Михаил Шувалов

Священник, партизан, марксист:

жизнь и политические взгляды Мануэля Переса Мартинеса

14 февраля 1998 года в одном из районов Колумбии, находящихся под контролем партизан, в возрасте 55 лет после тяжелой болезни скончался лидер Камилистского союза — Армии национального освобождения (UCELN) Мануэль Перес Мартинес. В настоящее время UCELN является второй по численности, после Революционных Вооруженных Сил Колумбии — Армии народа, военно-политической организацией колумбийских левых и объединяет в своих рядах несколько тысяч бойцов, действующих в рамках нескольких десятков партизанских фронтов во многих регионах Колумбии. С помощью этой статьи мы хотели бы отдать дань памяти одного из самых ярких деятелей латиноамериканского революционного движения, человека интересной судьбы, отдавшего практически всю свою жизнь делу освобождения народных масс. Надеемся, что тем самым мы внесем хотя бы небольшую лепту в процесс развития солидарности с партизанскими и народными движениями Колумбии, одной из «болевых точек» современного мира.

Рим, июль 1966 года. Во время мессы в Сикстинской капелле папа Павел VI рукополагает в священники около 70 выпускников духовных семинарий со всей Европы, специально отобранных для для миссионерской работы в Латинской Америке, откуда в Ватикан поступали весьма тревожные известия. Влияние Кубинской революции все более отчетливо ощущалось по всей Латинской Америке, вызвав даже в таком бастионе консервативного католицизма как Колумбия совершенно беспрецедентное событие, которое отозвалось гулким эхом по всему миру. Дело в том, что католический священник отец Камило Торрес, вначале пытавшийся создавать независимое массовое революционное движение для «установления народовластия» и построения социализма, ушел в подполье и присоединился к партизанам из Армии национального освобождения (ELN). Кубинский журнал «Bohemia» так прокомментировал это событие: «Для отца Камило никогда не было противоречий между чистой формой христианства и марксизмом, социализмом и даже коммунизмом — наоборот, он находил огромное сходство между ними». Далее журнал «Bohemia» делал вывод, что если марксисты и христиане обьединятся, то смогут избавить человечество от угнетения и эксплуатации. Уругвайский журнал «Marcha» отмечал: «Камило Торрес считает себя националистом, революционером и христианином. В его платформе лозунги национального освобождения соединились с традиционно-социалистическими. Его метод, вооруженная борьба масс ради захвата власти и выполнения этой программы, — это начало социалистической революции». Однако всем надеждам на то, что Камило Торрес сможет стать лидером зарождавшегося революционного движения в Колумбии, было не суждено осуществиться — в феврале 1966 года Камило Торрес пал смертью храбрых в бою с правительственными войсками.

Но давайте все же вернемся к тому, с чего мы начали наш рассказ — к мессе в Сикстинской капелле. Одним из выпускников семинарий, рукоположенных в тот день в священники, был молодой испанец Мануэль Перес. В глубине души он не чувствовал никакой радости от участия в торжественном обряде, а, напротив, был раздражен всей помпезностью церемонии. Представители церковной иерархии наверняка были бы неприятно удивлены, если бы узнали, что этот подающий большие надежды молодой священник на самом деле разделяет веру отца Камило в то, что «очень сложно служить одновременно двум господам — богу и маммоне», и что он мечтает о том, чтобы продолжить дело отца Торреса, по возможности, в той же самой стране и в рядах той же самой революционной организации. Уже в то время Перес был убежден, что, приняв Торреса в свои ряды, ELN разрешила многие проблемы в отношениях между христианством и марксизмом, которые так глубоко его беспокоили.

«Ради страждущих и гонимых»

Мауэль Перес был родом из глухой деревушки в испанской провинции Арагон. Его родители были бедными крестьянами и набожными католиками. В годы гражданской войны в Испании (1936-39 гг.) его отец, считавший, что это война за веру, и что он должен защищать свою религию, сражался в рядах франкистской армии. В результате победы франкистов... его сын Мануэль смог учиться только в духовной семинарии, так как только там плата за обучение оказалась по силам семье Пересов. Еще до принятия сана Мануэль и двое его друзей, Доминго Лаин и Хосе Антонио Хименес, отправились путешествовать во Францию, руководствуясь «стремлением быть ближе к самым бедным и наиболее обездоленным» членам общества и «живя среди них, испытать нечто вроде духовного возрождения». Они хотели познать на собственном опыте, каково приходится иммигрантам из Испании, других стран Южной Европы и Северной Африки в атмосфере нищеты, жесточайшей эксплуатации и расистских предрассудков. В Париже, Лилле и Аррасе, впоследствии вспоминал Перес, «мы с головой окунулись в реалии капиталистической эксплуатации». Именно тогда в сознание молодых испанцев начали закрадываться первые сомнения относительно многих аспектов традиционной веры. «Что может дать месса по воскресеньям, если сама жизнь в бараках для иностранных рабочих — это помноженная в десять раз процедура распятия». Да и наиважнейшая для католичества концепция греха также начала восприниматься этими будущими священниками как нечто весьма абстрактное, поскольку они начали приходить к выводу, что «мораль зависит от того, к какому общественному классу ты принадлежишь. На самом деле существуют две морали — мораль буржуазии и мораль рабочего класса».

После возвращения в Испанию трое друзей начинают активно сотрудничать с так называемыми Comisiones Obreras, то есть Рабочими комиссиями, которые в труднейших условиях франкистской диктатуры пытались возродить рабочее движение, а также с активистами коммунистического подполья. Однако в очень скором времени молодые люди начинают приходить к выводу, что положение рабочего класса в Испании и других европейских странах — еще не самое плохое по сравнению с другими уголками мира, что, например, в Латинской Америке положение народных масс гораздо хуже, а степень эксплуатации и угнетения гораздо выше. Перес вспоминал спустя много лет: «На нас очень сильно повлияли две вещи — борьба и смерть отца Камило, и вообще партизанское движение за социалистическую революцию в странах Третьего мира». После рукоположения новоиспеченные священники получили распределение в бедные деревенские приходы в Доминиканской республике, но после некоторых споров решили, что Лаин должен отправиться в Колумбию и сделать там все, чтобы облегчить страдания народных масс. Перес и Хименес начали работать в захолустном приходе на границе с Гаити, где основную часть паствы составляли рубщики сахарного тростника, гаитяне по происхождению. Уже с самых первых дней пребывания в этом глухом уголке молодые батюшки заняли независимую позицию, отказавшись стать верными служителями Церкви, где «все пропахло гринго» и которая без устали исполняла роль «идеологического стража» беспросветной нищеты, абсолютной неграмотности, неприкрытого расизма и жестоких репрессий. Естественно, что властям страны такая позиция очень не понравилась, и они, при поддержке церковных иерархов, приняли решение о высылке молодых вольнодумцев. После этого Перес и Хименес перебрались в Колумбию, где вместе с Лаином, которому, кстати, тоже угрожало изгнание в результате интриг кардинала Конча Кордобы, нашли прибежище в одном из бедняцких кварталов Картахены. Как раз в это время стали заметны признаки брожения и в рядах самой Церкви — например, 50 священников во главе с епископом Херардо Валенсией Кано образовали «группу Голконда» и, по сути, бросили вызов церковной иерархии и правящему классу, провозгласив себя полностью готовыми «посвятить себя различным формам революционного действия против империализма и неоколониальной буржуазии». Девизом этих мятежных священнослужителей стали слова отца Камило Торреса, что «задача каждого христианина состоит в том, чтобы стать настоящим революционером», а их выводы полностью совпадали с известным лозунгом Фиделя Кастро, что «задача каждого революционера — совершить революцию». Узнав о создании группы «Голконда», трое молодых священников без всяких колебаний приняли единодушное решение о вступлении в ее ряды. Вскоре им предоставилась возможность полностью проявить свои организаторские и пропагандистские способности во время массовых протестов. Суть дела состояла вот в чем: городские власти приняли решение снести квартал Сан-Хосе, район бедняцких трущоб рядом с аэропортом Картахены, не предоставив его обитателям никакого другого жилья. Узнав об этом, Перес, Лаин и Хименес обратились к жителям других бедных кварталов с призывом придти на помощь обитателям Сан-Хосе, а затем возглавили акцию протеста, которая остановила бульдозеры, встала преградой на пути армии и полиции, и, в конце концов, переросла в огромный митинг солидарности. Сила народного гнева в тот день была столь велика, что перепуганные власти были вынуждены согласиться на проведение общественных слушаний с участием мэра, губернатора провинции и членов городского совета, во время которых должностные лица обещали пересмотреть решение о сносе квартала. Однако на следующий день господа чиновники немного оправились от того ужаса, в который их вогнала независимая активность народа по защите своих прав, и поспешили отомстить тем, кого они считали главными подстрекателями произошедших событий: полицейский комиссар Картахены по указанию «отцов города» отдал приказ об аресте священников — радикалов, а спустя еще несколько дней руководство тайной полиции издало приказ об их высылке из страны. Именно тогда Мануэль Перес и двое его товарищей приняли окончательное решение, которое определило весь их дальнейший жизненный путь, — они решили присоединиться к борьбе партизанского движения. В апреле 1969 года трое испанцев были выдворены за пределы Колумбии и вскоре, после установления контактов с колумбийскими революционерами за рубежом, отправились на Кубу для получения военной подготовки. В том же году они тайно вернулись в Колумбию и присоединились к одному из партизанских отрядов, действовавших в регионе Магдалена-Медио. В феврале 1970 года руководство Армии национального освобождения (ELN) официально признало, что Доминго Лаин находится среди бойцов ELN. В своем заявлении для прессы, под которым также подписались и его друзья, отец Лаин так объяснял причины, толкнувшие его на такой шаг: «В соответствии с общественной природой роли священников как наставников народа, я решил исполнить свой долг до конца и с этой целью присоединился к партизанам... Я избрал путь социалистической революции, потому что это единственный способ ликвидировать эксплуатацию человека человеком». Далее в своей декларации Лаин осудил «соучастие Церкви в преступлениях этого эксплуататорского режима, являющееся ничем иным, как злоупотреблением тем влиянием, которым она еще обладает в сознании многих представителей пролетарских масс».

В рядах партизан

Партизанское формирование, к которому присоединился Перес, резко отличалось от тех представлений, которые уже успели сложиться у него к тому времени. В нем насчитывалось всего лишь 60 — 70 бойцов, а потому партизанам не хватало сил даже на организацию еще одного партизанского фронта. К тому же не хватало самых необходимых вещей: пищи, лекарств, боеприпасов, так что очень часто главной целью партизан было просто выживание в труднейших условиях сельвы. Ждать же помощи партизанам было особенно не откуда — сеть сторонников и помощников партизан в городах оказалась фактически ликвидирована в результате жесточайших репрессий. Вдобавок незадолго перед этим среди партизан ELN произошел кровавый внутренний конфликт, последствия которого к моменту вступления Переса в отряд так еще и не изгладились. Началось все с того, что Хосе Айала, член лидировавшей в то время фракции, был убит членами противоборствующей фракции после какой-то смехотворной ссоры. Разъяренные этой историей друзья Айалы устроили показательный суд над тремя членами другой фракции, включая одного из руководителей ELN Виктора Медину Морона, обвинив их в «заговорщической деятельности» и пособничестве врагу. Как нетрудно догадаться, судилище закончилось расстрелом всех обвиняемых. В целом внутриорганизационный кризис в ELN явился результатом разногласий по политическим и тактическим вопросам, возникшим в организации, которая из-за тяжелейших условий борьбы не смогла выработать должного иммунитета к вождизму и диктаторскому стилю руководства, а потому там не осталось места для дискуссий или внутренней демократии. Мануэль Перес позднее вспоминал: «Для политических проблем предлагались решения не политические, а чисто силовые, милитаристкие».

Еще более опасной тенденцией внутриорганизационной жизни ELN было то, что тогдашний главнокомандующий ELN Фабио Васкес Кастаньо всеми силами навязывал крайне «прокрестьянскую» линию, которая фактически сводилась к жестокой диктатуре бойцов и командиров крестьянского происхождения. Весь внутренний режим ELN был крайне иерархическим и репрессивным, а отношения между людьми — очень напряженными. В течение первых восьми месяцев пребывания в отряде Пересу пришлось пройти своего рода испытание, очень тяжелое как в чисто физическом, так и в морально-психологическом отношении, гораздо более тяжкое, чем того требовали обстоятельства. (Кстати, самый старший из троицы священников, Хосе Антонио Хименес, так и не смог приспособиться к тяготам жизни в партизанском отряде ELN — спустя 8 месяцев после ухода в партизаны он скончался от неустановленной болезни.)

Однако впереди Мануэля Переса ожидало новое испытание, в некотором плане еще более трудное, чем любые сложности походно-полевой жизни. Дело в том, что Перес в какой-то момент времени принял участие в дискуссии нескольких других партизан, во время которой прозвучали критические замечания в адрес одного из руководителей ELN Рикардо Лары Парады, в частности, кто-то из партизан высказался в том духе, что «Рикардо живет в лучших условиях, чем другие бойцы». Об этом стало известно руководству ELN, и участники дискуссии были обвинены едва ли не во всех смертных грехах, включая намерение расколоть ELN, подготовку покушения на товарища Рикардо, подстрекательство других бойцов к дезертирству и многое другое в том же духе — набор, вполне напоминавший по своей абсурдности знаменитые формулировки советского НКВД периода сталинских репрессий насчет «шпионажа в пользу Эфиопии» или стремления взорвать все домны в Челябинске. Вскоре было созвано специальное заседание так называемого «Революционного народного трибунала», на котором все участники злополучной дискуссии были осуждены и приговорены к расстрелу. «Однако возражения некоторых авторитетных товарищей, — вспоминал Перес много лет спустя, вероятно намекая на кое-кого из лидеров Кубинской революции, — сыграли определенную роль в том, что смертный приговор нам заменили на менее суровое наказание». Самого Переса всего лишь исключили из ELN, да и то ненадолго, поскольку в конечном итоге Фабио Васкес позволил ему вновь присоединиться к партизанскому движению.

Самым слабым местом идеологии ELN в тот период было утверждение, что «рабочий класс пропитан миазмами буржуазной идеологии; он отстаивает лишь чисто экономические интересы, концентрируясь на борьбе за ограниченные требования, и, тем самым, является помехой на пути развития революционного процесса». Пока этот класс не станет «фундаментальным фактором», авангардом социалистической революции в Колумбии будет «крестьянство, которое не нуждается в какой-либо помощи или руководстве со стороны рабочего класса и которое сумело вооружить себя подлинно пролетарской идеологией. Пролетарская идеология не может быть исключительной собственностью рабочего класса: это великий вклад в дело освобождения угнетенных всего мира», и таким образом, крестьянство тоже может считать ее своим идейным оружием. В то же самое время ELN следовала жесткой милитаристской линии, совершенно чуждой идеям отца Камило Торреса о необходимости организации и мобилизации масс. Фактически ее главным, хотя и нигде не записанным идейным постулатом стал тезис, что будущая революция произойдет лишь благодаря длительной подготовительной работе специального аппарата, в данном конкретном случае — военного. В рядах ELN так ничего и не изменилось за 4 года, прошедшие с тех пор, как Камило Торрес сообщил Васкесу, что он видел «застойную атмосферу в партизанских лагерях и полное отсутствие какой-либо постоянной политической работы среди крестьянского населения», а также, что, по его мнению, «партизаны не должны прекращать политико-пропагандистской работы среди крестьянских масс». Васкес, в свою очередь, крайне негативно относился к тому явлению, которое многие называют «политической работой в массах» и которое, по его мнению, было лишь попыткой пересадить не оправдавшие себя в городах профсоюзные, секторные и реформистские приемы и методы борьбы в сельскую местность. Согласно Васкесу, фундаментом подлинно революционной политической работы должны являться «акции вооруженной борьбы, которые помогают пробудить сознание и направляют его, ослабляют ряды противника, а наши собственные (партизанские) силы в результате только усиливаются». В 1971 году, когда по всей Колумбии прокатилась волна крестьянских восстаний против латифундистов, лидер ELN объявил акции по захвату крестьянами помещичьих земель бесполезными и контрпродуктивными, как, впрочем, и «акции, проходящие под лозунгами увеличения зарплат и улучшения условий труда рабочих». С точки зрения Васкеса, «такие требования, даже если удается добиться их выполнения, только сбивают с толку народные массы, отвлекают их от главной задачи — захвата политической власти в стране. Необходимо полностью дистанцироваться от подобных требований, приравняв их к бесплодному реформизму».

Однако далеко не все партизаны ELN были согласны с подобными «теоретическими тезисами» своего лидера — даже его родной брат Мануэль, обладавший гораздо более широким политическим кругозором и гораздо лучше разбиравшийся в марксизме, чем товарищ Фабио, подверг резкой критике такую ориентацию ELN, по сути только осложнявшую взаимоотношения ELN с весьма заметной прослойкой народных масс. Один из руководителей ELN, Николас Родригес, вспоминал впоследствии, что «Мануэль Васкес неустанно повторял, что в Колумбии, да еще и в этот момент ее истории, именно рабочий класс должен стать подлинным авангардом революционного процесса. Фактически это было возрождение на колумбийской почве классической дискуссии о том, кто должен быть авангардом в деле строительства социализма». Мануэль Васкес всеми силами отстаивал свою точку зрения, что партизанам ELN необходимо уйти из районов крестьянских поселений в джунглях провинции Сантандер и передислоцироваться поближе к крупным капиталистическим ранчо в провинции Антиокия, а уже оттуда начинать налаживать контакты с лидерами рабочего движения в этом департаменте. Вскоре часть его предложений действительно была взята на вооружение — постепенно ELN значительно расширила зону своего влияния и действия. Например, уже в январе-феврале 1972 года партизаны ELN смогли овладеть городками Сан-Пабло и Ремедиос, а также некоторыми другими прилегающими к ним районами. Численность партизан в этот период также быстро росла, дойдя в какой-то момент времени до величины 270 бойцов и командиров. Однако, как часто бывает в ходе становления нового и еще не до конца оперившегося движения, руководители ELN вскоре совершили несколько очень серьезных ошибок, которые в очень сильной степени сыграли на руку правительству, как раз в это время подумывавшему о проведении крупной контрповстанческой операции. В октябре 1973 года близ поселка Анори армейские подразделения атаковали колонну партизан общей численностью в 100 человек во главе с Мануэлем и Антонио Васкесами. В ходе боя, продолжавшегося несколько часов, братья Васкесы и еще несколько десятков партизан были убиты, а многие другие были ранены или попали в плен. (Кстати, уже упоминавшийся выше Рикардо Лара в самый разгар боя решил, что его жалкая жизнь — выше всего остального, и... благополучно дезертировал. Какой закономерный финал для этого любителя комфорта и жалкого демагога!) Мануэль Перес во время боя потерял контакт с другими товарищами и затем в течение почти месяца (точнее, 26 дней) скитался по джунглям, уходя от армейских патрулей и ядовитых змей, а затем, в течение еще двух месяцев он скрывался у местных крестьян, пытаясь установить контакт с уцелевшими участниками ELN. Именно в этот период бывший священник окончательно порвал с идеей всесильного бога, служению которому он отдал так много сил и времени; с этого момента, — впоследствии писал Перес, — «богом для меня стал народ».

Возрождение ELN

После разгрома в Анори в рядах ELN осталось немногим более 80 бойцов. Разъяренный этим фактом, Фабио Васкес не придумал ничего лучшего, как начать срочные поиски «козлов отпущения». В качестве таковых он избрал трех руководителей подпольной сети сторонников ELN в городах, а срочно организованный «народный трибунал», состоявший из верных сторонников Васкеса, за какие-то пару часов рассмотрел дела всех троих (о какой-либо обьективности говорить уже и не приходилось), приговорил всех их к высшей мере «народной самозащиты», и еще через несколько часов все они были расстреляны. Это событие стало одной из последних капель, переполнивших чашу терпения других партизан. Вскоре Фабио Васкес отбыл на Кубу для лечения старых ран и последствий малярии, а в его отсутствие специально созванное «большое собрание руководства» ELN рассмотрело всю его деятельность за последнее время и приняло решение о его смещении с поста руководителя ELN. Тем не менее, кризис в ELN продолжал усиливаться. «В 1978 году, в самый пик нашего кризиса, в рядах ELN не насчитывалось и 40 бойцов», — впоследствии вспоминал Перес. К тому же эта горсточка бойцов была разделена на два фронта, находившихся на значительном удалении друг от друга: фактически, для того чтобы добраться от одного фронта до другого, требовался переход пешком продолжительностью около полутора месяцев.

Именно в это тяжелейшее для всего движения время Мануэль Перес вместе с Николасом Родригесом Баутистой, более известным под псевдонимом «Gabino», решились взять на себя ответственность за возрождение ELN. (Кстати, Николас Родригес был одним из тех 17 крестьян, которые в 1964 году под руководством Фабио Васкеса основали ELN. Николасу было тогда всего 13 лет, но в условиях Латинской Америки дети взрослеют быстро...) Новый этап в жизни организации начался с оживленной дискуссии о ее политических принципах и о роли ее руководства. Участники ELN сочли необходимым возродить принцип коллективного руководства, а также сочетать военное коммандование с внутренней политической демократией, практический военный опыт с теоритеческой и политической учебой, военные операции с массовой политической работой, а партизанскую борьбу в сельской местности — с политической борьбой в городах. Перес вспоминал, что помимо прочего организация решила «установить более тесные связи с самодеятельными организациями народных масс с целью лучшего понимания надежд и чаяний народа. Мы понимали, что должны порвать с порочной практикой, когда вооруженная борьба рассматривалась как некая самоцель, которую народные массы просто-таки ОБЯЗАНЫ поддерживать».

Вскоре ELN совершила еще один смелый шаг — она официально признала, что целый ряд казней, осуществленных по приказу бывшего руководства, являлись тяжелейшей ошибкой, а сами казненные на самом деле были честными революционерами. Из этого весьма болезненного опыта Перес вынес три важных вывода: «Во-первых, одной из самых важных задач должна стать гуманизация революции; она не всегда возможна, но должна быть нашим идеалом. Во-вторых, публичная самокритика революционных организаций — это лучший способ преодолеть ранее совершенные ошибки и чему-то научиться на основе этого опыта. В-третьих, одним из наших фундаментальных принципов является тот, что человеческие существа обладают определенной ценностью и достоинством, а потому мы всегда должны стараться соблюсти правильный баланс между нуждами личности и нуждами коллектива...»

В целом процесс возрождения ELN продолжался вплоть до 1983 года, и его успех был связан, по крайней мере, с тремя факторами. Во-первых, в это время в различных городах и регионах по всей стране уже существовали подпольные революционные кружки (14 в Боготе, 8 в Медельине и т.д.), которые, несмотря на противоречивую информацию о ситуации с ELN, продолжали считать себя ее союзниками и впоследствии влились в ее ряды. Еще одним важным фактором была поддержка ELN со стороны левых христиан и низовых церковных общин, сторонников теологии освобождения, для которых ELN продолжала оставаться «группой отца Камило и отца Доминго». И, наконец, третьим важным фактором было присоединение к ELN Партизанского фронта имени Доминго Лаина, который возник в провинции Арауко в результате усиления крестьянского и забастовочного движения. Победа сандинистов в Никарагуа и подьем революционного движения в Центральной Америке также оказали благотворное воздействие на процесс возрождения ELN.

В сентябре 1983 года во внутриорганизационной жизни ELN произошло еще одно важное событие — впервые было образовано общенациональное коллективное руководство. Мануэль Перес и Николас Родригес были избраны в качестве первого и второго команданте — эквивалент политического и военного лидеров — ELN. В период между этим событием и первой общенациональной ассамблеей ELN, состоявшейся в 1986 году, численность организации выросла в 3,5 раза и достигла уровня 600-700 партизан, которые действовали в составе четырех крупных военных фронтов, в свою очередь делившихся на 10 более мелких партизанских фронтов в каждом, а кроме того в составе ELN действовали 4 региональные организации городских подпольщиков. В 1987 году произошло слияние ELN c организацией бывших маоистов, и соответственно название движения было изменено на Камилистский союз — Армия национального освобождения (UCELN).

В результате роста и расширения радиуса своей политической и военной активности UCELN начала становиться достаточно влиятельной силой на политической арене Колумбии. Мануэль Перес сыграл выдающуюся роль в этом стратегическом успехе Армии национального освобождения, выдвинув немалое количество новаторских идей. Он был одним из тех лидеров UCELN, которые много сделали для утверждения и развития внутриорганизационного принципа, гласящего: «Развитие революционной борьбы основано и теснейшим образом зависит от постоянно возрастающей роли масс», а роль революционной организации — политического руководства в этой борьбе «усиливается в той же степени и одновременно с нарастанием лидирующей роли народных масс».

Мaрксизм и христианство

За всю историю Армии национального освобождения довольно большое число священников стали ее бойцами, и даже более того — в течение нескольких лет бывший священник был главным лидером организации. Это привлекло к ELN симпатии многих христиан, так что дело дошло до того, что в UCELN была создана специальная христианская секция. Тем не менее, отношение организации к религии вплоть до самого конца 1980-х годов было несколько противоречивым. Сам Перес отмечал, что в партизанском движении недостаточно пространства «для исповедования вашей веры, для того, чтобы быть одновременно и верующим, и марксистом... Нам пока не удалось сломать барьеры предубеждения и легкого страха, которые мешают одним бойцам с пониманием отнестись к вере других».

Эта противоречивая ситуация вытекала из того факта, что в ELN «всегда были различные уровни и подходы, так что неудивительно, что наряду с традицией активного участия христиан в деятельности организации существовала традиция очень догматичного марксистского образования». Очень часто можно было слышать от бойцов ELN высказывания, подобные, например, таким: «Если марксизм учит, что религия — это опиум для народа, то как мы можем понять и принять религиозные убеждения наших товарищей-христиан?» Или: «Если мы пропагандируем научное мировоззрение, то мы должны быть последовательны и решительно отвергнуть библейский идеализм». Подобные дебаты достигли своей кульминации во время первой общенациональной ассамблеи ELN в 1986 году. Мануэль Перес отмечал: «Если простые люди смогут увидеть, что революционные христиане также борются за преобразование страны, что они пытаются сбросить пелену молчания с тесной связи между традиционной церковью и капитализмом, что они тоже считают Ватикан идеологическим инструментом империализма, то это будет наилучшим аргументом в дискуссии об отношениях религии и революции. В свое время мы начали изучать взаимосвязь религии и классовой борьбы, и вскоре поняли, что основная борьба ведется не между традиционной церковью и революцией, а между народной и традиционной церквями. Вместе с тем, мы хотели бы, чтобы, с одной стороны, до многих марксистов наконец дошло, что революционные христиане — это их союзники в борьбе за новую Колумбию, а с другой — чтобы революционные христиане поняли, что движущая сила революции в нашей стране — это все-таки марксизм, а не христианство». То есть, Перес считал, что христиане могут быть членами ELN наряду с марксистами, поскольку для революционной организации центральным является не вопрос о бессмертии души, а убежденность в том, что рано или поздно империализм и капитализм падут под натиском народных масс. Что же касается его собственной эволюции, то Перес признавал, что именно христианство сыграло главную роль в том, что в конечном итоге он встал под знамена революционного движения. Вместе с тем, он добавлял: «Христианство — это мотив, а не наука революции. Наука революции — это марксизм. По этой причине мы собираемся строить не христианскую организацию, не христианское общество, а марксистскую организацию и социалистическое общество».

Перес придавал большое значение идее, в свое время сформулированной Фиделем Кастро, что для успеха социальной революции в Латинской Америке необходим «стратегический альянс между революционными марксистами и революционными христианами». Однако Перес признавал, что «даже на Кубе наблюдается жесткий и излишне догматичный подход многих марксистов по отношению к христианам, несмотря на то, что сам Фидель занимает позицию открытости по отношению к прогрессивному христианству — и такая ситуация в принципе понятна, если учитывать тот факт, что многие кубинские товарищи учились марксизму по советским учебникам и в советских вузах». Обьясняя позиции, занятые UCELN в последнее время, Перес заявлял: «Мы теперь должны говорить не о стратегическом альянсе между христианами и марксистами в ходе революции, а о реальном единстве». Перес верил, что это едва ли не самый важный вклад UCELN в «возрождение революционных идей в рамках марксистких организаций».

Социализм, демократия, народовластие

Падение так называемого реального социализма никоим образом не сказалось на стратегической линии UCELN по отношению к таким важнейшим проблемам современности, как национальное освобождение и строительство социализма. «Оба компонента слиты в единое целое в общей стратегии нашей революции», — настаивают идеологи UCELN. Они также утверждают, что «без всякого сомнения, историческим субьектом революции является пролетариат — общественный класс, призванный сыграть роль гегемона в колумбийской социалистической революции».

Что же касается краха «Сталинистского проекта», то об этом в прессе UCELN можно прочесть следующее: «Это конец лишь частного способа понимания социализма и пути его строительства, некоей отдельной версии, чей главный недостаток состоял в том, что ее творцы стремились загнать в единую модель целый свод идей и социальных проектов, которые по самой своей природе различны, комплексны и подвержены постоянному видоизменению, и превратить эту модель в универсальную истину».

Согласно UCELN, «так называемый проект реального социализма фактически заключал в себе глубочайший конфликт между социализмом и демократией», тогда как «полная демократизация общества, при том, что это еще и синоним социализма, является единственной гарантией того, что общество сможет избежать совершения новых ошибок, как можно быстрее исправить те, что уже были сделаны, и, в конечном счете, окажется способно преодолеть отчуждение от самого себя». Результат же конфликта между социализмом и демократией оказался катастрофическим: «гражданское общество было подмято партией и государством, а точнее — новым правящим классом в лице элитной государственной бюрократии». В то же время идеологи UCELN признают, что «многие из искажений, ошибок и несправедливостей, которые совершались в социалистических странах под флагом борьбы за социализм, имели свои аналоги и в нашей собственной практике». Однако с точки зрения руководства UCELN, «глубокий кризис социализма вовсе не поставил под сомнение дорогу революции, напротив — он освободил ее от мифов и всяческих табу». Этот кризис также «освободил марксизм от оков догматичности и схематизма, вдохнув новую жизнь в основные начала материалистической диалектики марксизма» и «стимулировав творческое начало и самобытность у тех народов, которые ведут борьбу за освобождение — как национальное, так и социальное». Среди прочих догматов, отброшенных UCELN в этот период, была и концепция партии как единственного авангарда революционного движения. «Кризис социалистического лагеря наглядно показал нам, что для народной и социалистической демократии более здоровым является такое положение вещей, когда в рамках общереволюционного контекста различные политические тенденции ведут соревнование за возможность осуществлять политическое и иделогическое руководство в новом обществе».

Мануэль Перес в своих многочисленных выступлениях как перед бойцами и командирами UCELN, так и перед участниками братской организации FARC-EP постоянно проводил мысль о том, что «демократия — это суть строительства социализма» и что «для того чтобы гарантировать демократию в любом будущем обществе, мы должны начать создавать ее здесь и сейчас...» «Самое лучшее — это начать создавать демократию здесь и сейчас посредством установления прямой демократии народа в сфере экономического развития, а также участия масс в процессе выработки политических решений». Перес также не уставал обьяснять, что там, где это возможно, партизанские силы и массовые движения уже сейчас осуществляют «муниципальный контроль» (а также контроль на уровне провинций и целых регионов).

Основные направления этой новой политической линии были одобрены 2-м Конгрессом UCELN, прошедшем в декабре 1989 года. Участники Конгресса после длительных и напряженных дебатов пришли к выводу, что стратегия затяжной народной войны прежде всего должна быть нацелена на создание народной власти. «Народная власть находит свое наивысшее воплощение в разрушении старого государства и в последующем формировании нового», но при этом «очень важно уже с самого начала борьбы начать развивать стремление масс взять власть в свои руки, помогая им чем только можно в деле строительства собственных автономных форм организации и создания форм самоуправления, находящихся в тесной связи с возникающими революционными организациями».

Что же касается «муниципального контроля», то UCELN «стремится к тому, чтобы сами люди становились новой муниципальной властью, чтобы сами общины принимали решения по вопросам, непосредственно затрагивающим их интересы и нужды». Вместе с тем, «с целью консолидации этой подлинно народной власти в условиях войны, когда враг пока еще намного сильнее нас самих», UCELN также выдвигает идею «обьединения борьбы как в рамках существующих институциональных пространств, так и вне их, в единую общую стратегию народной войны». Например, вторжение революционных сил и народных масс в буржуазно-демократические институты с помощью таких инструментов, как выборы мэров и муниципальных советов, должны сочетаться с созданием новых органов народовластия, поскольку народная власть «не может существовать без прямой демократии и самоуправления масс».

Непреходящяя ценность социализма

Вплоть до самого конца своей жизни Мануэль Перес рассматривал вопрос о власти в качестве фундаментального вопроса всех революций. Незадолго до своей смерти он еще раз объяснил свою позицию во время хорошо известной дискуссии, начавшейся в международном левом движении по инициативе участников Сапатистской армии национального освобождения: «До некоторой степени мы согласны с сапатистами, когда речь заходит о том, что необходимо строить народную власть уже сейчас, а не дожидаться окончательной победы революции и только после этого начинать помогать народным массам в деле создания структур самоуправления в той или иной форме. Тем не менее, мы не разделяем другие их идеи, поскольку мы являемся частью революционного авангарда, а значит, намереваемся сыграть свою роль на стороне народа в деле захвата власти». Также до самого конца своих дней Мануэль Перес без устали опровергал тех, кто провозглашал, что «социализм больше не имеет никакой ценности для Латинской Америки». «Мы постоянно говорим и будем говорить вновь и вновь, что социализм приобрел сейчас гораздо большую ценность, чем когда-либо прежде. Однако это будет особый тип социализма, в большей степени соответствующий специфическим условиям Латинской Америки. Мы не можем и не должны копировать чьи-либо модели, какими бы привлекательными они не казались, а должны искать свой путь — единственный и неповторимый. И наиболее важной вещью для нас в настоящее время является демократия, ведь социализм по определению неотделим от демократии. Вот поэтому-то мы и должны развивать начала прямой демократии, чтобы весь народ мог участвовать в строительстве социализма».

Эти слова, по сути, стали политическим завещанием Мануэля Переса — вскоре его не стало. После его смерти один из членов UCELN так написал о нем: «Товарищ Мануэль сумел преодолеть границы и океаны, и научил нас, что нация — это нечто большее, чем просто несколько точек на карте. Его родиной был весь мир, а его сердце отзывалось на всякий сигнал о том, что где-то люди борются против неравенства и несправедливости. Он с тем же успехом мог бы сражаться в джунглях Центральной Америки, или в труднопроходимых дебрях Восточного Тимора, или же быть участником палестинского сопротивления, бросающим камни в израильских солдат. Для настоящего интернационалиста, каким он был до самого конца, любой уголок планеты — это родная страна, а каждый, кто ведет борьбу за право быть Человеком — это брат или сестра. Мануэль Перес сумел стать выше всяческих паспортов и сертификатов гражданства. Его подлинной визой был моральный долг перед народами, борющимися за освобождение...» Пожалуй, лучше и не скажешь, ибо в этих коротких строчках отразилась вся жизнь Мануэля Переса — одного из подлинных героев ХХ века, человека с большой душой и горячим сердцем, для которого страдания и беды ближних значили гораздо больше, чем собственный комфорт и преуспеяние.

По материалам журналов «International Viewpoint», «Venceremos — magazine of Latin Amercian & Caribbean solidarity» (Австралия), а также бюллетеня «Arm the Spirit».

Опубликовано в интернете по адресу: http://mikeshuv.narod.ru/Istorija/perez.html

Михаил Викторович Шувалов (р. 1968) — советский, а затем российский левый и экологистский активист. С 1986 по начало 1990-х гг. — хиппи (стритовое имя Майк Черноголовский). С мая 1990 г. — индивидуальный член Ассоциации движений анархистов (АДА), с лета 1990 г. — член Московского союза анархистов (МСА), в конце 1991 г. перешел из МСА в анархо-коммунистическую Инициативу революционных анархистов (ИРЕАН). После раскола ИРЕАН в 1995 г. — член Конфедерации революционных анархо-синдикалистов (КРАС). С начала 2000-х гг. не состоит ни в какой организации, считает себя «независимым леворадикалом».

Участник многих известных акций экологистов (лагерь протеста против Балаковской АЭС, 1990; лагерь протеста против строительства завода «Викинг-Рапс» под Липецком, 1992 и др.).

Пропагандист зарубежного революционного опыта, в первую очередь партизанского. Авторские материалы и переводы М. Шувалова по этой тематике опубликованы во многих бумажных и электронных изданиях. В начале 2000-х гг. некоторое время входил в состав редколлегии сайта farc.narod.ru.