| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Бесконечные дискуссии и «круглые столы» на тему «грозит ли России фашизм?», нескончаемый поток статей, а в последние два-три года — и книг на эту тему, похоже, приучили политизированного читателя к мысли о важности и обоснованности вопроса. Тем более, что тема стала излюбленной и в левых, и в буржуазно-либеральных кругах.
Удивительно, что все эти бесконечные дискуссии и печатные обсуждения касаются именно России, хотя структурированные правонационалистические, фашистские силы, например, в Прибалтике или на Западной Украине несравнимо мощнее.
Впечатление такое, что сама эта тема служит делу отвлечения левых от других, более актуальных и важных для левого движения дел.
Полезно напомнить, что еще совсем недавно все было по-другому.
До ельцинского государственного переворота в октябре 1993 г. о «грядущем фашизме» в России писали и говорили в основном немногочисленные «профессиональные антифашисты» из числа буржуазных либералов, делавшие карьеру на раздувании истерии вокруг пресловутой «Памяти». Окружающие, однако, верили в «завтрашнюю победу фашизма» слабо, хотя о «Памяти» читали, слушали и смотрели с интересом — но по тем же самым причинам, по каким читали, слушали и смотрели о коррупции, проституции, наркомании и «исключительно тяжелой жизни» представителей сексуальных меньшинств.
После октября 1993 г. ситуация изменилась. Сначала оппозиция сразу в нескольких газетах, не сговариваясь, выкинула лозунг «Ельцин — это Гитлер сегодня». Желающие могли прочесть даже такие «теоретические» откровения: «Запретив Конституцию, расстреляв в Доме Советов и Останкино народных депутатов и сотни патриотов, вставших на сторону Закона… ельцинская хунта ЗАТМИЛА ВСЕ ЗЛОДЕЯНИЯ ГИТЛЕРОВСКОГО ФАШИЗМА»!
После декабрьских выборов уже пропрезидентская сторона открыла, что «в Россию пришел фашизм» — и занялась усиленной рекламой «фашиста» Жириновского, а заодно и поисками иных «фашистов» по градам и весям. Подразумевалось, что если уйдет Ельцин — придет фашизм. Был даже изобретен термин «коммуно-фашизм» — взамен так и не прижившегося в политическом лексиконе термина «красно-коричневые».
Между тем, фашизм — это не вообще всякий неприятный тебе политический режим, а фашист — не всякий, кто не разделает твоих политических убеждений. И к власти фашизм приходит по определенным историческим законам и в определенных ситуациях.
История знает всего два способа установления фашистских режимов: во-первых, приход к власти фашистов «на плечах армии», в результате военных переворотов (Испания, Чили, Португалия, Греция), во-вторых, «самостоятельная» победа фашистских движений (Германия, Италия, Австрия). В первом случае дальнейшая фашизация режима объяснялась тем, что фашисты оказывались ЕДИНСТВЕННЫМ ГРАЖДАНСКИМ СОЮЗНИКОМ военных, а также и тем, что у фашистов имелась наготове ИДЕОЛОГИЯ, чего у военных не было, но в чем военный режим — как всякий другой режим — нуждался.
ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ условием прихода к власти фашистов был ОСТРЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС, причем, как правило, кризис ЗАТЯНУВШИЙСЯ. Он мог совпасть по времени, а мог и не совпасть с кризисом экономическим (чаще, впрочем, совпадал).
В Чили и Испании фашистские мятежи были порождены революцией — и вспыхнули как раз тогда, когда стала очевидной НЕИЗБЕЖНОСТЬ перехода революции со стадии РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕМОКРАТИИ на стадию РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДИКТАТУРЫ. В Чили такое развитие событий действительно было предотвращено в результате военного переворота. В Испании революция все равно перешла в стадию революционной диктатуры — но лишь потому, что мятежники не смогли победить сразу и понадобилось три года гражданской войны, чтобы франкисты разгромили республиканцев.
Если бы кто-то смог доказать, что в России в последние годы сторонники социалистических идей не потерпели сокрушительное поражение, а, напротив, пришли к власти — тогда можно было бы говорить, что в России сложились условия для победы фашизма по испанскому или чилийскому образцу.
В Италии приход Муссолини к власти также был следствием революционного кризиса. Только, в отличие от Чили и Испании, в Италии революция в 1920 г. так и не произошла. Причем, по известному определению, «революция не произошла не потому, что ей кто-либо преградил путь, а потому, что Всеобщая конфедерация труда ее не захотела». По общему правилу, революционный кризис, не вылившийся в революцию, порождает торжествующую контрреволюцию. В Италии так и случилось. Итальянское государство и итальянская буржуазия, оказавшиеся неспособными самостоятельно противостоять «ужасному большевизму», лихорадочно принялись искать третью силу — и нашли ее в вооруженных отрядах фашистов («скварди»). Не вспыхнет ли в Италии революция, оставалось неясным до начала 1921 г. — если осенью 1920 г. рабочие захватывали фабрики, то зимой 1920/21 крестьяне захватывали землю. Подавить это движение смогли «правоохранительные органы» и фашисты — подавить, разумеется, силой оружия и только СОВМЕСТНЫМИ усилиями. После этого, собственно, и стало очевидным, что, не поделившись с фашистами властью, традиционные политические институты Италии не могут рассчитывать на самосохранение.
Если возможно привести в сегодняшней России примеры массовых — с оружием в руках — захватов ЧАСТНЫХ фабрик и заводов рабочими и ЧАСТНЫХ земельных угодий безземельными крестьянами-батраками — тогда можно будет сказать, что в России сложились условия для повторения «итальянского сценария».
Наконец, распространенным вариантом прихода к власти фашистов была отдаленная стадия национального революционного процесса — перерастание Директории в Брюмер, бонапартистский переворот (Германия, Австрия, Греция в 30-е гг., Португалия, Венгрия и т.д.). Не всегда в этом случае возникал именно ФАШИСТСКИЙ режим — даже в XX веке есть много примеров режимов ТРАДИЦИОННО БОНАПАРТИСТСКИХ. Многие из них в советской литературе принято именовать «монархо-фашистскими» (в Югославии, Румынии, Болгарии), но вернее было бы назвать их полуфашистскими, протофашистскими или фашизоидными (тем более, что в Польше, например, была республика). Правда, все эти режимы имели тенденцию к последовательной фашизации (не случайно многие из них оказались союзниками «держав Оси» во время II Мировой войны). Другое дело, что история не дала им времени на последовательную самостоятельную фашизацию — начавшаяся II Мировая война перечеркнула обычные схемы политического развития.
Классическими образцами такого рода являются Германия и Австрия. В Германии деградация режима КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕМОКРАТИИ — директориальной Веймарской республики — растянулась по меньшей мере на три года: с 1930-го, с назначения рейхсканцлером Г. Брюнинга (не исключено, впрочем, что последовательный дрейф Веймарской республики к Брюмеру надо отсчитывать, как минимум, с политического кризиса 1923 г., а то и с «белого террора» в Рурской области в 1920-м). На каждой стадии деградации — назначение Брюнинга канцлером через голову «веймарских партий», в результате сговора Гинденбурга с рейхсвером (март 1930 г.); разгон Брюнингом рейхстага (июль 1930 г.); смещение Брюнинга и замена его фон Папеном — опять же путем закулисного сговора (май 1932 г.); роспуск фон Папеном рейхстага, легализация СА, а затем и государственный переворот в Пруссии (отстранение от власти прусского социал-демократического правительства); наконец, назначение 2 декабря 1932 г. рейхсканцлером фон Шлейхера (как представителя НЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ ПАРТИЙ, А РЕЙХСВЕРА) — Веймарская республика все больше теряла характерные черты директориального режима и все откровеннее приближалась к фашизму.
Аналогично обстояло дело и в Австрии. Директориальный характер установленного в Австрии в 1922 г. режима «Женевской санации» совершенно очевиден. И явная деградация этого режима началась с 1927 г., со знаменитой Венской трагедии 15 июля, если не с позорной капитуляции социал-демократов перед фашистами в Тироле 2 февраля. Другое дело, что в Австрии деградация директориального режима была отмечена не несколькими крупными этапами, а серией мелких и частых — но это уже частности. С октября 1930 г. — с создания правительства, в котором австрофашистские фюреры Штарембергер и Хюбер заняли посты министров внутренних дел и юстиции — директориальный режим в Австрии перешел в ТЕРМИНАЛЬНУЮ стадию, в которой он принял явно протофашистский характер (одно создание концлагерей в сентябре 1933 г. о многом говорит), и эта стадия вполне логично завершилась фашистским переворотом в феврале 1934 г.
Тут аналогии с Россией очевидны. О директориальном характере режимов Горбачева и Ельцина (как минимум до октября 1993 г.) спорить не приходится. По общим законам развития революционного процесса следующей стадией должен быть бонапартизм. Другое дело, что можно спорить, прошла Россия точку Брюмера (в октябре 1993 г.) или нет. Если нет, то брюмерианский режим может быть установлен как нынешней правящей элитой, так и оппозицией с равной степенью вероятности. Если да — то шансов на такой «подвиг» у нынешней правящей элиты несравненно больше.
Но на вопрос, был ли Октябрь 1993 г. российским Брюмером, можно ответить только при ретроспективном взгляде. Самому Наполеону для того, чтобы перейти от режима «мягкого бонапартизма» к откровенно репрессивному режиму, понадобилось больше года — от брюмера VIII года Республики до нивоза IX года (от ноября 1799 до января 1801 г.) — и для того, чтобы такой переход осуществить, потребовалось чрезвычайное событие (покушение на жизнь Наполеона). Да еще полтора года понадобилось Наполеону, чтобы стать пожизненным консулом, да еще два с лишним года, чтобы стать императором.
Даже Гитлеру понадобился месяц для введения чрезвычайного декрета «В защиту народа и государства» — а для этого пришлось прибегнуть к провокации: к поджогу Рейхстага. А окончательно фашистский брюмерианский режим утвердился лишь через год после прихода Гитлера к власти — в январе 1934-го, после принятия декрета о реорганизации рейха (а может быть, и на полгода позже — после расправы со штурмовиками Э. Рёма).
Итальянскому фашизму для завершения строительства режима понадобилось минимум два с лишним года (с ноября 1922 по январь 1925 г., когда разразился «кризис Маттеотти»), а то и все три года (до законов декабря 1925 — января 1926 г.) или даже четыре (до карательных законов ноября 1926 г.). Португальский фашистский режим формировался как минимум четыре года (до введения однопартийности в 1930 г.), а то и семь лет (до принятия фашистской конституции в 1933 г.). Аналогичные примеры можно привести и по другим странам.
C равным успехом и сейчас невозможно точно сказать, живет ли Россия уже в постбрюмерианское время или нынешний режим — это аналог французской Директории после 18 фрюктидора, Веймарской республики образца 1930 г. или Австрии после прихода к власти кабинета Шобера.
Нужно учесть также, что «мирный» и «легальный» характер прихода фашистов к власти — понятие совершенно условное. Фашисты имеют привычку навязывать обществу свои правила политической игры — вооруженную борьбу. Если это не вооруженный переворот или общенациональная гражданская война (как в Испании), то режим массового насилия, приобретающий характер «гражданской войны малой интенсивности». Впрочем, одно другого не отменяет. В Чили, например, политический террор достиг уровня «гражданской войны малой интенсивности» весной 1973 г. — за полгода до военного мятежа. Так что если верны обвинения в адрес Альенде со стороны его противников, что он хотел установить режим открытой революционной диктатуры, то это надо рассматривать как свидетельство в пользу Альенде как политика.
В Австрии и Германии в конце 20-х — начале 30-х гг. политический терроризм был массовым явлением, а улицы городов превратились в арену постоянных вооруженных столкновений — это факт общеизвестный. «Гражданская война малой интенсивности» носила в Австрии и Германии характер борьбы за контроль над отдельными кварталами или даже селами, городами и регионами. Скажем, г. Альтону в Пруссии в июле 1932 г. фашисты «нацифицировали» силами 7 тыс. штурмовиков и в ходе этой акции было убито 19 и ранено 285 антифашистов. И, напротив, устав от фашистского террора, «отряды рабочей самообороны» в том же июле 1932 г. в ходе ожесточенных уличных боев разгромили в Вуппертале местные отряды СА и СС и на полгода (то есть вплоть до прихода Гитлера к власти) превратили город в «освобожденную от нацистов зону». Количество жертв «борьбы на улицах» исчислялось сотнями убитых и десятками тысяч раненых (причем в Германии, например, где СА и СС противостояли подпольный «Союз красных фронтовиков» и «рабочие отряды самообороны», с одной стороны, и отряды штрассеровского «Черного фронта» — с другой, значительные потери понесли и нацисты: Гитлер утверждал, что в уличной войне нацисты потеряли 400 человек убитыми и 43 тысячи ранеными).
В Италии в конце 1920 г. — в 1921 г. фашистский террор принял такой размах, что очевидец событий Антонио Грамши уже характеризовал его как «террор, проводимый в государственном порядке». «Малая гражданская война» в Италии достигла такой интенсивности, что влекла за собой значительные материальные разрушения. Только в первом полугодии 1921 г. итальянские фашисты разрушили, взорвали, сожгли и разгромили 726 зданий и помещений, принадлежавших политическим организациями противника.
Эти картины также не состыкуются с политическими реалиями сегодняшней России.
Понятно, что для организации массового политического террора, для ведения «гражданской войны малой интенсивности» нужны значительные человеческие, денежные и материальные ресурсы (в том числе оружие и боеприпасы). Так оно в действительности и было. К моменту прихода Гитлера к власти в НСДАП состояло 1 453 530 человек. В СА в начале 1933 г. было 500 тысяч бойцов, да плюс к тому в СС насчитывалось, по одним данным, 165 тысяч бойцов, по другим — все 200 тысяч. Это при том, что вся германская армия тогда состояла из 100 тысяч военнослужащих (плюс 25 тысяч — флот). Хеймвер в мае 1930 г. насчитывал 400 тысяч человек (при численности австрийской армии в 30 тысяч). Фашистские боевые отряды в Италии уже к концу 1921 г. (то есть еще до формального создания фашистской партии) насчитывали 300 тысяч.
Едва ли с этими цифрами можно сравнивать микроскопические боевые фашистские группировки в сегодняшней России. Даже пресловутое Русское национальное единство (РНЕ), способное мобилизовать несколько тысяч готовых к вооруженной борьбе членов, выглядит на фоне указанных выше исторических примеров более чем бледно. Более того, численность политически активных членов всех крайне правых организаций в России (даже если включить в их число ЛДПР) приблизительна равна 1 человеку на 100 000 населения. Для сравнения: в сегодняшней Франции 1 политически активный крайне правый приходится на каждые 16 тысяч жителей, в США — на каждые 10,1 тысяч, в Испании — на каждые 9,5 тысяч, в Италии — на каждые 6,3 тысяч, в Германии — на каждые 2,1 тысяч жителей. В царской России после революции 1905—1907 гг. 1 черносотенец приходился на каждые 400 жителей империи.
Фашистов — там, где они приходили к власти — снабжала оружием сама армия. Оружие хеймвера, например, просто хранилось на складах австрийской армии и полиции. В Италии «скварди» были вооружены из армейских арсеналов, обучены кадровыми офицерами и построены по принципу строгой армейской иерархии на основе секретного циркуляра Генерального штаба, изданного в октябре 1920 г. НСДАП вообще, как известно, приобрела свой характерный облик в результате опеки со стороны рейхсвера и после того, как в партию на раннем этапе ее существования были внедрены армейские агенты-осведомители Гитлер, Эссер, Аман и другие, непосредственным руководителем которых был капитан рейхсвера Эрнст Рём. Известный западногерманский историк Вольфганг Руге даже пришел к выводу, что боевая организация нацистской партии — СА — возникла потому, что армейское командование нуждалось в «людском прикрытии» для своих подпольных складов оружия после того, как были распущены ранее опекавшие склады военные формирования — «добровольческие отряды» и «Оргэш».
Понятно, что такого рода сведения всегда секретны, но в 20-е гг. в левую прессу регулярно попадали документы, разоблачавшие передачу оружия армией фашистским формированиям (в Австрии один такой инцидент даже вызвал общенациональный политический кризис). В России же что-то никто не слышал о существовании тайных армейских складов оружия, откуда снабжались бы фашистские группировки.
Вообще, наличие вооруженных отрядов — как мы сейчас бы сказали, «незаконных вооруженных формирований» — обязательная черта фашизма, во всяком случае, необходимая для того, чтобы фашизм смог прийти к власти. Там, где политические организации фашистов не создали вооруженных формирований (или не слились с ними) — они остались на уровне маргинальных политических сект.
В то же время создание вооруженных отрядов уже ПОСЛЕ создания сколько-то развитого фашистского движения свидетельствует о молодости фашизма как политического феномена, о том, что он находится на ранних стадиях и относительно бессилен. Обычно же крайне правые вооруженные отряды предшествуют собственно фашистскому движению с его «штурмовыми отрядами». Так, в Германии штурмовикам предшествовали фрейкор, «черный рейхсвер» и другие «незаконные вооруженные формирования», в Австрии — хейматшуц, фронткемпфер и др., во Франции — «легионы защиты порядка», «гражданские лиги», «Королевские молодчики» и др., в Италии — легионеры Габриэле Д'Анунцио, отряды «ардити», «интервенционистские отряды революционного действия» и т.д. и т.д. В России такой список «предшествующих парамилитарных образований» составить невозможно.
Там, где фашистские движения пришли к власти, — они нигде не приходили к власти самостоятельно, без поддержки крупного капитала и буржуазного государства. Это давно доказано марксистскими исследователями и подтверждено затем множеством ученых, специализирующихся на изучении фашизма, но не являющихся марксистами. Причем буржуазной науке — несмотря на активные попытки в конце 70-х — начале 80-х гг. — опровергнуть это положение так и не удалось. По отношению к Германии это доказано на заседаниях Нюрнбергского трибунала. На немецком языке издано огромное количество монографий, специально посвященных изучению того, как крупный капитал (сначала промышленный, а затем и финансовый), армия и структуры буржуазного государства поддерживали нацистов и заботливо вели их к власти. Обширная литература такого рода существует и по Австрии и Италии. В каждом отдельном случае такое поведение крупного капитала, армии и государственных институтов было связано с постоянно нарастающим влиянием «крайне левых» и стремлением избежать повторения «большевистской революции».
Возможно, завтра в России и появится крупный ЧАСТНЫЙ промышленный и финансовый капитал, который будет опасаться потерять свою собственность в результате «большевистской революции» — и потому начнет финансировать, пестовать и опекать русских фашистов. Но на сегодняшний день никаких признаков этого нет. Как не существует и профессиональной армии, основанной на касте офицеров-аристократов. Пока давать фашистам миллиарды, спасать их от судебного преследования и тайно вооружать некому и незачем.
Наконец, фашизм — это движение «среднего класса», пытающегося утвердить себя в качестве «новой элиты». В России «средний класс» в западном понимании и вообще-то не существовал, а с началом реформ его российский эрзац быстро исчезает, на 95 % переходя в категорию малообеспеченных наемных работников и на оставшиеся 5 % (преимущественно это чиновничество) — поднимаясь до уровня правящей элиты.
Теряя социальную базу, фашизм в России вынужден будет уделять ОСОБОЕ внимание выработке идеологии, адаптированной к уровню широких масс и привлекательной для них. Это лишь военные, производя переворот, могут опереться ТОЛЬКО на силу оружия и пренебречь идеологией (и то постфактум выясняется, что фашистское влияние внутри армии изначально было крайне велико — скажем, для армии Чили это доказали Ф. Ривас Санчес и Э. Рейман Вейгерт в специальном исследовании, опубликованном в 1976 г. в Мехико). Поскольку российские фашистские организации формируются преимущественно как ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ, им придется повторить работу германских нацистов.
Но нацисты находились в несравнимо лучшей ситуации. И идеологически, и даже организационно им предшествовала мощная консервативная традиция. К моменту написания «библии нацизма» — «Майн кампф» — Гитлер уже имел в своем распоряжении адаптированные до обывательского уровня пересказы идей национального государства Фихте, воли как мировой движущей силы Шопенгауэра и обожествления прусского казарменного государства Гегеля. Работы Ницше и Шпенглера читались в Германии 10-х — 20-х гг. как бестселлеры (в СССР в предшествовавший зарождению российского фашизма период аналогичный интерес можно было отметить разве что к книгам А.Я. Гуревича, С.С. Аверинцева и Д.С. Лихачева; как их использовать для создания идеологии российского фашизма — не представляю). Ведущей философской модой в академической среде Германии была «философия жизни», которая и в целом не противостояла фашистской теории, а в своем правом варианте (через Клагеса, Шпенглера и особенно Эрнста Юнгера) просто предшествовала фашизму и немало послужила в деле формирования нацистской идеологии. Такие же претензии можно предъявить и к другому ведущему философскому направлению тогдашней Германии — неокантианству (особенно велик вклад в формирование фашистской идеологии тогдашнего «властителя дум» студентов-историков — Генриха фон Трейчке).
Пропаганда расизма и социал-дарвинизма достигла поразительного размаха в Германии еще в конце XIX — начале XX в. Геополитика — как составной элемент нацистской идеологии — в готовом виде уже существовала к 20-м гг. и в Германии пользовалась огромным влиянием и почетом. То же можно сказать и об антисемитизме, теории «национального социализма» и мистицизме как составляющих нацистской идеологии. Великогерманский шовинизм нарастал в Германии весь XIX в., а в период I Мировой войны фактически стал официальной идеологией страны.
Более того: существовавшее в Германии «культурно-политическое» движение «фёлькише» — массовое движение — со второй половины XIX в. методически адаптировало до массового уровня, тиражировало и пропагандировало идеи национализма, милитаризма, пангерманизма, геополитики, антисемитизма, мистицизма, иррационализма, социал-дарвинизма и реакционного (феодального) романтизма. Достижения «фёлькише» — как методологические, так и эстетико-пропагандистские — были позднее практически полностью интегрированы нацизмом (вплоть до символов и ритуалов), а само движение было в 20-е гг. ассимилировано нацизмом.
Но даже и в таких благоприятных условиях германскому фашизму понадобилось 5 лет для того, чтобы привести свои идеологические и пропагандистские установки в более-менее стройную систему и еще 10 лет, чтобы распространить свои идеи на сколько-то значительную часть населения и прийти к власти.
Российские крайне правые находятся в несравнимо худшей ситуации. Разумеется, выработка фашистской идеологии в России идет — это подтвердит каждый следящий за темой. Но идет выработка сразу нескольких, КОНКУРИРУЮЩИХ друг с другом фашистских или полуфашистских идеологий. Конкурируют между собой русский великодержавный шовинизм и российский (иногда даже «советский») великодержавный империализм, идеи русского мессианизма и российского мессианизма, православия и славянского (иногда — арийского) язычества, национал-большевизма и романовского монархизма, корпоративизма а-ля Муссолини и военно-казарменного устройства в духе Аракчеева, федерализма и унитаризма, милитаризма и »всеобщего народного ополчения» и т.д. и т.д. Соответственно и фашистские (полуфашистские, протофашистские, фашизоидные) организации в России чрезвычайно распылены, организационно неустойчивы, раздроблены и поминутно объединяются в тут же распадающиеся блоки и союзы.
Конкурирующие в пределах одной страны фашизмы истории хорошо известны: хеймверовский фашизм (австрофашизм) и национал-социализм в Австрии, хортизм и нилашизм в Венгрии, Антонеску и «Железная гвардия» в Румынии. Но это — генерализованные противоборства двух фашизмов. Наши крайне правые организации скорее похожи на типичные оппозиционные праворадикальные секты в странах, где фашисты так никогда и не смогли прийти к власти — секты, раздираемые не только идеологическими, но и тактическими противоречиями, не говоря уже о борьбе между лидерами.
Настоящему фашизму, какой бы исторической ориентации (национал-социализм, итальянский фашизм, франкизм, «военный тэтчеризм» Пиночета и т.д.) он ни придерживался, обязательно присущи установки на МИЛИТАРИЗМ (в узком смысле, то есть на обожествление армии и армейских порядков), ВОИНСТВУЮЩИЙ НАЦИОНАЛИЗМ, ЭЛИТАРИЗМ и обывательский КУЛЬТУРНЫЙ ПРИМИТИВИЗМ (неприятие культуры во всей ее сложности и полноте).
Сколько-то удовлетворительно в среде наших фашистов обстоит дело только с милитаризмом. Уже с воинствующим национализмом возникают проблемы: многие осознают, что ставка на РУССКИЙ шовинизм в МНОГОНАЦИОНАЛЬНОЙ России — это политическая глупость. Еще сложнее с элитаризмом. Не имея, в отличие от нацистов, массовой социальной базы, теряющей свое привилегированное (по сравнению с наемными работниками) положение и претендующей на то, чтобы подвинуть (если не заменить) на олимпе власти традиционные элиты (крупную буржуазию и аристократию), наши крайне правые поневоле вынуждены либо прибегать к пропаганде эгалитаризма, либо искать некие мистические «объединяющие» элитаризм и эгалитаризм концепции, либо, наконец, проводить элитное размежевание чисто по национальному признаку. Ситуация вторжения в постсоветское культурное пространство вестернизированного варианта «массовой культуры» и «американского образа жизни» вынуждает многих наших крайне правых отходить от проверенной временем позиции обывательского культурного примитивизма и выступать на защиту достижений классической европейской культуры (которая ими воспринимается как «национальная», хотя на самом деле она лишь вошла в качестве фундамента и составной части в советскую культуру).
Конечно, если брать точкой отсчета 1985 г., Россия фашизируется: возникают группы, печатается и распространяется литература, в общественное сознание проникают и укореняются там традиционные для правого радикализма идеи. Но для того, чтобы завтра в России победил фашизм, всего этого, мягко говоря, недостаточно. С точки зрения сравнительно-исторической политологии, Россия сегодня находится не на стадии, предшествующей приходу фашистов к власти, и даже не на стадии, предшествующей борьбе фашистов за власть, а на куда более раннем этапе.
Единственной силой, которая может в России в любое время взять власть и установить диктатуру с последующей фашизацией режима, является сегодня АРМИЯ. Но совершенно непонятно, зачем армии, если она возьмет власть, фашисты. Когда военные совершают переворот и затем фашизируют страну, они выступают как сила КЛАССОВАЯ. Российская армия может выступить пока лишь как сила СОСЛОВНАЯ — и то, как показывают события последних лет, даже к этому она все еще не готова. Классы же в сегодняшней России еще до конца не сформировались. Военная диктатура — сама по себе вещь неприятная, но это все-таки не синоним понятия «фашистская диктатура».
Фашизм — это «секретное оружие» буржуазии, «пожарный отряд», резерв на случай чрезвычайных ситуаций, используемый тогда, когда обычные методы управления (представительная демократия или более-менее открытая классовая диктатура) уже не срабатывают. Время «стихийных» фашистских массовых движений — как движений деклассирующейся мелкой буржуазии («среднего класса»), судя по всему, прошло. Новоформирующемуся правящему классу России — бюрократ-буржуазии — просто нет нужды прибегать к услугам фашистов: в стране отсутствует мощное революционное, классовое движение трудящихся, управляемость страны обеспечивается традиционными государственными институтами (и, если надо, криминальными кругами).
Откровенно уголовный характер нынешнего российского капитализма и нового правящего класса подталкивает их к тому, чтобы использовать в своих политических и классовых интересах — если вдруг ситуация обострится и ГОСУДАРСТВЕННЫЕ механизмы классового подавления начнут пробуксовывать — вовсе не существующие фашистские группы, а обычные криминальные круги, «братву». Зачем связываться с грозящими выйти из-под политического контроля фашистскими бандами, если под рукой в изобилии ПРОСТО банды?
20 июля 1994 — 26 января 1998
Опубликовано в журнале «Марксизм и современность» (Киев), 1998, № 1; в сокращении под заголовком «Миф о “фашистской России”» — в «Новой ежедневной газете», 17.08.1994.