древние, покрытые пылью средневековой схоластики стены. Прогрессивные идеи овладевали умами молодежи.

В основном требования студенчества сводились к автономии университетов, введению свободных посещений лекций, приближению студенческой жизни к жизни всей нации, улучшению методики преподавания.

В Гаванском университете толчком для начала активных действий студентов стала лекция аргентинского профессора Хосе Арсе в 1922 году.

В декабре того же года в Гаване проходил панамериканский конгресс медиков, одним из делегатов которого был этот профессор из Буэнос-Айреса. Бывший ректор столичного аргентинского университета, студенты которого одними из первых в Латинской Америке добились автономии, Хосе Арсе по просьбе кубинских студентов выступил перед ними. Актовый зал Гаванского университета был переполнен.

Ходили слухи, что сам лектор не славился прогрессивными тенденциями. Наоборот, аргентинским студентам стоило большого труда добиться своих прав, так как Хосе Арсе не очень их поддерживал, но когда студенты победили, ему не оставалось ничего иного, как пожинать славу победителя, чем он не замедлил воспользоваться.

4 декабря в своей лекции он рассказал об университетской революции в Аргентине. Может быть, сам того не ведая, профессор посеял в умах юных кубинцев семена, плоды которых через год пришлись не по вкусу кубинским правителям.

Двор Лавров (один из нескольких внутренних дворов) Гаванского университета тех времен — любимое место сборищ студенческой вольницы — бурлил, словно кипящий котел. Если правительство и слушать не хотело об автономии, то новый ректор Карлос де ла Toppe в какой-то мере разделял взгляды студентов, о чем он не побоялся заявить в своей «тронной» речи:

— Если вы мне поможете, университет на деле станет национальным университетом, — таковы были его заключительные слова.

Через несколько дней, 15 декабря 1922 года, в университете начались волнения. Поводом для них послужил конфликт, вспыхнувший на медицинском факультете между студентами и одним из профессоров. Делегация Федерации студентов Гаванского университета, в которую входил Хулио Антонио Мелья, отправилась к ректору с петицией, в которой они предлагали уволить профессора, ввести в совет университета представителей студенчества, назначить комиссию по чистке преподавательского состава, в корне изменить учебный процесс, привести в порядок хозяйство университета. Ректор согласился с этими требованиями, но совет отверг их. Самые консервативные профессора решили подать прошение о коллективной отставке, чтобы этим самым заставить правительство предпринять наступление на студентов.

10 января 1923 года в газетах появилось заявление Федерации студентов. Этот документ заставил призадуматься кое-кого из членов правительства: заявление было обвинением, брошенным в лицо президента и членов его кабинета. Это уже не было ребяческой шалостью, как обычно пытались объяснить бунтарство студентов. Заявление было политическим документом, с которым нельзя было не считаться.

12 января студенты битком набились в актовый зал университета. На почетных местах — ректор, профессора Энрике Хосе Варона, Лендиан, Диего Тамайо, Эусебио Эрнандес, Альфредо-Агуайо. Среди приглашенных были заместитель министра просвещения и даже начальник полиции Пласидо Эрнандес. Председателем собрания был избран студент Фелио Маринельо (президент Федерации студентов). Антонио Мелья — секретарем.

После вступительного слова председателя на трибуну вышел выдающийся кубинский педагог — профессор Альфредо Агуайо, который поддержал студентов, воскликнув: «Верьте в грядущее, оно ваше!» Это вызвало неподдельное ликование студентов. Последующие ораторы сходились на одном: автономия и реформы необходимы университету как воздух.

Неуютно чувствовали себя те преподаватели, о которых говорилось как о напыщенных и самодовольных ретроградах, влюбленных в свое пустословие и презирающих студентов. Ректор университета сохранял внешнюю терпимость до тех пор, пока не взял слова Хулио Антонио. В наступившей тишине его голос звучал резко и напряженно:

— Я не стану молчать, даже если меня будут принуждать к этому или угрожать, я не отступлю и расскажу о язвах, которыми страдает наш университет…

«Язвы! Язвы! Этому мальчишке только дай власть!» И побледневший от ярости ректор вскочил и закричал, что не допустит оскорблений в адрес университета, а затем пригрозил уходом в отставку.

В зале поднялся невообразимый переполох. Трудно было понять, осуждали ли ректора студенты или брали под защиту. Хулио Антонио стоял бледный, со стиснутыми зубами. Ему стоило большого труда сдержать себя. Наконец Маринельо удалось погасить студенческие страсти, и Мелья продолжил свое выступление.

Он сказал, что у него и в мыслях не было кого-нибудь оскорбить, но что он твердо уверен, что университет нуждается в реформах, так как, возможно, они станут основой для последующих социальных изменений всей кубинской жизни.

В защиту автономии университета и реформ выступили Энрике Хосе Варона и Лендиан. Участники борьбы кубинского народа против испанского колониализма, оба старых профессора взволновали собрание. В особенности Лендиан. Старик от критики университета перешел к критике социального порядка.

— Студенческие волнения — это следствие коррупции и мошенничества, которые царят вне стен университета. Жребий брошен. Когда спартанские женщины посылали на войну своих сыновей, они вручали им щит и говорили: «Со щитом иль на щите». Знаете ли вы, что хотели этим сказать спартанки? Победить или умереть!

И совершенно неожиданным для всех присутствующих стало выступление профессора-медика, участника войны за освобождение Кубы в 1895–1898 годах, Эусебио Эрнандеса. Бывший генерал повстанческой армии, он с горечью говорил о политической обстановке в стране:

— Ваши отцы, воспитанные во времена колонии, не знают, что такое демократия, поэтому они так противятся вашему движению за самоуправление. И это в то время, когда в мире существует страна, где не только студенты, но и школьники принимают участие в самоуправлении. Эта страна потрясла весь мир радикальными преобразованиями, которые она совершила за пять лет после революции, уничтожившей самый деспотичный режим на земле — царизм. В этой стране школьное обучение бесплатное и обязательное…

Хулио Антонио слушал старого профессора с нескрываемым удивлением и радостью. Откуда у этого генерала в отставке такие познания в области современных политических событий? Хулио Антонио всегда казалось, что только они, молодые, способны правильно оценивать общественные явления, а оказалось, что и среди «отцов» есть люди, которые готовы решительно поддерживать студентов.

Эрнандес продолжал:

— …Многие, услышав мои слова, могут сказать: «Послушайте, да ведь этот человек большевик!» Да, я был бы счастлив заявить с этой трибуны, что я большевик…

Аплодисменты смешались с ликующими возгласами. Вся многосотенная студенческая масса пришла в движение. Казалось, еще мгновение, и развалятся стены актового зала.

Собрание стало триумфом сторонников реформы. Но праздновать победу было рано. По университету поползли слухи, что совет, чтобы подавить студенческое движение, собирается закрыть университет. Дабы опередить противников, руководство федерации призвало студентов занять здание университета и просить правительство поручить ректору разрешить конфликт. Но оказалось, что ректор, испугавшись столкновения со студентами, еще раньше распорядился закрыть на три дня учебные аудитории. Это переполнило чашу терпения, и студенты бросились в свою Alma mater. Они заняли все входы и забаррикадировали их. Во главе студенческих акций стоял Хулио Антонио. Голос его слышался во всех уголках осажденного здания. Он появлялся в самые трудные минуты в помещениях, которым наиболее угрожали полицейские силы. Шла война, в которой, к счастью, пока не было жертв. На второй день к студентам пришел на разведку доверенный человек от самого президента. Но, кроме решительного ответа, что если правительство вздумает применить силу, то студенты скорее взорвут университет, чем сдадутся, он ничего не услышал.

«Наверху», наконец, поняли, что студенты не шутят, и 16 января правительство предложило администрации университета принять студенческие условия, а на следующий день федерация объявила о прекращении «оккупации».

20 января совет университета назначил трибунал по чистке. Через несколько дней был уволен профессор, из-за которого начались волнения.

24 января делегация профессоров и студентов (среди них был и Хулио Антонио) встретилась с президентом республики Сайясом, а 30 января палата представителей начала обсуждение законопроекта об автономии университета. Решением трибунала по чистке были уволены еще девять профессоров, которые, по мнению Федерации студентов, не соответствовали требованиям времени. 15 февраля по решению федерации начались занятия. Но мир воцарился ненадолго. Поводом к новому бунту послужил отказ декана юридического факультета Хосе Антолина дель Куэто выполнить распоряжение ректора об увольнении одного из профессоров. Волнение захлестнуло весь университет, и ректор, махнув на все рукой, подал в отставку. Временным ректором назначили Хосе Антолина дель Куэто. Это подлило масла в огонь, и вновь актовый зал превратился в центр студенческой ассамблеи. Решительно все студенты требовали отставки нового ректора. И снова на три дня закрылись двери университета. Студенческий гнев вылился в решение объявить университет независимым и назначить ректором Хулио Антонио Мелью. Однако правительству удалось провести студентов: было принято постановление о создании университетской ассамблеи из преподавателей и студентов, которая должна была осуществить реформу. На этом закончился учебный год.

В октябре 1923 года по предложению Хулио Антонио Мельи должен был собраться первый конгресс студентов Кубы.

Для Мельи университет стал более чем средством для получения образования, выхода «в люди». Он с головой окунулся в бурлящую жизнь на «Холме»[2]. Общительность, приветливость, разносторонние знания и ораторское искусство сразу же выделили его среди густой студенческой массы. Это студенческое поколение принесло с собой в Alma mater дух бунтарства и стремления к справедливости. Воспитанные на мелкобуржуазных идеалах, студенты провозглашали расплывчатые, бесформенные лозунги «за независимость», «за свободу», «за…». Они скорее всего походили на революционеров ради революции, ниспровергателей всего и всея.

Абстрактность их идеалов в условиях университетских событий 1922—1923 годов начала обретать некоторую форму, но если программа практической деятельности для них была более или менее ясной, то теоретическая основа движения представляла собой хаотическое смешение всевозможных идей. Они были далеки от рабочих организаций, и постулаты социализма имели для них довольно отвлеченное значение. Формирование мировоззрения кубинских студентов того времени начиналось в колледжах, школах, где они знакомились с учением выдающегося уругвайского писателя, философа и социолога Энрике Хосе Родо, которое оказывало на них глубокое влияние. Его самое знаменитое эссе «Ариель» стало настольной книгой интеллигенции.

Хулио впервые услыхал об этой книге в «Академии Ньютон» от Сальвадора Диаса Мирона[3]. Старый бунтарь и ненавистник всего несправедливого с восторгом рассказывал о герое произведения Родо Ариеле, противнике злого Калибана.

Но только в университете образ Ариеля обрел для Хулио более зримые черты. Он стал символом человека благородного, мужественного и справедливого. Его борьба с Калибаном, гением зла и жестокости, обрела реальность в борьбе латиноамериканских народов против империализма. Ариель стал Латинской Америкой, а Калибан превратился в североамериканского империалиста, грубого, алчного и агрессивного. В то время «Ариель» отвечал на многие вопросы, волновавшие молодежь, и формирование их сознания во многом обязано человеку, который только после смерти обрел славу на своей родине в Уругвае.

Молодежь не видела ни противоречий в творчестве Родо, ни ошибок в его решении социальных проблем, стоявших перед Латинской Америкой. Молодежь увидела в «Ариеле» главное — его антиимпериализм, разоблачение «культуры» Соединенных Штатов, отравляющей сознание миллионов людей, увидела призыв к действиям во имя будущего Латинской Америки.

И все же не Родо и не учения других буржуазных мыслителей оказали решающее влияние на радикализацию мышления студентов Кубы в 1922—1923 годах. Существовали другие факторы, повлиявшие на революционность кубинской молодежи. Без сомнения, важнейшим фактором была Октябрьская революция, которая помогла наиболее революционной части студенчества определить свое место в борьбе за демократические преобразования на Кубе. Среди молодежи появился интерес к социализму, к борьбе большевиков, к марксистской литературе. Новые слова и понятия входили в жизнь студентов: большевик, Советы, империализм, пролетариат.

Расширению и углублению революционного студенческого движения также способствовало все большее проникновение североамериканского капитала в экономику Кубы, которое сопровождалось политическим давлением на страну.

Немалое влияние на гаванское студенчество оказало развитие рабочего движения в самой Кубе.

Забастовки кубинского пролетариата стали для студентов наглядными уроками политической борьбы, и если в 1923 году студенты еще не примыкали к рабочему движению, то после I Национального конгресса ими были сделаны первые шаги в этом направлении.

Революция студентов

Хулио Антонио Мелья. Фотография Тины Модотти

Лето 1923 года после всех университетских событий, баррикад, изнурительных митингов и демонстраций прошло относительно спокойно. Но жизнь Хулио мало чем изменилась. По-прежнему он увлекался греблей и плаванием. Время от времени играл в баскетбол. Но это была только внешняя сторона его жизни. Спорт занимал меньшую часть свободного времени, большую он отдал учебе по собственному плану. В основном это было чтение. Университетские волнения неожиданно раскрыли ему глаза на многие явления в жизни, и в то же время возникла тысяча «почему», на которые надо было отыскать ответы.

Он начал буквально поглощать книги древних философов и современных политиков. Погрузился в чтение газет и журналов 1917—1922 годов, доставал книги, чтобы изучить все, что было связано с революцией в России.

Однако литература не давала окончательного ответа. Оставалось много нерешенных проблем.

Поиски ответов на мучившие его вопросы натолкнули на мысль взяться за рабочую прессу. В то время на Кубе было несколько газет, издаваемых профсоюзами, среди них две самых крупных профсоюзов — табачников и железнодорожников.

Лето ушло на подготовительную работу к I Национальному конгрессу студентов. Работы было по горло; ведь ни он, ни его друзья не имели опыта. Мелья говорил товарищам, что успех конгресса зависит от четкой политической линии, которую должны избрать студенты, не только борьба за автономию университета, но и борьба за демократические преобразования в общенациональном плане. И разумеется, союз с рабочим классом. Он понимал, что студенческое движение в том виде, в каком оно проходило, может не выйти за рамки простого бунтарства ради бунтарства.

В этот подготовительный период он увлек своими идеями многих товарищей по университету, но главное было впереди — конгресс, на котором эти идеи должны были быть приняты или отвергнуты.

В торжественной обстановке начинался 1 октября 1923 года учебный год в университете. Красивым словам, воздающим «должное» родине, президенту, ректору и другим высокопоставленным сеньорам, казалось, не будет конца. Но вот слово предоставили Гонсалесу Манету, министру образования. Заправский оратор, он с первых же слов обрушил на присутствующих поток обещаний. Пожалуй, даже университетское начальство удивилось демагогии министра. Но ему не суждено было договорить. Из зала раздался резкий выкрик.

— Сеньор министр, мы устали от обещаний, — чеканил Мелья, — которые не выполняет ваше правительство тиранов и деспотов. Мы не хотим больше вашей мерзкой опеки, пусть учебный год открывает ректор, а не представитель прогнившего правительства. В этом году мы во что бы то ни стало добьемся автономии…

Все присутствовавшие вскочили со своих мест, поднялся невообразимый шум. Студенты аплодировали Мелье. Ректор не смог унять разбушевавшуюся аудиторию, и конец торжеств был скомкан.

На следующий день министр потребовал исключения Мельи из университета, но, когда об этом узнали студенты, волнения охватили весь университет. Проправительственные газеты выступили с предложением закрыть университет. Только рабочая печать поддержала студентов. Одна рабочая газета писала:

«Нас радует, что есть люди, которые нас понимают».

Еще две недели студенты не могли успокоиться. Одновременно шла подготовка к конгрессу. Торжественное открытие его было намечено на 14 октября, в воскресенье.

В тот солнечный день обычная воскресная тишина в университете была нарушена. В конференц-зале собрались делегаты I Национального конгресса студентов Кубы. Это было предварительное заседание, на котором избрали комиссию для проверки делегатских полномочий. После проверки мандатов заседание, на котором председательствовал Хулио Антонио, окончило работу.

В понедельник, в десять часов вечера первое слово взял Хулио Антонио. Открывая конгресс, он коротко пожелал ему успеха. После окончания торжественной части выступил председатель мандатной комиссии. Он поблагодарил устроителей конгресса и в первую очередь Хулио Антонио Мелью и отметил, что это замечательное событие является плодом деятельности Мельи. Именно он подал идею о проведении конгресса, и президент Федерации студентов дал ему широкие полномочия в подготовке этой ассамблеи. Он отметил, что на конгрессе присутствуют 128 делегатов от 53 учебных заведений страны. Они представили 33 доклада по самым различным аспектам студенческой жизни.

Рабочие заседания начались только на следующий день. Первый доклад назывался «Принципы, тактика и цели университетской революции», зачитал его Альфонсо Берналь, который выступил от имени группы «Реновасьон» («Обновление»), созданной незадолго до конгресса по инициативе Мельи. В эту группу вошли прогрессивно настроенные студенты, которые поняли, что «обновители» по-настоящему берутся за дело.

Доклад этот вызвал упорное сопротивление реакционно настроенных делегатов, к которым относились студенты католических колледжей и в особенности так называемые бывшие студенты. На конгрессе вместе с действительными студентами принимали участие и делегации бывших студентов различных учебных заведений. Одну из таких делегаций католического колледжа «Ла Сал» возглавлял Эмилио Нуньес Портуондо[4]. Многим было знакомо мировоззрение этого горбоносого, с глазами навыкате юноши, ярого защитника всего американского. Студенты-католики обвинили Берналя в том, что он в своем докладе непочтительно отозвался о религиозном образовании. Бурный спор окончился голосованием, в котором Портуондо и его сторонникам было нанесено первое поражение. А по докладу Берналя была принята резолюция: признать необходимым, как того требуют новые времена, воспитывать у студенчества революционное мышление; поручить исполкому будущей Федерации студентов Кубы составить программу, учитывающую все пожелания студентов; создать такую прессу, которая была бы способна руководить студенчеством и завоевать авторитет во всей стране; добиться того, чтобы студенты принимали участие в работе всех университетских организаций; составлять и утверждать учебные планы в самом университете, а не в конгрессе республики.

В конце заседания была избрана комиссия по созданию Федерации студентов Кубы, в которую вошел и Хулио Антонио.

Следующий день — 17 октября стал днем триумфа Мельи. Он выступил с докладом «Декларация прав и обязанностей студента». Когда он закончил его, разразились продолжительные аплодисменты, и декларация была единодушно утверждена. Она давала право студентам принимать самое активное участие в руководстве университетом и даже право на назначение ректора, деканов и т. д. Студенты требовали от правительства республики самого пристального внимания к себе, а также невмешательства в учебный процесс. Суверенитет студента должен был стать основой всей будущей студенческой жизни.

Что касается обязанностей, то студенту вменялось распространение знаний в «обществе и в первую очередь среди пролетариата». Таким образом, по мысли Хулио, интеллигенция и рабочий класс должны были объединиться и сблизиться, «чтобы создать новое общество, свободное от паразитов и тиранов, в котором все будут жить только продуктами своего труда». Студент был обязан уважать лучших преподавателей и презирать и изгонять плохих. Студент должен стремиться только к истине, стремиться к личному прогрессу, чтобы, таким образом, служить и своему народу и всему человечеству.

Разумеется, декларация могла быть проведена в жизнь только при условии завоевания университетом автономии. Это прекрасно понимали делегаты конгресса, поэтому они предложили всем кубинским учебным заведениям включить положения декларации в свои уставы.

Следующий день начался с доклада студентки Гаванского университета Сары Паскуаль «Любовь, больше любви», который был принят с восторгом всеми делегатами. Паскуаль призывала положить в основу отношений между студентами любовь друг к другу, ибо только любовь поможет студентам осуществить их идеалы.

Прошло три дня после открытия конгресса, и всем стало ясно, что делегаты разбились на два противоборствующих политических лагеря: прогрессивный, возглавляемый Хулио Антонио Мельей, и реакционный, состоящий из студентов католических школ, во главе которых стоял Эмилио Нуньес Портуондо. Пока большинство шло за Мельей, но самые трудные битвы были впереди.

18 октября, как только была зачитана резолюция по школам второй ступени, начались сразу же жаркие споры. Студенты резко критиковали организацию учебного процесса в этих школах, взяточничество, профессиональную деградацию. Группа Нуньеса Портуондо пыталась всеми силами сорвать обсуждение вопроса, но подавляющее большинство поддержало резолюцию, обращающую внимание правительства на падение нравственности среди преподавателей школ второй ступени и на необходимость борьбы против этого.

Следующий день еще более обострил отношения между делегатами — принимались резолюции, в которых содержались политические вопросы, отражавшие интересы не только студенчества, но и трудящихся масс. Мелья выступил с предложениями созвать в будущем конгресс студентов Латинской Америки. При этом он призывал к братскому единению между всеми латиноамериканскими народами, ибо прекрасные результаты такого единения показывает пока что только Советская Россия, которая в этом отношении является исключением среди других содружеств народов. Упоминание России вывело из себя Портуондо, и он потребовал исключить ее из резолюции. Мелья усмехнулся и ответил, что, к сожалению, на Кубе еще плохо представляют себе Советскую Россию, иначе Портуондо так бы не заявил, но если сеньор Портуондо настолько встревожен этими словами, то он их снимает, дабы он и его друзья не переволновались. Затем резолюция была принята.

Если в первые три-четыре дня возникающие расхождения можно было объяснить молодостью и горячностью делегатов, то теперь, когда была пройдена половина пути, ни для кого не оставалось секретом, что конгресс стал ареной политической борьбы, которую мало кто ожидал, кроме, пожалуй, Мельи и самых близких ему единомышленников.

Дело чуть не дошло до рукопашной, когда начали обсуждать вопрос о всеобщем начальном обучении. Более полумиллиона детей школьного возраста оставались вне школ, но министерство просвещения это мало беспокоило, оно превратилось в избирательно-политическую контору. Конгресс выдвинул резолюцию — организовать «по всей Кубе широкую кампанию по борьбе с неграмотностью, такую, какая была проведена в России Луначарским, а в Мексике — Васконселосом[5]». Сразу же вскочили портуондовцы: при чем здесь Луначарский и Васконселос?! И вновь спор был решен голосованием. Большинство настояло на принятии предложенной резолюции.

Многим приглашенным на конгресс, среди которых были профессора и официальные лица, казалось, что студенты взвалили на себя непосильную ношу, пытаясь разрешить «глобальные» проблемы. Но так могло показаться только людям ограниченным и недалеким. Молодежь начала 20-х годов глубже, чем их отцы, разбиралась в пороках своей родины.

Конгресс выразил протест по поводу гнета, царящего на Антильских островах, в Центральной Америке, на Филиппинах, в Ирландии, Египте, Индии, Марокко, а также выразил пожелание, чтобы народы этих стран обрели независимость и чтобы «кубинское правительство признало право на вооруженную борьбу тех, кто борется за независимость».

Какое дело было этим юношам и девушкам до судеб далекой и незнакомой Индии? Мало ли у них своих собственных проблем, чтобы еще заботиться о марокканцах или ирландцах? Так думали люди ограниченные, забывшие, что пришло время, когда каждый, кто считал себя революционером, не мог отделить свои чаяния от судеб других народов. И вот поэтому конгресс принял такую резолюцию о России:

«Конгресс протестует против несправедливой политики изоляции, которую проводят мировые державы по отношению к Новой России, и просит правительство Кубы признать Социалистическую республику Соединенных Штатов России[6]».

Эта резолюция стала «бомбой», которую бросили в портуондовцев Мелья и его друзья, и она попала в цель: бурные дебаты окончились ее принятием.

Не меньшие споры вызывало предложение об обмене между университетами Америки. Группа студентов, настроенных оппозиционно по отношению к Соединенным Штатам, потребовала не включать в резолюцию университеты этой страны, дабы кубинцы не «заражались англосаксонскими пороками». Кто-то сказал, что нельзя так говорить об американцах, ибо они обладают высоким чувством гражданского долга. Но ему сейчас же возразили, что, конечно, это так, но американец свой гражданский долг выполняет только по отношению к своей стране, а в чужой стране он всегда первым нарушает этот долг. После короткого и горячего спора было решено установить обмен студентами в первую очередь со странами Латинской Америки, а затем и с остальными странами мира.

В дни конгресса был провозглашен декрет Сайяса о запрете публичных сборищ. Когда эта весть дошла до университета, она вызвала возмущение. Студенты назначили комиссию для установления юридической правомочности подобного декрета. И 22 октября комиссия доложила о том, что декрет неконституционен. Делегаты единогласно решили обратиться в конгресс республики с просьбой пересмотреть декрет.

За два дня до окончания конгресса оставалось нерешенным еще много вопросов, поэтому заседали до глубокой ночи. 23 октября Мелья выступил с резолюцией: «Долг студента в свете международного положения Америки». Эта резолюция была подготовлена им самим. И многие студенты, знавшие его хорошо, поняли, что лето для него прошло недаром.

Резолюция показала явную антиимпериалистическую ориентацию конгресса. Вот как выглядела ее постановительная часть:

«Первый национальный конгресс студентов выступает против всех империализмов и прежде всего против вмешательства империализма янки в наши внутренние дела».

Все проголосовали «за», кроме Эмилио Нуньеса Портуондо.

«Первый национальный конгресс студентов решительно протестует против постоянного договора между Кубой и Соединенными Штатами («поправки Платта»[7]) и заявляет, что его самое заветное желание покончить с ним. Конгресс также категорически протестует против вмешательства правительства янки и его подручных в наши национальные дела».

Все проголосовали «за», кроме Эмилио Нуньеса Портуондо.

«Конгресс выступает против доктрины Монро и панамериканизма».

Все проголосовали «за», кроме Эмилио Нуньеса Портуондо.

«Конгресс выступает против существующей на Кубе экономической системы и против международного капитализма».

Все проголосовали «за», кроме Эмилио Нуньеса Портуондо.

Стало ясно, что чаша весов решительно склонилась в пользу Хулио Антонио и его единомышленников, а поведение Портуондо вызывало возмущение делегатов. Поняв это, хитрый Нуньес решил временно перестроиться. И когда Мелья предложил послать сердечный привет Федерации рабочих Гаваны и пожелать крепкого союза между студентами и рабочими с целью изменения экономической, политической и социальной системы, то Портуондо тоже голосовал «за» и попросил, чтобы это отметили в протоколе.

Было принято еще несколько политических резолюций. Одна из них призывала студентов бороться за социально-политический прогресс, за то, чтобы местные власти убрали все плакаты, объявления и рекламы с улиц и площадей, написанные на английском языке.

Делегаты высказались за созыв различных межамериканских конференций, где на равноправной основе разные страны могли бы решать экономические, политические и социальные проблемы. Все единодушно проголосовали против политической опеки одних государств над другими. Все существующие между американскими государствами договоры, ограничивавшие суверенитет наций, должны быть аннулированы, и ни одно американское государство не может вмешиваться в дела другого государства.

Студенты решили возвести в университете аллегорический монумент Гению Латинской Америки и пригласить на его открытие Васконселоса, Хоакина Гонсалеса[8], Инхеньероса[9] и Луначарского.

И за эти резолюции все проголосовали «за», кроме Эмилио Нуньеса Портуондо. Он остался верен себе до последней минуты конгресса. Если бы знали его товарищи, что в будущем Портуондо превратится во врага кубинского народа!

Одной из самых больших побед прогрессивного студенчества на конгрессе стало решение о создании Народного университета имени Хосе Марти. Предложение это выдвинул Хулио Антонио. Он сказал, что Народный университет должен стать центром обучения и воспитания рабочих. Преподавание в нем — бесплатное, там должны были работать самые прогрессивные преподаватели и студенты. Помещение в вечерние часы должен был предоставить Гаванский университет. Предложение Мельи было единогласно утверждено. Никогда еще кубинская молодежь не была так близка духовно рабочему классу, как в этот октябрьский вечер.

После конгресса Мелья понимал, что трудности с принятием резолюций ничто по сравнению с тем, когда студенты возьмутся за их воплощение. Начинался новый этап борьбы. Он требовал новых форм и методов, новой тактики, а самое главное — уже нельзя было биться в одиночку — нужен был союз с рабочим классом.

За полтора года до создания Коммунистической партии Кубы решения конгресса имели большой политический резонанс. Одна из столичных либеральных газет вскользь заметила в те дни, что такого еще не бывало на Кубе: дети преподнесли своим отцам наглядный урок революционности.


Комментарии

[1] Т.е. Хулио Антонио Мелья.

[2] Так неофициально именовался Гаванский университет.

[3] Диас Мирон Сальвадор (1853—1928) — мексиканский поэт, журналист и профессор. Во времена диктатуры Порфирио Диаса был депутатом оппозиции, несколько раз попадал в тюрьму, в том числе дважды за покушение на депутатов и на четыре года за убийство (1892—1896). Во время Мексиканской революции поддерживал генерала Викториано Уэрту.

[4] Нуньес Портуондо Эмилио (1898—1978) — кубинский политический деятель, дипломат. Сын генерала Эмилио Нуньеса Родригеса, который был вице-президентом Кубы, мэром Гаваны и министром сельского хозяйства Кубы; брат Рикардо Нуньеса Портуондо, кандидата в президенты Кубы в 1948 году. Эмилио Нуньес Портундо избирался в парламент от провинции Санта-Клара; был послом Кубы в Панаме, Перу, Нидерландах, Бельгии и Люксембурге; секретарем Конституционного Собрания в 1940 году; постоянным представителем Кубы в ООН в 1952—1958 годах; министром труда в 1957 году; премьер-министр Кубы в марте 1958 года как лидер Партии прогрессивного действия. После победы революции бежал с Кубы и начал борьбу с новым режимом. Делегат на первом конгрессе Всемирной антикоммунистической лиги в 1967 году. Участвовал в работе Международного суда над коммунизмом в Вашингтоне.

[5] Васконселос Хосе (1882—1959) — мексиканский историк, философ и государственный деятель. По политическим мотивам неоднократно эмигрировал из Мексики. В 1920—1921 годах — ректор Мексиканского национального университета в Мехико, в 1921—1924 годах — министр народного образования. На этом посту произвол ряд прогрессивных преобразований: расширение сети начальных и профессионально-технических школ, библиотек, издание большими тиражами произведений классиков национальной и мировой литературы, организация книжных и художественных выставок. Выступал за секуляризованную школу, гражданское образование в духе всеамериканского единства. Поддерживал творчество муралистов Диего Риверы и Давила Альфаро Сикейроса. В 1929 году был кандидатом в президенты, но проиграл и в очередной раз покинул Мексику. Позднее был директором Национальной библиотеки Мексики (1940) и возглавлял Мексиканский Институт испанской культуры (1948).

[6] Имеется в виду Союз Советских Социалистических Республик.

[7] «Поправка Платта» — кабальные обязательства, навязанные в 1901 году Кубе правительством США, с 1898 года оккупировавшим остров. Инициированная сенатором Орвиллом Платтом, но составленная государственным секретарем США Рутом, поправка к Закону об ассигнованиях на американскую армию была принята Конгрессом в 1901 году. Ее положения фактически превращали Кубу в протекторат США, ограничивали ее суверенитет, разрешая вмешательство США в ее внутренние дела. После включения поправки в текст Конституции Кубы в качестве приложения американские войска покинули остров. Во избежание отмены или модификации поправки в будущем она вошла составной частью и в заключенный в мае 1903 года американо-кубинский договор, согласно которому США получили право на бессрочную аренду военно-морской базы в Гуантанамо. Поправка была аннулирована лишь в мае 1934 года при президенте Ф. Рузвельте.

[8] Гонсалес Хоакин Виктор (1863—1923) — аргентинский политик, ученый и писатель. Во второй половине 1880—1890-х годах — представитель провинции Ла Риоха в нижней палате Конгресса, в этот период участвовал в конституционной реформе. В 1889 году был избран губернатором той же провинции. Затем в Буэнос-Айресе занимал академические посты, с 1896 года — член Национального образовательного совета. В дальнейшем занимал посты министра внутренних дел, министра юстиции и министра иностранных дел. Провел прогрессивную реформу избирательной системы. В 1904 году был назначен министром юстиции и образования. Находясь на этом посту, основал Педагогическую семинарию, национализировал Университет Ла-Плата, президентом которого затем был избран, пожертвовал университету свою обширную библиотеку.

[9] Инхеньерос Хосе (1877—1925) — аргентинский философ, психолог, социолог, общественный и политический деятель, врач-психиатр. Был одним из лидеров студенческого движения, затем Движения за университетскую реформу в Аргентине. В 1896 году — участник Учредительного съезда Социалистической партии Аргентины, был избран ее секретарем, редактировал партийную газету. В 1902 году вышел из партии. Активно занимался психологией и философией. Сыграл выдающуюся роль в Университетской реформе 1918 года, проведшей к демократизации университета, его автономии, студенческому соуправлению, секуляризации образования. В 1919 году Инхеньерос оставил академические должности, вступив в коммунистическую организацию «Кларидад». В 1922 году создал Латиноамериканский союз, в этом же году организовал в Париже Антиимпериалистическую латиноамериканскую ассамблею.


Главы из книги: Погосов Ю.В. Мелья. М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1968. (Жизнь замечательных людей)

Комментарии Романа Водченко.


Юрий Вениаминович Погосов (р. 1922) — советский журналист-международник и переводчик. Родился в Баку, окончил Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Начал печататься с 1955 года; член Союза журналистов СССР; работал заведующим редакцией иностранной литературы в издательстве «Молодая гвардия». Перевёл произведения Орасио Хироги, Xесуса Диаса, Карлоса Ловейры, Даура Олема, Xоакина Беленьо, Сесара Леанте, Альваро Прендеса и других латиноамериканских авторов. Редактор-составитель сборника «Кубинская публицистика: от Хосе Марти до наших дней» (1981), автор статей по истории и литературе стран Латинской Америки.

Free Web Hosting