1901 года октября 30 дня, в 4 часа 20 минут дня, в зале судебных заседаний С.-Петербургской судебной палаты настоящий приговор объявлен мною, при закрытых дверях присутствия с точным соблюдением 829 — 834 и 842 ст. уст. угол. суд., при товарище прокурора С. М. Зарудном и помощнике секретаря Л. Ф. Зиверте.
Все подсудимые, содержащиеся под стражей, к выслушанию приговора явились и просили выдать им копии приговора.
Подписал член палаты А. Ходнев.
1901 г., сентября 24—28 дня. По указу его императорского величества, С.-Петербургская судебная палата, в особом присутствии с участием сословных представителей, в городе С.-Петербурге, в публичном заседании, в котором присутствовали: председатель департамента Д. А. Коптев, члены палаты: И. Г. Архипов, П. Ф. Бологовский и А. А. Ходнев, гдовский уездный предводитель дворянства Н. Г. Дружинин, испр. должн. С.-Петербургского городского головы С. А. Тарасов, Рыбацкий, С.-Петербургского уезда волостной старшина И. Зотов, товарищ прокурора Ф. О. Гредингер, за секретаря Л. Ф. Зиверт и старший кандидат Н. Ф. Николин. Слушала: дело о крестьянине Анатолии Ермакове, мещанине Константине Стефане, крестьянине Иване Соловьеве (он же Яблочкин), мещанине Ефреме Дахине, дворянине Анатолии Гаврилове, всего в числе тридцати семи человек, обвиняемых по 13 и 263 ст. улож. о наказ., крестьянине Афанасии Красулине, обвиняемом, кроме сего, по 9 и 2 ч. 1455 ст. улож. о наказ., и мещанине Александре Ковальском, обвиняемом по 13, 266, 9 и 2 ч. 1455 ст. улож. о наказ.
В порядке, законом установленном, были преданы суду особого присутствия С.-Петербургской судебной палаты, с участием сословных представителей: 1) крестьянин Владимирской губернии, Меленковского уезда, Гусевской волости Анатолий Иванов Ермаков, 22 лет, колпинский мещанин Константин Иванов Стефан, 36 лет, крестьянин Костромской губернии, Кологривского уезда и волости, деревни Николаевской Иван Ильин Соловьев (он же Яблочкин), 24 лет, новоторжский мещанин Ефрем Степанович Дахин, 30 лет, дворянин Анатолий Иванов Гаврилов, 32 лет, крестьяне Вятской губернии, Сарапульского уезда, Воткинской волости, Воткинского завода Константин Иванов Медянцев, 18 лет, Тверской губернии, Весьегонского уезда, Володкинской волости, деревни Пронево Василий Моисеев Багров, 28 лет, Псковской губернии, Порховского уезда Верхне-Шелонской волости, деревни Лихачевки Григорий Емельянов, 28 лет, Новгородской губернии, Боровичского уезда, Хоромской волости, деревни Плесово Александр Александров, 22 лет, с.-петербургский мещанин Николай Васильев Семенов, 18 лет, крестьянин Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, Илевской волости, завода Илева Александр Андреев Зайцев, 25 лет, колпинский мещанин Тимофей Степанов Завалишин, 29 лет, с.-петербургский мещанин Александр Савельев Калинин, 30 лет, крестьяне Тамбовской губернии, Темниковского уезда, Еремшинской волости и села Михаил Петров Пошехонов, 25 лет, Витебской губернии, Себежского уезда, Чайкинской волости, деревни Швары Захар Анисимов (он же Андреев), 26 лет, колпинский мещанин Павел Александров Константинов, 27 лет, крестьяне Ярославской губернии Угличского уезда, Кондаковской волости, деревни Бабаева Дмитрий Карпов Кокушкин, 19 лет, С.-Петербургской губернии и уезда, Ижорской волости, села Усть-Ижора Дмитрий Михайлов Ситников, 26 лет, Тверской губернии, Калязинского уезда, Фроловской волости, деревни Устья Дмитрий Васильев Саженников, 17 лет, с.-петербургский мещанин Михаил Дмитриев Федоров, 18 лет, с.-петербургский мещанин Иван Николаев (он же Иванов), 18 лет, крестьяне Тверской губернии, Вышневолоцкого уезда, Казихинской волости, сельца Корельска Дмитрий Никитин Вересов, 20 лет, С.-Петербургской губернии и уезда, Рыбацкой волости и села Николай Иванов Чирков, 21 года, Рязанской губернии, Спасского уезда, Исадской волости, деревни Кутуково Евдоким Григорьев Трушин, 18 лет, Ярославской губернии, Мышкинского уезда, Новоникольской волости, деревни Савельево Виталий Ефремов Соколов, 25 лет, с.-петербургский мещанин Дмитрий Игнатьев Петров, 29 лет, крестьяне С.-Петербургской губернии и уезда, Новосаратовской колонии Александр Александров Даувальтер, 20 лет, Тверской губернии, Корчевского уезда, Даниловской волости, деревни Быстрова Александр Иванов Щербаков, 24 лет, Олонецкой губернии Каргопольского уезда, Вызерской волости, деревни Гришинской Александр Степанов Тарасов, 23 лет Новгородской губернии, Крестецкого уезда и волости, деревни Пристань Александр Елисеев Богданов, 25 лет, С.-Петербургской губернии и уезда, Рыбацкой волости и села Андрей Иванов Чирков, 17 лет, С.-Петербургской губернии и уезда, Рыбацкой волости, деревни Леснозаводской Семен Петров Машистов, 22 лет, Смоленской губернии, Сычевского уезда, Ивановской волости, деревни Болтилова Михаил Евдокимов Кириллов, 22 лет, и Тульской губернии, Чернского уезда, Синдеевской волости, сельца Михайловки Афанасий Никитин Красулин, 35 лет, — по обвинению в том, что 7 мая 1900 г., в селе Александровском, Шлиссельбургского участка города С.-Петербурга, по предварительному между собой уговору и совокупно с другими, следствием не обнаруженными, лицами, они, после произведенного на Обуховском сталелитейном заводе беспорядка, собравшись толпою на Шлиссельбургском проспекте, встретили явившихся для водворения спокойствия чинов полиции и воинской команды криком и бранью и, оказав явное противодействие предъявленному к ним требованию разойтись и прекратить буйство, а также сопротивление задержанию виновных в этих беспорядках, совокупными силами произвели открытое нападение на вооруженные отряды полиции и воинской команды, камнями оттеснили таковые в переулок к Обуховскому заводу, а затем производили выстрелы и бросали в них булыжниками до тех пор, пока не были рассеяны залпами подоспевшей на место морской команды, причем во время описанных выше беспорядков некоторым полицейским чинам причинены были более или менее значительные повреждения, а поименованные обвиняемые Анатолий Ермаков, Ефрем Дахин, Анатолий Гаврилов, Иван Соловьев (он же Яблочкин), Константин Медянцев, Константин Стефан. Григорий Емельянов и Александр Александров действовали в качестве зачинщиков совершенного преступления, т. е. в преступном деянии, предусмотренном 13 и 263 ст. улож. о наказ.; 2) кронштадтский мещанин Александр Михайлов Ковальский, 26 лет, по обвинению в том, что тогда же и там же, по уговору с другими лицами, явился на место преступления для участия в задуманном насильственном противодействии чинам полиции и воинской команды и, желая проникнуть на завод, куда его не пропускал сторож[1] Алексей Курников, в намерении лишить жизни последнего, в состоянии запальчивости и раздражения, нанес ему в голову, шею и спину девять ран ножом, но намерения своего выполнить не успел, будучи задержан подоспевшими чинами полиции, т. е. в преступлениях, предусмотренных 13, 266, 9 и 2 ч. 1455 ст. улож. о наказ.; 3) поименованный выше Афанасий Никитин Красулин, но обвинению также и в том, что тогда же и там же с целью лишить жизни пытавшегося арестовать его, городового конно-полицейской стражи Матвея Николенко, нанес последнему ножом три удара в руку, спину и бок, причинив ему две раны, но не достиг своей цели но не зависевшим от воли его обстоятельствам, т. е. в преступлении, предусмотренном 9 и 2 ч. 1455 ст. улож. о наказ., и 4) крестьянки Смоленской губернии, Юхновского уезда, Воскресенской волости, деревни Ломово Марфа Яковлева Яковлева, 18 лет, и Вологодской губернии, Велико-Устюгского уезда, Геляновской волости, деревни Дыгдынского-Починка Лидия Кириллова Бурчевская, 18 лет, по обвинению в том, что тогда же и там же по уговору с другими лицами, с целью оказать им содействие к совершению описанного выше нападения на полицейских и воинских чинов, доставляли своим соучастникам булыжники, которые были затем брошены в полицейскую и воинскую команды, т. е. в преступлении, предусмотренном 4 п. 13 и 263 ст. улож. о наказ. На суде, исключая Марию Яковлеву, никто из подсудимых виновными себя не признали, а подсудимая Яковлева, признавая себя виновной в предъявленном к ней обвинении, объяснила, что, подавая булыжники рабочим, бросавшим их в полицию, она поступала так из сочувствия к рабочим, которых полиция била. Рассмотрев обстоятельства настоящего дела, произведенное по оному судебное следствие и выслушав прения сторон и последнее слово обвиняемых, особое присутствие находит, что совокупностью показаний опрошенных на суде свидетелей Власьева, Иванова, Палибина, Лесневича, Старцева, Страховича, Келина, Заставного, Ладо, Войко, Бродовского, Максимова, Чугунова, Халдеева и друг. преступное событие, имевшее место 7 мая 1901 г. в селе Александровском, Шлиссельбургского участка г. С.-Петербурга, должно быть признано вполне по делу установленным и ни в чем со стороны обвиняемых на суде не опровергнутым, причем, как это удостоверено на судебном следствии, оно выразилось в нижеследующем.
7 мая 1901 г., около двух часов дня, последняя часть рабочих, вернувшихся после обеденного перерыва во двор Обуховского сталелитейного завода для продолжения работ, всего около 150 человек, не расходилась по мастерским, а начала производить шум, на который стали выходить рабочие из ближайших мастерских. Ввиду возникшего во дворе завода шума туда прибыл сперва помощник начальника завода, подполковник Иванов, а вслед за ним уволенный уже в командировку, но не уехавший еще начальник завода генерал-майор Власьев. Толпа рабочих вела себя в это время крайне неприлично, шумела и кричала «Долой капиталистов!», «Нам нужна свобода!», «Наше отечество там, где хлеб!» и требовала немедленного прекращения работ на заводе. На предложение начальника завода Власьева, ввиду невозможности говорить со всею толпою, избрать из своей среды уполномоченных, которых он готов выслушать, из толпы послышались возгласы: «Мы знаем, уполномоченных наших вы заморите потом в тюрьме», а засим после заявления Власьева, что он ручается, что с ними ничего не будет сделано, из толпы выделились трое или четверо рабочих, объявивших, что они требуют: 1) введения восьмичасового труда, 2) уничтожения ночных работ[2], 3) увеличения заработной платы, 4) установления празднования 1 мая, 5) прощения и возвращения на завод рабочих, уволенных за прогул 1 мая и 6) удаление подполковника Иванова. Объяснив рабочим нелепость некоторых их требований, генерал-майор Власьев обещал заняться по возвращении из командировки улажением справедливой части их требований, предложив им разойтись по мастерским. Успокоенные его ответом рабочие с криком «ура» понемногу стали расходиться, а генерал-майор Власьев уехал в С.-Петербург. Между тем рабочие, проникши в мастерские, стали угрозами требовать прекращения работ и подстрекать продолжавших работы к самовольной остановке таковых. Вскоре подполковник Иванов, находясь в конторе завода, услыхал, что в минной и станочной мастерских вновь стали шуметь, причем вскоре раздался самовольно произведенный тревожный гудок об окончании работ. Выйдя во двор завода, Иванов застал там уже тысячную толпу, сильно возбужденную, и, чтобы предупредить возможность серьезных последствий для завода, крикнул, чтобы рабочие выбирали одно из двух — «или по работам, или по домам». Тогда вся толпа, выйдя из завода с гиканьем и криком «ура», направилась на Шлиссельбургский проспект (показание подполковника Иванова). Часть этой толпы рабочих направилась к Александровскому (Бердову) заводу[3], где стала ломиться в ворота, требуя прекращения работ, и вступила в драку с рабочими, пришедшими на смену для ночных работ, вследствие чего начальством завода работы были отменены; другая же часть напала на рабочих, запоздавших выходом с Обуховского завода (показание Лесневича). Ввиду угрожающего для безопасности Обуховского завода настроения тысячной толпы рабочих, оставившей завод и образовавшей с примкнувшими к ней на Шлиссельбургском проспекте посторонними лицами публичное скопище, подполковник Иванов, опасаясь за целость завода, дал знать о возникшем волнении в местный полицейский участок, откуда сообщено было об этом полицеймейстеру III отделения г. С.-Петербурга полковнику Палибину. До прибытия полковника Палибина толпа заняла весь проспект, осыпая местную полицию бранью и насмешками. В это время околоточный надзиратель Костюшко-Валюжнич, исполняя приказание помощника пристава Келина заметить одного из рабочих, выдававшегося своей дерзостью, хотел обойти его вперед, но был встречен криком толпы: «Ребята, наших хотят брать, не давайте его!» и в это время получил удар сзади чем-то твердым по голове, так что упал и временно потерял сознание, а затем, очнувшись, снова получил удар камнем в лицо, причем этим ударом ему повреждена была верхняя челюсть и выбито два зуба (показание Келина и Костюшко-Валюжнича), причем напавшие на него пытались его обезоружить и сломали ножны шашки об его голову. Полковник Палибин, прибыв тотчас по уведомлении его на место происшествия в село Александровское, в сопровождении эскадрона жандармов, 52 пеших и 19 конных городовых, застал около Обуховского завода скопище большого количества народа, преимущественно рабочих, которые, выйдя с завода, шли более или менее значительными группами. В общем толпа держала себя сначала спокойно и все, по удостоверению полковника Палибина на суде, ограничивалось тем, что в той или другой группе раздавались свист, громкие крики «ура». Вскоре, однако же, настроение толпы сделалось более возбужденным, она стала вести себя вызывающим образом. На неоднократное предложение полковника Палибина и других полицейских чинов разойтись, из толпы послышались крики, что они, рабочие, находятся у себя дома и не намерены уходить, причем некоторые из толпы отличались особою дерзостыо, ругались и возбуждали толпу не расходиться, крича: «Братцы, не поддавайтесь, нам ничего не значат ни полиция, ни солдаты» (показание Степаненко); «Что же, братцы, неужели мы не постоим за своих, возьмемся же за дело!» (показание Халдеева); вместе с тем некоторые из шумевших требовали открытия запертой по распоряжению полиции казенной винной лавки, а другие кричали: «Нам нужна свобода! » (показание Старцева). В это же приблизительно время некоторые рабочие покушались на вторжение в торговые заведения вдоль Шлиссельбургского проспекта, закрытые ввиду возникших беспорядков, а именно: пивной и чайной лавок (показание Малофея Соловьева и Дмитрия Иванова). Когда затем, около шести часов вечера, окончились работы на Карточной фабрике[4] и на Александровском заводе, то рабочие этой фабрики и завода и другие посторонние лица присоединились на Шлиссельбургском проспекте к буйствовавшим там лицам, образовав скопища народа в несколько тысяч, часть какового направилась к шлагбаумам, ограждавшим переезд узкоколейной железной дороги через Шлиссельбургский проспект, овладела ими и, опустив их, прекратила всякое движение по проспекту конки и полицейских патрулей, причем стала бросать камнями в конку и полицейских чинов, побила окна вагонов, разбила вдребезги велосипед проезжего и т. п. действиями стала принимать угрожающий для общественной безопасности характер. Ввиду этого полковник Палибин приказал штабс-капитану полицейского резерва Страховичу занять шлагбаум для освобождения проезда. Лишь только Страхович подошел к шлагбаумам, как на бывший в его распоряжении наряд полиции набросилась толпа, сбила с ног находившегося рядом с ним городового и рассеяла остальных, самого же Страховича схватили и хотели втащить в толпу, но в это время на помощь ему подоспел присланный полковником Палибиным взвод жандармов и конно-полицейской стражи, который оттеснил нападавшую толпу, причем некоторая часть последней скрылась во дворе флигелей Карточной фабрики, заперев и забаррикадировав извнутри ворота и калитки (показание Страховича). Вскоре после этого и сам полковник Палибин, с отрядом городовых, отправился к вышеупомянутым шлагбаумам, причем, как только он поравнялся с забором, ограждающим двор у флигелей Карточной фабрики, на него и сопровождавших его полицейских чинов посыпался из-за забора град камней. Полковник Палибин приказал городовым выломать забаррикадированные калитки и проникнуть во двор, но это распоряжение не могло быть исполнено, так как ввиду сыпавшихся на полицейских чинов со всех сторон булыжников они должны были отступить. Тогда с целью попугать буйствовавших, по приказанию Палибина, городовыми было произведено по два выстрела в забор флигелей Карточной фабрики.
Вследствие безвредности этих выстрелов толпа, засевшая во дворе упомянутых флигелей, еще с большею смелостью стала осыпать полицию градом камней. В течение этого времени брошенными камнями было ранено около 17 полицейских чинов (показание Ничипоренко) и, между прочим, полковник Палибин, сперва в ступню и бедро левой ноги и в колено правой ноги, а затем в голову, и притом настолько сильно, что из раны на голове у него потекла кровь, так что он принужден был отправиться на перевязку в контору Обуховского завода. В это же время раздался крик «Что теперь сделаете с нами? Если возьмете хоть одного из нас, мы с вами разделаемся!» (показание Зубова). По прибытии на Обуховский завод полковник Палибин, по показанию его на суде, застал страшную панику, и временно управлявший заводом подполковник Иванов заявил ему, что опасается нападения со стороны рабочих на завод, предложив Палибину воспользоваться имеющеюся при заводе командою матросов. Одобрив это предложение, полковник Палибин, выйдя после сделанной ему перевязки из конторы завода на крыльцо, откуда он не мог дальше идти вследствие повреждения ноги, увидел, что ожесточенная толпа, продолжая закидывать камнями чинов полиции, совсем прижала городовых к забору у дома начальника завода, а жандармы должны были отступить почти к самым воротам завода. По прибытии на завод с противоположного берега Невы флотской команды в количестве 20 человек под начальством боцмана Заставного, команда эта была выставлена в переулке против буйствовавшей толпы, и в это же время в нее посыпались камни.
Тогда находившийся тут же пристав Сафонов разрешил стрелять в толпу. Предупреждения об этом сделано не было, но когда морскою командою произведен был первый залп, не имевший никаких последствий, толпа разразилась хохотом и с криками «ура» засыпала матросов градом камней. Один камень попал боцману Заставному в ногу, а у одного из матросов было камнем разбито ружье. Вслед за сим команда была раздвинута по проспекту, и в толпу сопротивлявшихся даны были следующие два залпа боевыми зарядами, после чего толпа рассеялась, и Шлиссельбургский проспект был очищен (показание Заставного). Спустя около часа времени явились две вызванные роты Омского полка, и тогда были произведены, по распоряжению Палибина, аресты тех лиц, которые оказались во флигелях Карточной фабрики, так как оттуда произведено было кидание камнями в полицию и особенно сильное сопротивление последней (показание Палибина и др.). При этом чины полиции были встречены градом каменьев, брошенных из-за забора, после чего бросавшие камни разбежались по квартирам флигелей (показание Лесневича). Между прочим в это же время было произведено нападение на городового конно-полицейской стражи Николенко, пытавшегося задержать одного из участников беспорядков во дворе дома № 3—5 по Станционной улице, откуда продолжали бросать камни в полицию, причем рабочий этот нанес Николенко три удара ножом в руку, спину и бок (показание Николенко). Независимо от сего, в самом начале вышеописанного преступного события, имевшего место 7 мая 1901 г., в то время, когда шумевшие рабочие находились еще во дворе Обуховского завода, на сторожа этого завода Курникова, дежурившего у ворот и не пропускавшего посторонних во двор завода, один из любопытствовавших, оказавшийся впоследствии кронштадтским мещанином Александром Ковальским, желая проникнуть во двор завода и не допущенный Курниковым, напал на него и нанес ему ножом в голову, шею и спину девять ран, так что Курников тотчас же обессилел и потерял сознание, а Ковальский, пытаясь скрыться, был задержан околоточным надзирателем Лесневичем (показание Курникова и Лесневича). Таковым в общих, точно установленных на предварительном следствии и подтвержденных на суде, чертах представляется преступное событие, имевшее место 7 мая 1901 г. как на Обуховском сталелитейном заводе, так и на Шлиссельбургском проспекте города С.-Петербурга.
По обвинительному акту всем подсудимым предъявлено было на основании данных, добытых на предварительном следствии, обвинение в участии их в вышеописанном преступном событии по предварительному соглашению. Между тем судебное следствие не только не дало в этом отношении никаких указаний, но и вполне такое предварительное соглашение опровергло. Из точного и определительного показания на суде генерал-майора Власьева — начальника Обуховского завода, где первоначально возникли беспорядки, повлекшие впоследствии за собою то преступное событие, которое составляет предмет исследования по настоящему делу, — усматривается, что по характеру действий толпы, объяснявшейся с ним во дворе Обуховского завода, и по способу ее с ним разговоров генерал-майор Власьев не допускает возможности, чтобы толпа эта действовала по предварительному между собою соглашению отдельных лиц. Засим, как сказано выше, никаких других данных, удостоверявших бы предварительное соглашение, по делу не установлено. Равным образом нельзя признать на судебном следствии доказанным, чтобы во время того же насильственного противодействия вооруженным отрядам полиции и воинской команде, призванным для рассеяния образовавшегося 7 мая 1901 г. скопища, были бы произведены в полицию и команду выстрелы из огнестрельного оружия. Из числа допрошенных на суде свидетелей трое, а именно Пархимович, Ничипоренко и Сташкевич, показали, что они слышали револьверные выстрелы близ флигелей Карточной фабрики и из-за забора их, а Сташкевич и Пархимович даже заметили «струйки дыма», подымавшегося от этих выстрелов. Показания эти едва ли могут быть признаны достоверными и во всяком случае к ним следует, по мнению особого присутствия, отнестись с крайней осторожностью как потому, что никто из остальных свидетелей, ближайших очевидцев происшедших беспорядков (полковника Палибина, Старцева, Конца, Заставного и др.), упомянутых выстрелов не слыхали, так и потому, что свидетели Пархимович, Ничипоренко и Сташкевич легко могли впасть в заблуждение, приняв выстрелы, произведенные городовыми, по приказанию полковника Палибина, за выстрелы из толпы рабочих. Посему особое присутствие приходит к тому заключению, что выстрелов из огнестрельного оружия в вооруженные отряды полиции и воинскую команду со стороны рабочих произведено не было. Обращаясь засим к разрешению вопроса, какому преступному деянию соответствует вышеописанное преступное событие, особое присутствие находит, что по обвинительному акту все подсудимые обвиняются в преступлении, предусмотренном 263 и 266 ст. улож. о наказ., между тем обстоятельства, установленные на суде, вполне согласные с фактами, включенными в самый обвинительный акт по настоящему делу, указывают на то, что преступное событие, имевшее место 7 мая 1901 г., заключает в себе все существенные признаки преступления, предусмотренного 2691 ст. улож. о наказ. — Правительствующий Сенат, в решении по общ. собран. 1877 г. 40, по делу Боголюбова и др. разъяснил, что ст. 263 улож. о наказ. имеет применение лишь в тех случаях, когда восстание и противодействия, о которых в ней говорится, направлены были к воспрепятствованию каких-либо общих, до всего государства или целого края касающихся, действий правительства, как то: обнародованию манифестов, законов и т. п. или приведению их в исполнение. Отсюда усматривается, что вышеописанное преступное сопротивление, составляющее предмет исследования по настоящему делу, ни в каком случае ст. 263 улож. о наказ, предусмотрено быть не может. Что же касается 2691 ст. улож. о наказ., то, по мнению особого присутствия, согласному в настоящем случае с заключением товарища прокурора судебной палаты, сопротивление и противодействие, о котором идет речь в настоящем деле, несомненно предусмотрены этою статьею закона. Согласно разъяснению правительствующего сената, по уголовному кассационному департаменту 1899 года № 26 по д. Сегогоды, ст. 2691 улож. о наказ, предусматривает преступное посягательство против общественной безопасности, колеблющее порядок управления и состоящее в заведомом и умышленном принятии участия в скопище, произведшем указанные в законе насилия и образовавшемся по известным, указанным в законе, побуждениям. Необходимые условия его суть: 1) наличность сознательного участия в скопище данного лица; 2) наличность самого скопища; 3) наличность указанных законом насильственных действий, произведенных скопищем; 4) наличность известных, указанных законом побуждений, лежавших в основании скопища и поступков членов его, и 5) сверх того, для применения 2 ч. 2691 ст. улож. о наказ., наличность оказанного соединенными силами скопища насильственного противодействия вооруженной силе, призванной для его рассеяния.
Применяя эти соображения к фактическим данным, приведенным выше и прочно установленным на суде, особое присутствие находит, что все существенные условия, необходимые, согласно указаниям правительствующего сената, для применения ст. 2691 улож. о наказ. к настоящему делу, имеются налицо. Наличность участия в скопище, образовавшемся 7 мая 1901 г. в селе Александровском Шлиссельбургского участка г. С.-Петербурга, подсудимых, преданных суду по настоящему делу, а именно: действительное физическое присутствие их в составе этого скопища в качестве членов такового, сознательно примкнувших к нему, не подлежит никакому сомнению и в отношении каждого из подсудимых имеет быть установлено особым присутствием впоследствии. Засим, наличность самого скопища, образовавшегося из целой массы фабричных рабочих и посторонних людей в несколько тысяч, имевшего место 7 мая 1901 г., равным образом представляется вполне по делу доказанною на основании приведенных в начале сего приговора фактических данных, установленных показаниями почти всех спрошенных на суде свидетелей. Наличность, далее, указанных в 2691 ст. улож. о наказ. насильственных действий была оказана скопищем вооруженной силе, призванной для рассеяния его, а именно: вооруженным конно-полицейской стражи городовым, жандармам и морской команде, причем противодействие это выразилось в нанесении им побоев и в бросании в них камнями, во время чего многим полицейским чинам были нанесены более или менее тяжкие повреждения. Независимо от сего, к этим же насильственным действиям скопища 7 мая 1901 г., по мнению особого присутствия, следует отнести и удостоверенное на суде показаниями околоточного надзирателя Лесневича покушение на вторжение части скопища в Александровский (Бердов) завод, покушение, настолько серьезно угрожавшее целости этого завода, что начальство его принуждено было отменить ночные работы, насилия над рабочими, а также попытку вторжения в торговые заведения Иванова для нападения на скрытого им рабочего. Наконец последним условием, существенно необходимым для состава 2691 ст. улож. о наказ., представляется наличность известных, указанных в этом законе, побуждений, лежавших в основании скопища и поступков участников его, угрожавших общественной безопасности, в коих бы выражались общность проявленной ими воли и единство направления.
В этом отношении судебное следствие по настоящему делу совершенно определительно и точно установило, что еще до возникновения беспорядков 7 мая 1901 г. на Обуховском заводе происходила уже негласная пропаганда на почве экономических отношений рабочих к капиталистам, выразившаяся в распространении на этом заводе прокламаций среди рабочих (показания генерал-майора Власьева, Ивана Павлова и др.). Засим, как уже установлено в начале настоящего приговора, наличность в настоящем деле общих экономических враждебных отношений фабричных рабочих, побудивших образовавшееся 7 мая 1901 г. скопище к совершению вышеописанных насилий, устанавливается теми чисто экономического свойства требованиями, которые в начале образования скопища были предъявлены толпою рабочих в 150 человек во дворе Обуховского завода начальнику этого завода генерал-майору Власьеву, а именно: введения восьмичасового труда, уничтожения ночных работ и увеличения заработной платы и, независимо от сего, теми криками, которые раздавались не только в это время, но и во время беспорядков, продолжавшихся толпою на улице: «Долой капиталистов!», «Нам нужна свобода!», «Наше отечество там, где хлеб!» и т. п., из чего ясно единство воли и настроения всех участников скопища.
По всем вышеприведенным соображениям особое присутствие находит, что судебным следствием по настоящему делу вполне доказано и не подлежит никакому сомнению, что 7 мая 1901 г. рабочие Обуховского сталелитейного завода морского ведомства в селе Александровском Шлиссельбургского участка города С.-Петербурга, из побуждений, возникших под влиянием пропаганды на почве экономических отношений рабочих к капиталистам и неудовольствия распоряжениями начальства завода, собравшись толпою до 150 человек во дворе завода после обеденного перерыва, предъявили к начальству завода требования: о принятии рассчитанных в первых числах того же мая месяца рабочих за прогул, установлении восьмичасового рабочего дня, уничтожении ночных работ, увеличении заработной платы, установлении празднования 1 мая, а затем, тогда же, самовольно дав тревожный гудок о прекращении работ и заставляя угрозами прекращать работы в мастерских, их продолжавших, вызвали общую остановку действий завода и, собравшись толпою, направились с криком «ура», гиканьем и свистом со двора завода на Шлиссельбургский проспект, где, отказываясь подчиниться требованиям полицейских властей об очищении проспекта и, соединившись с посторонними лицами, к ним примкнувшими, будучи объединены единством побуждений, вызвавших образование скопища, произвели также: ряд беспорядков, нападений на рабочих, запоздавших с прекращением работ на заводе, и насилий над полицейскими чинами, водворявшими порядок, с шести же часов вечера, по окончании работ на соседних Карточной фабрике и Александровском заводе, сплотившись с другими рабочими, примкнувшими к ним из сочувствия побуждениям, вызвавшим самовольную остановку работ на Обуховском заводе, образовали скопище из массы людей в несколько тысяч, совокупными силами произвели насильственное противодействие вооруженным отрядам полиции и воинским командам, призванным для их рассеяния — отбивая их бросавшимися из толпы, дворов и домов камнями, во время чего некоторым полицейским чинам были нанесены телесные повреждения и побои, — пока, наконец, не были рассеяны выстрелами вызванной начальством военно-морской команды. Преступление это, как выше уже установлено, предусмотрено 2 ч. 2691 ст. улож. о наказ.
Обращаясь засим к рассмотрению того фактического материала, который добыт судебным следствием в отношении виновности каждого из преданных суду по настоящему делу подсудимых в отдельности, особое присутствие находит, что из числа всех подсудимых прежде всего должны быть выделены: Анатолий Ермаков, Константин Стефан, Константин Медянцев, Ефрем Дахин, Иван Соловьев (он же Яблочкин) и Анатолий Гаврилов. Все эти подсудимые должны быть признаны виновными не только в том, что они из побуждений и при обстоятельствах, указанных выше, сознательно примкнув к образовавшемуся 7 мая 1901 г. скопищу, приняли непосредственное участие в беспорядках и оказанном соединенными силами скопища насильственном противодействии вооруженной силе, призванной для его рассеяния, но и в том, что они были в числе руководителей этого скопища, — причем вполне изобличаются в этом следующими данными:
|
2. Константин Стефан, уволенный с Обуховского завода за прогул 1 мая 1901 г., равным образом изобличается в качестве руководителя скопищем, описанным выше, так как виновность его в этом вполне доказана показаниями свидетелей Максимова и Чугунова. Свидетель Максимов удостоверил, что подсудимый Стефан был во главе толпы, выбежавшей навстречу полицейским чинам из Церковного переулка, звал толпу за собою, бросал в полицию камнями, обругал околоточного надзирателя Трубецкого и, обращаясь к нему, закричал: «Подождите, вот как соберутся наши рабочие, так мы вам покажем наши порядки!». Свидетель же Чугунов объяснил, что в день беспорядков он видел подсудимого Стефана несколько раз, он бросал камнями в полицию и подбодрял окружавших его товарищей быть смелее. Что касается показания на суде свидетелей Сергея Талибинина и Марии Силиной, допрошенных по ходатайству подсудимого Стефана, то, по мнению особого присутствия, показания их едва ли могут в чем-либо поколебать правдивость показаний свидетелей Максимова и Чугунова, так как Талибинин и Силина удостоверили, что видели Стефана после 6 часов вечера, Талибинин — неотходящим от окна его квартиры, а Силина — спящим дома, т. е. в то время, когда произведенные скопищем насильственные действия и буйство стали уже утихать.
3. Константин Медянцев, рабочий Путиловского завода, также изобличается в том, что был участником скопища 7 мая 1901 г., руководившим его насильственными против полиции и вооруженных команд действиями, описанными выше, причем особое присутствие находит, что подсудимый Медянцев, ввиду особой дерзости своего поведения, несмотря на несовершеннолетний возраст, не может быть признан лицом, вовлеченным в упомянутое преступление. Подсудимый Медянцев изобличается показаниями целого ряда свидетелей. Так, свидетель Михаил Халдеев, вполне подтвердивший свое показание, данное на предварительном следствии, удостоверил, что подсудимый Медянцев, в то время когда полиция хотела разломать ворота, ведущие во двор флигелей Карточной фабрики, кидал в полицию камнями, а затем, когда полицейские чины остановились в переулке около завода, теснимые толпою, Медянцев находился впереди этой толпы, кидая в полицейских чинов камнями. Свидетель Виктор Степаненко объяснил, что еще до того времени, когда в полицию стали бросать камнями, он видел Медянцева среди других, отличавшихся особым буйством рабочих, возбуждавших народ против полиции и кричавших: «Братцы, не поддавайтесь, нам ничего не значат ни полиция, ни солдаты!» Равным образом и свидетели Максимов и Чугунов показали, что видели подсудимого Медянцева во главе толпы рабочих, бросавшего в полицию камнями, а свидетель Келин удостоверил, что Медянцев был в числе лиц, покушавшихся разнести портерную и казенную винную лавку.
4. Ефрем Дахин, рабочий Александровского (Бердова) завода, безусловно изобличается в участии в качестве руководителя в вышеописанном преступном скопище. Еще до учинения означенным скопищем насильственных действий, выразившихся, между прочим, в бросании камнями в полицию, жандармов и воинскую команду, свидетели Страхович и Остроменский, как они удостоверили это на суде, видели подсудимого Дахина уговаривавшим толпу рабочих не расходиться, причем Остроменский видел впоследствии Дахина около шлагбаумов, в толпе, из которой бросали камни в полицию. Засим свидетель Халдеев видел Дахина среди толпы, напавшей на околоточного надзирателя Костюшко-Валюжнича, причем он возбуждал рабочих, крича: «Что же, братцы, неужели мы не постоим за своих? Возьмемся же за дело!»; впоследствии тот же свидетель видел, как Дахин, стоя у забора флигелей Карточной фабрики, кидал в полицию камнями, и подтвердил на суде, что по задержании Дахина у последнего при обыске был найден в кармане камень. Далее свидетель Степаненко, подтверждая показание, данное им на предварительном следствии, объяснил, что подсудимый Дахин особенно отличался во время возникновения беспорядков: ходил, махая тростью на полицию и на солдат, желая задеть их, чтобы кто-нибудь затронул его, и кричал: «Братцы, не поддавайтесь, нам ничего не значат ни полиция, ни солдаты!» Свидетель Максимов, подтверждая показание свидетеля Степаненко, удостоверил, кроме того, что подсудимый Дахин ударил палкой по спине чиновника полицейского резерва Войко, а во время возникших беспорядков был впереди толпы, подстрекая ее, и кричал: «Наша возьмет!»; последнюю часть показания Максимова вполне подтвердил и свидетель Щипарев. Наконец, свидетель Чугунов объяснил, что в день беспорядков он видел подсудимого Дахина несколько раз бросавшим камнями в полицию.
5. Иван Соловьев (он же Яблочкин), не имевший определенных занятий, равным образом достаточно изобличается в качестве участника-руководителя вышеописанного скопища. По удостоверению свидетелей Халдеева, Максимова, Щипарева и Чугунова, подсудимый Соловьев был во главе толпы и кидал в полицию камнями, а впоследствии «засел» во дворе флигеля Карточной фабрики, откуда бросал камнями в полицию; по показанию же Келина, подсудимый Соловьев вместе с другими рабочими покушался на разгромление пивной и казенной вннной лавок; и
 |
Переходя засим ко второй группе подсудимых, изобличаемых лишь в участии в установленном выше скопище 7 мая 1901 г., сознательно к нему примкнувших и принявших непосредственное участие в беспорядках и оказанном соединенными силами скопища насильственном противодействии вооруженной силе, призванной для его рассеяния, — особое присутствие находит, что к числу подсудимых этой группы должны быть отнесены:
1. Александр Александров, не имевший определенных занятий, по показаниям свидетелей Максимова, Щипарева и Чугунова бросавший в полицию камнями.
Подсудимый Александров, по обвинительному акту, был причислен к лицам, руководившим преступным скопищем, имевшим место 7 мая 1901 г., но особое присутствие находит, что произведенное по настоящему делу судебное следствие не дало достаточных фактических данных к признанию Александрова руководителем скопища при учинении насильственного противодействия вооруженной силе или подстрекателем к учинению или продолжению сего противодействия.
2. Александр Зайцев, рабочий Обуховского завода, согласно точному и определенному показанию свидетеля Ивана Голубева, «с особым азартом» бросал камнями в полицию. Спрошенные на суде, по ходатайству подсудимого Зайцева, свидетели: Евдокия и Екатерина Гумазовы и Марк Шамарин, в сущности ничего в опровержение правдивого показания свидетеля Голубева не удостоверили. Свидетельница Евдокия Гумазова объяснила, что пришла к подсудимому Зайцеву в пятом часу дня, застала его дома и пробыла у него с четверть часа; Екатерина Гумазова — что она была в доме, где живет Зайцев, в пять часов дня, оставалась там около часа и видела в это время Зайцева ходившим по коридору с ребенком, а Шамарина — что ничего дурного про подсудимого Зайцева сказать не может и что не помнит, чтобы видела его 7 мая.
3. Александр Калинин, рабочий Обуховского завода. Свидетель подполковник Иванов удостоверил на суде, что он с уверенностью признает подсудимого Калинина, которого хорошо помнит вследствие его дерзкого, задирчивого поведения еще в начале беспорядков, во дворе Обуховского завода; по словам свидетеля, именно Калинин выступил из толпы, подбоченясь, и, сказав «так я скажу», стал излагать требования толпы как ему, свидетелю, так и начальнику завода Власьеву о повышении заработной платы, восьмичасовой работы и проч., причем вел себя непозволительно дерзко. Засим свидетель Чугунов объяснил, что он видел, как Калинин бросал камнями в полицию. Достоверность этих показаний ничем со стороны подсудимого Калинина не опровергнута. Спрошенная, по просьбе подсудимого, свидетельница Наталья Горбатова удостоверила лишь, что подсудимый был у нее в седьмом часу вечера 7 мая 1901 г., каковое обстоятельство, несомненно, не исключало возможности участия Калинина в преступном скопище, имевшем место того же 7 мая.
4. Захар Анисимов (он же Андреев), рабочий Обуховского завода. Свидетель Чугунов удостоверил, что он видел, как подсудимый бросал камнями в полицию, а свидетель Максимов подтвердил, что подсудимый Анисимов в числе других рабочих бежал впереди наступавшей на полицейских чинов толпы, с криком, в то время когда чины эти отступали в переулок, причем из этой толпы в полицию сыпались градом камни. В опровержение приведенных показаний свидетелей Чугунова и Максимова, в правдивости которых особое присутствие не сомневается, свидетели, опрошенные по ходатайству подсудимого Анисимова: жена его Александра Павлова, отец Анисим Андреев, дядя Созонт Васильев и знакомая Акулина Рябова, в сущности ничего в пользу его невиновности не показали. Особое присутствие находит, что по настоящему делу безусловно не доказано, чтобы свидетели Максимов и Чугунов имели какое бы то ни было основание облыжно обвинять подсудимого Анисимова, вследствие чего нельзя признать внушающими к себе доверие показания вышеназванных свидетелей о том, что подсудимый Анисимов по прекращении работ на Обуховском заводе все время был дома и никакого участия в приписываемом ему преступлении принимать не мог.
5. Павел Константинов, рабочий Обуховского завода, по показанию свидетелей: Щипарева — засел во дворе флигелей Карточной фабрики, откуда бросал камнями в полицию, а затем, когда полиция должна была отступить к Петровскому переулку, вышел из калитки и бросал в нее камнями, причем с криком шел впереди толпы, и Чугунова — бросал камни в полицию. В опровержение показаний этих свидетелей, по просьбе подсудимого Константинова, были допрошены на суде свидетели: Евгения Антонова, Варвара Боголепова, Надежда Малоземова, Матрена Гаврилова и Дарья Яковлева. Все они, однако же, ничего, служащего к оправданию подсудимого Константинова, не показали, объясняя лишь голословно, что подсудимый во время беспорядков был дома и никуда не отлучался.
6. Дмитрий Ситников, рабочий Обуховского завода, по показанию свидетеля Щипарева, засел во дворе флигелей Карточной фабрики, откуда бросал в полицию камнями, а затем, когда полиция отступила ввиду сыпавшегося на нее града камней, с криком шел во главе наступавшей на полицию толпы, а по удостоверению свидетеля Чугунова — бросал в полицию камнями. Свидетели Дарья Иванова, Варвара Милешина и Надежда Матвеева, опрошенные на суде по просьбе подсудимого Ситникова, ничего существенного в оправдание его не удостоверили и во всяком случае не поколебали правдивости показаний свидетелей Щипарева и Чугунова. Дарья Иванова объяснила, что когда она вечером заходила к Ситниковым, то застала всю семью сидевшею за чаем, она посидела немного, а затем ушла, Ситников же лег на диван. Варвара Милешина — что в восьмом часу вечера она вбежала в квартиру Ситниковых, куда вслед за нею вошло двое городовых и взяли Ситникова с дивана, где он спокойно лежал, а Надежда Матвеева — что заходила в квартиру Ситниковых в четвертом часу и с тех пор не видала его до того времени, когда его забрали. Очевидно, ни одно из этих объяснений не исключает возможности участия подсудимого Ситникова в вышеописанном преступлении, точно установленного показаниями свидетелей, очевидцев Щипарева и Чугунова.
7. Михаил Федоров, рабочий Обуховского завода. Свидетель Чугунов удостоверил, что видел подсудимого Федорова бросающим камнями в полицию, а из прочитанного на суде показания свидетеля Швейновского усматривается, что Федоров находился в толпе народа, стоявшей на траве около переулка, в котором находилась полиция. Он шнырял по толпе рабочих и бросал в полицию камнями, выбегая из толпы и что-то крича. Признавая посему подсудимого Федорова виновным в участии в преступном скопище, описанном выше и образовавшемся 7 мая 1901 г., особое присутствие вместе с тем находит, что по обстоятельствам настоящего дела, выясненным на суде, представляется доказанным, что подсудимый Федоров, будучи несовершеннолетним, вовлечен в это преступление лицами совершеннолетними.
8. Дмитрий Кокушкин, рабочий Обуховского завода. По показанию свидетеля Чугунова, бросал в полицию камнями, а оглашенным на суде показанием свидетеля Швейновского удостоверено, что подсудимый Кокушкин вместе с вышеупомянутым подсудимым Федоровым находился в толпе народа, стоявшей на тракте около переулка, в котором находилась полиция; он так же, как и Федоров, «шнырял» по толпе рабочих и бросал в полицию камнями, выбегая из толпы и что-то крича. В опровержение этих показаний в доказательство того обстоятельства, что подсудимый Кокушкин во время беспорядков 7 мая 1901 г. все время безотлучно находился дома, по просьбе Кокушкина, были вызваны и допрошены на суде свидетельницы: сестра его Мария Царева и Серафима Пискарева. Между тем свидетельницы эти объяснения подсудимого не удостоверили, показав: Мария Царева — что она пришла к Кокушкину в 7 часов вечера и не знает, когда пришел ее брат, а Серафима Пискарева, утверждая, что Кокушкин был все время дома и никуда не отлучался, объяснила, однако же, что она пришла к нему в 6 часов вечера, а ранее его не видала. Признавая, вследствие сего, подсудимого Кокушкина виновным в вышеописанном преступлении, особое присутствие вместе с тем находит, что по обстоятельствам дела подсудимый, ввиду его несовершеннолетия, был вовлечен в это преступление лицом совершеннолетним.
9. Дмитрий Вересов, рабочий Обуховского завода. По показанию свидетеля Максимова, подсудимый наступал на полицию и бросал в нее камнями, а по показанию свидетеля Чугунова — Вересов был в толпе, из которой в полицию бросал камнями. В опровержение этих показаний по ходатайству подсудимого Вересова была опрошена на суде свидетельница Наталия Горбатова, удостоверившая, однако, что Вересов был у нее в седьмом часу вечера, что, несомненно, не исключало возможности участвовать подсудимому в описанных беспорядках до того времени. Признавая таким образом подсудимого Вересова виновным во вменяемом ему в вину преступлении, особое присутствие вместе с тем находит, что и в отношении этого подсудимого, несовершеннолетнего во время совершения им преступления, по обстоятельствам дела представляется доказанным, что он был в это преступление вовлечен лицом совершеннолетним.
10. Василий Багров, не имевший никаких занятий. Свидетель Пархомович удостоверил, что видел Багрова около шлагбаумов в то время, когда еще не бросали каменьями в полицию; он был в толпе, кричал и «озорничал», а свидетели Беньковский и Матеюнас, признав на суде подсудимого Багрова, показали, что на другой день беспорядков 7 мая 1901 г. Багров рассказывал им, что он сам видел, как народ бесчинствовал и бросал камнями в полицию и войска, а на вопрос Беньковского, что он, Багров, сам делал, отозвался, что он также не бездействовал, а бросал в полицейских камнями, причем одним камнем попал в лошадь городового, а затем швырнул камнем в полковника с длинной черной бородой и попал ему в голову, так что полковник упал и при этом шапка у него слетела с головы, а кто-то другой из толпы в это же время попал камнем полковнику в ногу.
11. Николай Чирков, рабочий Александровского (Бердова) завода. По показанию свидетеля Максимова, удостоверившего, что он хорошо знал в лицо Николая Чиркова, последний бежал впереди наступавшей на полицию толпы с криком, и из этой толпы в полицию градом сыпались камни; последнее обстоятельство вполне подтвердил и свидетель Чугунов.
12. Евдоким Трушин, рабочий Александровского (Бердова) завода, изобличается в участии в вышеописанном преступном скопище показаниями свидетелей-очевидцев Максимова и Чугунова. Первый из этих свидетелей удостоверил, что он знал в лицо Трушина и видел его в день беспорядков бежавшим впереди наступавшей на полицию толпы с криком, причем из этой толпы градом сыпались в полицию камни, а второй, подтверждая показание Максимова, объяснил, что видел подсудимого Трушина в толпе, откуда в них, полицейских, бросали камнями. Признавая посему подсудимого Трушина виновным в приписываемом ему преступлении, особое присутствие находит, однако же, что подсудимый, как несовершеннолетний, по обстоятельствам настоящего дела должен быть признан вовлеченным в это преступление лицом совершеннолетним.
13. Виталий Соколов, рабочий Александровского (Бердова) завода. Свидетель Максимов, знавший подсудимого Соколова в лицо, показал, что видел его в день беспорядков впереди толпы, наступавшей на полицию, причем из этой толпы градом сыпались на полицию камни; то же самое подтвердил и свидетель, очевидец беспорядков, Чугунов. Из показаний допрошенных на суде, по просьбе подсудимого Соколова, свидетельниц Надежды Ивановой и Аграфены Шумковой — его квартирной хозяйки, усматривается, что в опровержение вышеприведенных показаний свидетелей Максимова и Чугунова они ничего, исключающего виновность Соколова в описываемом ему преступлении, удостоверить не могли. Надежда Иванова показала, что Виталия Соколова она знает, но 7 мая его не видела, а Аграфена Шумкова — что Соколов пришел домой в 6 часов вечера, пил чай, через полчаса ужинал, а затем ушел из дома и более домой не возвращался.
14. Александр Щербаков, не имевший никаких занятий. По показанию свидетеля Максимова, наступал на полицию в толпе рабочих, причем из этой толпы в полицейских чинов сыпался град камней, а по показанию свидетеля Чугунова — Щербаков бросал камнями в полицию. Вызванные и допрошенные, по просьбе подсудимого Щербакова, свидетельницы — мать его Аграфена Щербакова и Александра Голубева удостоверили лишь, что видели его дома в 6 часов вечера.
15. Александр Тарасов, определенных занятий не имел. Свидетель Максимов удостоверил, что знал подсудимого в лицо и видел, как он бежал впереди наступавшей на полицию толпы с криком, в то время как полиция отступала, причем из этой толпы в нее градом сыпались камни, а свидетель Щипарев показал, что подсудимый Тарасов засел во дворе флигелей Карточной фабрики, откуда в полицию бросали камнями, когда полиция стала отступать к Петровскому переулку. Тарасов выходил из калитки на проспект и бросал в полицию камни, а когда вся толпа, выйдя на проспект, стала наступать на полицию, то Тарасов, вместе с другими лицами, шел впереди толпы. Спрошенные на суде, по ходатайству о том подсудимого Тарасова, свидетели Василий Воронин и Иван Афанасьев ничего в доказательство невиновности его не удостоверили, так как объясняли лишь, что встретили его в Троицком переулке уже в девятом или десятом часу вечера, о том, что происходило на Шлиссельбургском проспекте, не разговаривали, а потом Афанасьев пошел с Тарасовым в Обуховскую покойницкую смотреть убитого человека.
16. Александр Богданов, не имевший определенных занятий. По показанию свидетеля Максимова, подсудимый, которого свидетель знает в лицо, бежал впереди наступавшей на полицию толпы с криком, причем из этой толпы в полицию градом сыпались камни, а по показанию свидетеля Чугунова он сам видел, как подсудимый Богданов в то время, когда полиция была в переулке, бросал в нее камнями.
17. Семен Машистов, не имевший никаких занятий, изобличается показаниями свидетелей Максимова и Чугунова: первый из них удостоверил, что, зная подсудимого Машистова в лицо, видел, как он бежал впереди толпы, наступавшей на полицейских чинов, причем из этой толпы градом сыпались в полицию камни, и второй — что видел подсудимого в толпе, из которой бросали камнями в полицию.
18. Михаил Кириллов, никаких занятий не имел. Виновность этого подсудимого находит себе полное подтверждение в показаниях тех же свидетелей Максимова и Чугунова. Первый из них видел подсудимого бежавшим впереди толпы, из которой градом сыпались в полицию камни, а второй видел его также в толпе, которая бросала камнями в полицию. В доказательство своей невиновности подсудимый Кириллов сослался на свидетельниц Любовь и Ульяну Ивановых, показания которых, данные на суде, едва ли заслуживают какого-либо доверия, так как Любовь Иванова объяснила, что Кириллов никуда не уходил из дома 7 мая 1901 г., пока его не забрали, а Ульяна Иванова — что он пришел к ним в 6 часов вечера и сидел со своей невестой, пока не пришла полиция и не забрала его.
19. Тимофей Завалишин, не имевший определенных занятий, вполне изобличается в участии в скопище, образовавшемся 7 мая 1901 г., заслуживающим полного доверия показанием свидетеля Ивана Голубева, приказчика мясной лавки по проспекту села Александровского, признавшего подсудимого как на предварительном следствии, так и на суде. Согласно показанию этого свидетеля, Завалишин, которого свидетель и раньше хорошо знал, во время беспорядков, возникших около шлагбаумов, бросил камень, метя в жандармского офицера, молодого блондина в очках, но в офицера промахнулся, а попал в его лошадь. Ввиду этого показания опрошенных на суде, по ходатайству подсудимого Завалишина, свидетельниц Анны Евстигнеевой и Натальи Петровой, удостоверивших, что они были в 5 часов пополудни у Завалишина, застали его пьющим чай с женой, причем он никуда из дома не отлучался, не заслуживают, по мнению особого присутствия, никакого доверия.
Засим, к числу подсудимых, изобличаемых в том, что они 7 мая 1901 г. из сочувствия побуждениям, указанным выше, и при обстоятельствах, описанных выше, сознательно примкнули к скопищу, способствовали оказанному соединенными силами скопища насильственному противодействию вооруженной силе, призванной для его рассеяния, тем, что доставляли участникам скопища камни, бросавшиеся в вооруженные команды, — должны быть отнесены:
 |
2. Лидия Бурчевская, работница на Карточной фабрике. Свидетель Леонид Петерс, заведующий домами ведомства императрицы Марии[6], удостоверил на суде, что 7 мая 1901 г., по прекращении беспорядков, он слышал от дворников флигелей Карточной фабрики, что подсудимая Бурчевская принимала деятельное участие в беспорядках, выбирая камни из мостовой дворов и подавая их тем лицам, которые бросали камни в чинов полиции, а свидетель Андрей Гаврилов показал, что он был очевидцем того, как Бурчевская в подоле платья относила камни к тем, которые швыряли камнями в полицию. Признавая вследствие сего подсудимую Лидию Бурчевскую виновною в предъявленном к ней обвинении, особое присутствие находит вместе с тем, что по обстоятельствам настоящего дела подсудимую, ввиду ее несовершеннолетия, следует считать вовлеченною в это преступление лицом совершеннолетним.
Обращаясь засим к предъявленным к подсудимому Афанасию Красулину, рабочему Обуховского завода, обвинениям: 1) в том, что 7 мая 1901 г., из побуждений и при описанных выше обстоятельствах, сознательно примкнул к скопищу, принял непосредственное участие в беспорядках и оказанном соединенными силами скопища насильственном противодействии вооруженной силе, призванной для его рассеяния, и 2) в том, что 7 же мая 1901 г., он, Красулин, во время рассеяния скопища, оказывая сопротивление городовому конно-полицейской стражи Матвею Николенко, пытавшемуся его задержать, для избежания поимки, с умыслом лишить его жизни нанес Николенко три удара ножом в руку, спину и бок, причинив ему две раны, но по независевшим от него обстоятельствам не успел привести своего намерения в исполнение, особое присутствие находит, что обвинение подсудимого Красулина в первом из вышеприведенных преступных деяний положительно никакими фактическими данными не подтвердилось, почему и должно быть признано недоказанным. Что же касается второго обвинения подсудимого Красулина, то обвинение это представляется, по мнению особого присутствия, прочно на суде установленным.
Свидетель Николенко удостоверил на суде, что 7 мая 1901 г., в десятом часу вечера, выехав с тремя товарищами в Станционную улицу, чтобы удалить толпившийся еще кое-где народ, на них стали падать бросаемые из-за забора дома № 3—5 камни. Когда они проникли во двор этого дома, находившиеся там люди разбежались, кроме одного, которого он, Николенко, хотел задержать; он взял его за пальто, но человек этот стал упираться и, в свою очередь, схватил Николенко, увлек его в темный коридор дома, где несколько раз ударил его чем-то, так что у него фуражка слетела с головы и в груди у него «дыхание сперло». Освободившись от этого «злоумышленника», лица которого он в темноте не запомнил, свидетель обнаружил, что левая рука повыше кисти у него проколота, а на спине и на боку пальто в двух местах прорезано, причем удар в бок проник в тело и причинил колотую рану, из которой шла кровь, так что свидетеля сейчас же отвезли в заводскую больницу и там оказали первую медицинскую помощь. Показанием же свидетеля Александра Зимина с точностью установлено, что свидетель этот был очевидцем того, как Красулин схватил одного из городовых, проникших во двор дома № 3—5 по Станционной улице, где Зимин сам проживает, пытавшегося задержать Красулина за рукав и потащил его в коридор. Свидетель Зимин из квартиры, в которую он вслед за сим спрятался, слышал, как кто-то, Красулин или городовой, говорили: «Отпусти, отпусти!»; когда все стихло, Зимин вышел во двор и заметил Красулина, который жаловался некоему Павлу, жившему в их доме, что городовой его хлестнул по руке нагайкой, и прибавил, что за то и он городового «помял хорошо, будет помнить». Тогда же от других (бывших на дворе) Зимин слышал, что Красулин ранил городового ножом так, что городовой зашатался, но, впрочем, сам же уехал оттуда верхом на лошади; притом свидетель Зимин добавил, что раньше видел у Красулина кинжальчик в кожаных ножнах. Спрошенный на суде, по ходатайству подсудимого Красулина, свидетель Василий Николаев ничего в оправдание подсудимого не объяснил, показав только, что ни в чем дурном Красулин замечен не был, жил хорошо и зарабатывал много. Переходя в заключение к предъявленному к подсудимому Александру Ковальскому обвинению в том, что 7 мая 1901 г., по уговору с другими лицами, придя к Обуховскому сталелитейному заводу для участия в задуманном насильственном противодействии чинам полиции и воинской команды и желая проникнуть на завод, куда его не допускал сторож Алексей Курников, в запальчивости и раздражении, в намерении лишить его жизни, нанес ему ножом в голову в шею и спину девять ран, но по обстоятельствам, от него не зависящим, намерения своего выполнить не успел, особое присутствие находит, что в отношении этого обвинения судебным следствием установлены нижеследующие фактические данные. Свидетель Алексей Курников, сторож при Обуховском заводе, удостоверил, что 7 мая 1901 г., в то время, когда рабочие шумели и кричали «ура» во дворе завода, ему пришлось находиться у выходных дверей близ установочной мастерской и вместе с другими сторожами не допускать с воли тех, кто «любопытствовал» проникнуть внутрь двора. В числе этих любопытных были какие-то мальчишки и неизвестный свидетелю человек, в котором он впоследствии безошибочно признал подсудимого Ковальского. Свидетель не допустил его, как и других, в калитку; он было отошел, но только что свидетель отвернулся, как человек этот быстро наскочил на него и ударил несколько раз в голову и плечи, по-видимому, ножом. От нанесенных свидетелю Курникову ран он сейчас же обессилел, и что было затем, не помнит. Это показание Курникова нашло себе во всех частях полное подтверждение в показаниях свидетелей Петра Дорохова и Василия Гаврилова, тех сторожей Обуховского завода, которые были у ворот вместе с Курниковым. Наконец свидетель, околоточный надзиратель Лесневич, удостоверил как на предварительном следствии, так и на суде, что, находясь по распоряжению пристава Сафонова на посту близ Обуховского завода, он заметил, что у забора с воротами и калиткой близ станочной мастерской собралось много мальчишек и посторонних людей, которые через щели забора смотрели на то, что происходит во дворе. Вдруг вся эта публика отхлынула от забора. Свидетель полагал, что мастеровые ломятся в ворота, но вслед затем заметил, как двое между собою как будто борются, пока, наконец, один из них не одолел противника, повалив его на землю, и тогда он, на глазах свидетеля Лесневича, нанес упавшему несколько ударов в голову. Свидетель бросился к нападавшему, но он, заметив приближение свидетеля, покушался было скрыться, однако же был им задержан и доставлен в заводскую контору; оказалось, что он нанес несколько резаных ран сторожу при воротах завода. При обыске в конторе у него за голенищем правого сапога найден был уже сложенный нож, запачканный в крови. Таковы все фактические данные, добытые судебным следствием в отношении предъявленного к подсудимому Ковальскому обвинения. Из содержания их, по мнению особого присутствия, нельзя не прийти к тому заключению, что обвинение подсудимого Ковальского в том, что он пришел 7 мая 1900 г. к Обуховскому заводу, по уговору с другими лицами, для участия в задуманном насильственном противодействии чинам полиции и воинской команды, представляется ничем по делу недоказанным. Вследствие сего и принимая во внимание: 1) что показаниями свидетелей Курникова, Дорохова, Гаврилова и Лесневича подсудимый Ковальский безусловно изобличается в нанесении ножом ран сторожу Обуховского завода Курникову; 2) что ни предварительным, ни судебным следствиями не добыто никаких указаний на то, чтобы подсудимый Ковальский мог питать злобу к Курникову, который Ковальского вовсе не знал; 3) что посему насильственные действия, совершенные Ковальским, могут быть объяснены исключительно его раздражением против Курникова за то, что последний не допустил его проникнуть во двор Обуховского завода, и 4) что значительное количество, девять ран, нанесенных Ковальским Курникову ножом в голову и шею, свидетельствуют о несомненном намерении Ковальского лишить Курникова жизни, особое присутствие находит, что подсудимый Ковальский должен быть признан виновным в покушении на убийство Курникова в запальчивости и раздражении.
Последнюю группу подсудимых, преданных суду по настоящему делу, составляют подсудимые, против которых судебным следствием не добыто достаточных данных для признания их виновными в предъявленном к ним обвинении. К числу этих подсудимых должны быть отнесены: Григорий Емельянов, Николай Семенов, Михаил Пошехонов, Иван Николаев (он же Иванов), Дмитрий Петров, Александр Даувальтер, Дмитрий Саженников и Андрей Чирков. Обсуждая улики, добытые судебным следствием в отношении каждого из вышепоименованных подсудимых в отдельности, которые, по мнению особого присутствия, не могут быть признаны достаточными для обвинения этих подсудимых, — особое присутствие находит, что:
1. Григорий Емельянов не может быть признан виновным в предъявленном к нему обвинении потому, что свидетель Чугунов, указывая на предварительном следствии на участие Емельянова в вышеописанном преступном скопище в качестве руководителя такового, на суде не мог, однако же, с точностью этого удостоверить, ссылаясь на то, что ему вообще трудно было запомнить всех участвовавших тогда в беспорядках лиц, а между тем свидетели Федор Петялин и Мария Будзинская, показаниям которых особое присутствие не имеет оснований не доверять, объяснили на суде, что подсудимый Емельянов, человек, совершенно больной, с трудом подымающийся на лестницу, во время беспорядков никуда из дома не отлучался, причем они видели его в это время вместе с женою и детьми совершенно спокойным во дворе дома, в котором он живет.
2. Николай Семенов изобличался на предварительном следствии показанием одного только свидетеля Степаненко, который на суде, по прочтении ему показания, данного на предварительном следствии, категорически заявил, что подсудимого Семенова в качестве участника в беспорядках 7 мая 1901 г. он, Степаненко, припомнить не может, а спрошенный по ходатайству подсудимого свидетель Илья Хрущев, показание которого ни в чем на суде опровергнуто не было, объяснил, что, услыхав, что убили человека, пошел вместе с подсудимым его посмотреть, а в это время их забрали.
3. Михаил Пошехонов изобличался на предварительном следствии показанием одного только свидетеля Максимова, не удостоверившего, однако же, на суде, чтобы он видел подсудимого в качестве участника в беспорядках 7 мая 1901 г., в чем-либо проявлявшего свое участие, а заметил подсудимого лишь в толпе, из которой бросали камни. При этом особое присутствие не может не принять во внимание показание на суде свидетельницы Анисьи Петровой, хорошо знающей подсудимого, что он человек совсем тихий, «даже мухи не убьет».
4. Иван Николаев (он же Иванов) уличался показаниями свидетелей Щипарева и Чугунова, показания которых по отношению к этому подсудимому, по мнению особого присутствия, не могут быть признаны достаточно убедительными для признания виновности подсудимого доказанною. Показания эти сводятся лишь к тому, что подсудимый Николаев находился во дворе флигелей Карточной фабрики, откуда бросали камнями в полицию. Имея в виду, что из-за забора этих флигелей трудно было с надлежащей точностью определить, кто именно бросал в полицию камнями, особое присутствие находит, что свидетели Щипарев и Чугунов легко могли ошибиться в признании подсудимого Николаева, тем более, что, по удостоверению на суде свидетельниц Устиньи Николаевой, Веры Ивановой и Анны Андреевой, не доверять правдивости показаний коих особое присутствие не имеет оснований, подсудимый Николаев во время беспорядков находился дома и никуда не отлучался.
5. Дмитрий Петров. В отношении этого подсудимого также не установлено на суде достаточных данных для признания его виновным, так как по делу против него имеются те же улики: показание свидетеля Чугунова, однородное с тем, которое дано им о подсудимом Николаеве, и показание свидетеля Максимова, что подсудимый Петров находился в толпе, из которой бросали камнями в полицию. Независимо от сего, спрошенные на суде по ходатайству подсудимого свидетельницы Наталья и Анисья Петровы, показаниям которых особое присутствие не имеет оснований не доверять, удостоверили, что подсудимый был все время дома, был выпивши и с обеда спал.
6. Александр Даувальтер, к обвинению которого послужили те же недостаточно определенные показания свидетелей Максимова и Чугунова, равным образом, по мнению особого присутствия, не может быть признан виновным в приписываемом ему преступлении, тем более, что вполне достоверным и со стороны обвинения ни в чем не опровергнутым показанием свидетеля Ивана Глебина на суде установлено, что подсудимый Даувальтер во время беспорядка 7 мая 1901 г. приходил к Глебину за получением денег за изготовленные им рамки, пробыл у него полтора часа, а затем до 10 ч. вечера просидел вместе с свидетелем в трактире.
7. Дмитрий Саженников не может быть признан, по мнению особого присутствия, виновным потому, что, кроме изобличавшего его показания свидетеля Чугунова, заявившего, однако же, на суде, что ему трудно припомнить всех лиц, участвовавших в беспорядках 7 мая 1901 г., никаких других данных к обвинению подсудимого Саженникова на судебном следствии не установлено; и
8. Андрей Чирков, против которого судебным следствием также не добыто достаточно точных данных для признания его виновным, изобличался показаниями Максимова и Чугунова, видевших его не в качестве активного участника в беспорядках 7 мая, а лишь в толпе, из которой бросали в полицию камнями. Показания эти особое присутствие не может, однако же, признать вполне достоверными как ввиду возможной со стороны этих свидетелей ошибки, так и ввиду ни в чем не опровергнутого на суде показания свидетельницы Евгении Гут, что она видела Андрея Чиркова 7 мая дома и что вообще он никогда ни с кем из мастеровых знакомства не водил.
По всем вышеприведенным соображениям особое присутствие находит, что подсудимые: Григорий Емельянов, Николай Васильев Семенов, Михаил Петров Пошехонов, Иван Николаев (он же Иванов), Дмитрий Игнатьев Петров, Александр Александров Даувальтер, Дмитрий Васильев Саженников и Андрей Иванов Чирков, на основании 1 п. 771 ст. уст. угол. суд. должны быть признаны по обвинению их в приписываемом им преступном деянии по суду оправданными.
Преступное деяние, в коем, на основании установленных выше фактических данных, признаны виновными подсудимые: Анатолий Ермаков, Анатолий Гаврилов, Константин Стефан, Ефрем Дахин, Иван Соловьев (он же Яблочкин) и Константин Медянцев предусмотрено 2 и 4 ч. 2691 ст. улож. о наказ, преступное деяние, в коем признаны виновными Александр Александров, Александр Зайцев, Александр Калинин, Захар Анисимов (он же Андреев), Павел Константинов, Дмитрий Ситников, Василий Багров, Николай Чирков, Виталий Соколов, Александр Щербаков, Александр Тарасов, Александр Богданов, Семен Машистов, Михаил Кириллов, Тимофей Завалишин, Дмитрий Кокушкин, Михаил Федоров, Дмитрий Вересов, Евдоким Трушин, Марфа Яковлева и Лидия Бурчевская, предусмотрено 2 ч. 2691 ст. улож. о наказ., и преступления, в совершении коих изобличены Афанасий Красулин и Александр Ковальский, первое: 9 и 2 ч. 1459 ст. улож. о наказ, и второе — 9 и 2 ч. 1455 ст. того же уложения.
Обращаясь вследствие сего к определению следующего подсудимым на основании вышеприведенных законов наказания, особое присутствие находит, что из числа указанных в 2 ч. 2691 ст. улож. о наказ., предусмотренных 6 и 7 степ. 19 ст. улож. о наказ., согласно 149 ст. улож. о наказ., по обстоятельствам настоящего дела, заключающимся в том, что судебным следствием не доказано предварительное между подсудимыми соглашение, а равно не установлено, чтобы во время насильственного противодействия вооруженным отрядам полиции и воинской команды, призванным для рассеяния образовавшегося 7 мая 1901 г. скопища, были бы произведены в полицию и команду выстрелы из огнестрельного оружия, — представляется справедливым избрать для всех подсудимых, кроме Красулина и Ковальского, нормальным наказанием наказание по 7 степени 19 ст. улож. о наказ., причем особое присутствие не усматривает оснований к увеличению в степени наказания всем тем подсудимым, которые, согласно 4 ч. 2691 ст. улож. о наказ., признаны руководителями скопища 7 мая 1901 г. при учинении им насильственного противодействия вооруженной силе.
Таким образом: I. Подсудимые Анатолий Ермаков, 22 лет, и Анатолий Иванов Гаврилов, 32 лет, подлежат, на основании 2 и 4 ч. 2691, 149 и 7 степени 19 ст. улож. о наказ., лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы как лица, более всех других выдававшиеся своей преступной деятельностью, и притом Ермаков сроком на пять лет, а Гаврилов — на шесть лет, с последствиями по 25 ст. улож. о наказ. [7] II. Подсудимые: Константин Иванов Стефан, 36 лет, Ефрем Степанов Дахин, 30 лет, и Иван Ильин Соловьев (он же Яблочкин), 24 лет, подлежат наказанию на основании 2 и 4 ч. 2691 и 149 ст. улож. о наказ. по 7 степ. 19 ст. улож. Имея же в виду, что вменяемое им в вину преступление учинено ими по крайнему легкомыслию, особое присутствие признает справедливым, согласно 134 и 135 ст. улож. о наказ., уменьшить им это наказание на две степени, назначив таковое на основании закона 10 июня 1900 г. (отд. II, л. А) по последней части 2 ст. временных правил к высшей мере, т. е. лишив их всех особенных, лично и по состоянию присвоенных им, прав и преимуществ, отдать в исправительные арестантские отделения каждого сроком на пять лет, с заменою, в случае надобности, по 77 ст. улож. о наказ. и с последствиями по ст. 4 и 5, III отдел. лит. А закона 10 июня 1900 г. III. Подсудимый Константин Иванов Медянцев, 18 лет, на основании 2 и 4 ч. 2691, 149 ст. улож. о наказ., подлежит наказанию по 7 степени 19 ст. улож. о наказ. Ввиду же учинения им этого преступления по крайнему легкомыслию представляется справедливым уменьшить Медянцеву следуемое ему по 7 степени 19 ст. улож. наказание на две степени, назначив таковое, согласно закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А) по последней части 2 ст. временных правил этого закона о замене ссылки, причем, согласно 140 ст. улож. о наказ., ввиду несовершеннолетия Медянцева уменьшить ему это наказание на одну степень, назначив таковое в окончательном выводе по степени 31 ст. улож. о наказ., т. е. заключить его в тюрьму без лишения прав и без последствий, указанных в 3 и 4 ст. III отд. закона 10 июня 1900 г., сроком на четыре года. IV. Подсудимые: Александр Александров, 22 лет, Александр Андреев Зайцев, 25 лет, Александр Савельев Калинин, 30 лет, Захар Анисимов (он же Андреев), 26 лет, Павел Александров Константинов, 27 лет, Дмитрий Михайлов Ситников, 20 лет, Василий Моисеев Багров, 28 лет, Николай Иванов Чирков, 21 года, Виталий Ефремов Соколов, 25 лет, Александр Иванов Щербаков, 24 лет, Александр Степанов Тарасов, 23 лет, Александр Елисеев Богданов, 25 лет, Семен Петров Машистов, 22 лет, Михаил Евдокимов Кириллов, 22 лет, и Тимофей Степанов Завалишин, 29 лет, подлежат все, на основании 2 ч. 2691 и 149 ст. улож., наказанию по 7 степ. 19 ст. улож. Имея засим в виду крайнее легкомыслие и невежество названных подсудимых при учинении совершенного ими преступного деяния, особое присутствие признает справедливым понизить им это наказание, согласно 134 и 135 ст. улож. о наказ., на две степени, назначив таковое на основании закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А) и 2 ст. временных правил о замене ссылки и притом в низшей мере, т. е. лишив их всех особенных лично и по состоянию присвоенных им прав и преимуществ, отдать их в исправительные арестантские отделения сроком на четыре года каждого, с заменою, в случае надобности, по 77 ст. улож. о наказ., и с последствиями по ст. 4 и 5, III отд. лит. А закона 10 июня 1900 г. V. Подсудимые Дмитрий Карпов Кокушкин, 19 лет, Михаил Дмитриев Федоров, 18 лет, Дмитрий Никитин Вересов, 20 лет, Евдоким Григорьев Трушин, 18 лет, и Лидия Кириллова Бурчевская, 18 лет, подлежат, на основании 2 ч. 2691 и 149 ст. улож. о наказ., наказанию по 7 степ. 19 ст. улож. о наказ. Приняв засим во внимание крайнее легкомыслие и невежество вышеупомянутых подсудимых, особое присутствие находит справедливым, согласно 134 и 135 ст. улож. о наказ., уменьшить всем им это наказание на две степени, назначив таковое на основании закона 10 июня 1900 г., по 2 степени временных правил о замене ссылки, в низшей мере; ввиду несовершеннолетия этих подсудимых во время учинения ими вменяемого им в вину преступления надлежит уменьшить им это последнее наказание, согласно 140 ст. улож. о наказ., на две степени, а ввиду того, что особое присутствие признало по настоящему делу доказанным, что подсудимые эти, будучи несовершеннолетними, вовлечены в преступление лицами совершеннолетними, представляется справедливым, согласно 143 ст. улож. о наказ., уменьшить следуемое им по 2 степени 31 ст. улож. наказание еще на две степени, назначив таковое, в окончательном выводе, по 4 степ. 31 ст. улож. о наказ. и притом в низшей мере, а именно: заключить всех их в тюрьму, без лишения прав и без последствий, указанных в 3 и 4 ст. III отд. закона 10 июня 1900 г., сроком на один год и шесть месяцев каждого. VI. Подсудимая Марфа Яковлева, 18 лет, подлежит, на основании 2 ч. 2691 и 149 ст. улож. о наказ., наказанию по 7 степени 19 ст. улож. Принимая во внимание крайнее ее легкомыслие, особое присутствие, согласно 134 и 135 ст. улож. о наказ., находит возможным уменьшить Яковлевой это наказание за силою закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А) на две степени, назначив такое по последней части 2 ст. врем. правил о замене ссылки в низшей мере, а засим и это последнее наказание, ввиду несовершеннолетия Яковлевой, согласно 140 ст. улож. о наказ., уменьшить ей на две степени, назначив таковое в окончательном выводе по 2 степени 31 ст. улож. о наказ. в низшей мере, а именно заключить ее в тюрьму без лишения прав и без последствий, указанных в 3 и 4 ст. III отд. закона 10 июня 1900 г., сроком на три года. VII. Подсудимый Афанасий Никитин Красулин, 35 лет, признан виновным в покушении на преступление, предусмотренное 2 ч. 1459 ст. улож., караемое 2 степ. 19 ст. улож. о наказ. Руководствуясь указанием 114 ст. улож. о наказ., особое присутствие по обстоятельствам настоящего дела признает возможным определить подсудимому Красулину это наказание на четыре степени ниже наказания, постановленного за совершение преступления, предусмотренного 2 ч. 1459 ст. улож. о наказ., т. е. избрать ему наказанием по 8 степ. 19 ст. улож. о наказ., а засим ввиду крайнего невежества подсудимого, согласно 134 и 135 ст. улож. о наказ., понизить ему это последнее наказание еще на две степени, назначив таковое, согласно закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А), по первой части 2 ст. временных правил о замене ссылки в низшей мере, а именно: лишив его всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ, отдать его в исправительные арестантские отделения сроком на пять лет, с заменою, в случае надобности, по 77 ст. улож. о наказ. и с последствиями по ст. 4 и 5, III отд. лит. А закона 10 июня 1900 г. VIII. Подсудимый Александр Михайлов Ковальский, 26 лет, признан виновным в покушении на преступление, предусмотренное 2 ч. 1455 ст. улож. о наказ. Избирая для подсудимого Ковальского одно из наказаний, упомянутых в этой статье закона, особое присутствие, по обстоятельствам дела, согласно 149 ст. улож. о наказ., признает справедливым избрать таковым наказание по 7 степ. 19 ст. улож., а засим ввиду того, что подсудимый Ковальский признан виновным лишь в покушении, за силою 114 ст. улож. о наказ., понизить указанное в 7 степ. 19 ст. улож. наказание на две степени, назначив его, согласно закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А), по второй части 2 ст. временных правил о замене ссылки и притом в низшей мере, а именно: лишив подсудимого Ковальского всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ, отдать его в исправительные арестантские отделения сроком на четыре года, с заменою, в случае надобности, по 77 ст. улож. о наказ. и с последствиями по ст. 4 п 5, III отд. лит. А закона 10 июня 1900 г. IX. Судебные по настоящему делу издержки должны быть возложены на осужденных поровну, с круговою друг за друга ответственностью, а в случае их несостоятельности, таковые надлежит принять на счет казны. X. Вещественные по настоящему делу доказательства: фуражка, шляпа, шашка и винтовка должны быть возвращены по принадлежности, а нож, воззвания и бумажки подлежат уничтожению; и XI. Приговор сей, на основании 1 п. 945 ст. уст. угол, суд., по вступлении его в законную силу, прежде обращения к исполнению, надлежит представить в отношении осужденного запасного рядового из дворян Анатолия Иванова Гаврилова, через министра юстиции, на усмотрение императорского величества.
Вследствие сего особое присутствие С.-Петербургской судебной палаты определяет: на основании 3 п. 771 ст. уст. угол. суд. I. Подсудимых Анатолия Иванова Ермакова, 22 лет, и Анатолия Иванова Гаврилова, 32 лет, на основании 2 и 4 ч. 2691, 149, 7 ст., 19 ст. улож. о наказ., лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы: первого сроком на пять лет, а второго — на шесть лет, с последствиями но 25 ст. улож. о наказ. II. Подсудимых: Константина Иванова Стефана, 36 лет, Ефрема Степанова Дахина, 30 лет, Ивана Ильина Соловьева (он же Яблочкин), 24 лет, Александра Александрова, 22 лет, Александра Андреева Зайцева, 25 лет, Александра Савельева Калинина, 30 лет, Захара Анисимова (он же Андреев), 26 лет, Павла Александрова Константинова, 27 лет, Дмитрия Михайлова Ситникова, 26 лет, Василия Моисеева Багрова, 28 лет, Николая Иванова Чиркова, 21 года, Виталия Ефремова Соколова, 25 лет, Александра Иванова Щербакова, 24 лет, Александра Степанова Тарасова, 23 лет, Александра Елисеева Богданова, 25 лет, Семена Петрова Машистова, 22 лет, Михаила Евдокимова Кириллова, 22 лет, и Тимофея Степанова Завалишин а, 29 лет, на основании 2 и 4 ч. 2691, 149, 7 степ. 19, 134 и 135 ст. улож. о наказ. закона 10 июня 1900 г. (отд. II, лит. А) и 2 ст. временных правил о замене ссылки: подсудимого Афанасия Никитина Красулина, 35 лет, на основании 9, 2 ч. 1459, 2 ст. 19, 114, 6 степ. 19, 134 и 135 ст. улож. о наказ. и закона 10 июня 1900 г. и подсудимого Александра Михайлова Ковальского, 26 лет, на основании 9, 2 ч. 1455, 149, 7 степ. 19 и 114 ст. улож. о наказ. и закона 10 июня 1900 г., лишив всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, отдать в исправительные арестантские отделения: Стефана Дахина и Соловьева — сроком на пять лет каждого, а всех остальных — сроком на четыре года каждого, с заменою, в случае надобности, по 77 ст. улож. о наказ. и с последствиями по ст. 4 и 5, III отд. лит. А закона 10 июня 1900 г. III. Подсудимых: Константина Иванова Медянцева, 18 лет, Дмитрия Карпова Кокушкина, 19 лет, Михаила Дмитриева Федорова, 18 лет, Дмитрия Никитина Вересова, 20 лет, Евдокима Григорьева Трушина, 18 лет, Лидию Кириллову Бурчевскую, 18 лет, и Марфу Яковлеву Яковлеву, 18 лет, на основании 2 и 4 ч. 2691, 149, 7 степ. 19, 134 и 135 ст. улож. о наказ., закона 10 июня 1900 г., 140 и 1 и 2 степ. 31 ст. улож. о наказ. в отношении Медянцева и Яковлевой и 143 и 4 степ. 31 ст. улож. о наказ. в отношении остальных заключить в тюрьму без лишения прав и без последствий, указанных в 3 и 4 ст. III отд. закона 10 июня 1900 г.; Медянцева — на четыре года, Яковлеву — на три года, а остальных на один год и шесть месяцев каждого. IV. Подсудимых: Григория Емельянова, Николая Васильева Семенова, Михаила Петрова Пошехонова, Ивана Николаева (он же Иванов), Дмитрия Игнатьева Петрова, Александра Александрова Даувальтера, Дмитрия Васильева Саженникова и Андрея Иванова Чиркова на основании 1 п. 771 ст. уст. угол. суд., признать по суду оправданными. V. Судебные по делу издержки возложить на осужденных поровну, с круговою их друг за друга ответственностью, а в случае их несостоятельности — принять на счет казны. VI. Вещественные доказательства: фуражку, шляпу, шашку и винтовку возвратить по принадлежности, а нож, воззвания и бумажки уничтожить, и VII. Приговор сей, на основании 1 п. 945 ст. уст. угол. суд., по вступлении его в законную силу прежде обращения к исполнению, представить в отношении осужденного запасного рядового из дворян Анатолия Иванова Гаврилова, через министра юстиции на усмотрение императорского величества. Подлинный за надлежащими подписями и скрепою.
Верно: И. д. секретаря П. Домерщиков.
[*] Приговор взят из дела № 347 за 1901 г. временной канцелярии при министерстве юстиции по производству особых уголовных дел.
Комментарии
[1] Заводская стража (заводская охрана) — прообраз нынешней внутренней охраны предприятий силами ЧОПов. Наличие и количество заводской охраны, помимо проходных, определялось жадностью предпринимателей и профилем предприятия. Однако на казенных заводах, тем более военных (как Обуховский), заводская стража была обязательной и выполняла функции внутренней полиции.
[2] Под «ночными работами» здесь имеется в виду не ночная смена, а сверхурочные работы, которые часто затягивались до ночи.
[3] Александровский (Бердов) завод — Александровский главный механический завод, вагоно- и паровозостроительный, занимался также производством пароходов и вообще паровых машин, чугунным литьем. Выкуплен в казну в 1894 г. Часто назывался (особенно местными жителями) «Бердовским» или «заводом Берда», так как был некогда частью (наряду с Адмиралтейским и другими заводами) «промышленной империи» династии английских капиталистов Бердов, в свое время монополизировавших в России производство паровых машин. Александровский завод при Бердах был чугунолитейным. В советский период — Пролетарский завод, первоначально паровозо- и вагоноремонтный, а впоследствии известный производством судовых машин и гидравлических механизмов. В постсоветский период — ОАО.
[4] Карточная фабрика — Императорская карточная фабрика, выпускавшая игральные карты. Производство игральных карт в царской России было государственной монополией (с 1817 г.) и приносило большой доход казне. На Карточной фабрике трудились в основном женщины и дети, условия труда были тяжелыми, рабочий день — 16 часов (в 1861 г. его сократили до 13 часов). В советский период Карточная фабрика была преобразована в Ленинградский комбинат цветной печати. В 2004 г. комбинат был искусственно обанкрочен и прекратил существование.
[5] Демонстрация 22 апреля 1901 г. — всепетербургская демонстрация в честь 1 Мая, организованная «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Европейское 1 мая приходилось в 1901 г. в царской России на 18 апреля, но 18 апреля был рабочим днем, и «Союз борьбы» справедливо решил, что организовать всегородскую забастовку не удастся. Поэтому публичную акцию перенесли на воскресенье 22 апреля. Чтобы сорвать ее, на многих заводах и фабриках в воскресенье были срочно организованы сверхурочные работы. В результате в манифестации на Невском проспекте участвовало приблизительно 2—2,5 тысячи человек. Демонстрация была разогнана полицией и казаками, при разгоне демонстранты оказали сопротивление.
[6] Ведомство императрицы Марии (Ведомство учреждений императрицы Марии, с 1880 г. — Четвертое отделение Собственной его императорского величества канцелярии или Собственная его императорского величества канцелярия по учреждениям императрицы Марии) — государственный орган по управлению казенной благотворительностью в Российской империи. Назван по имени императрицы Марии Федоровны (жены Павла I), взявшей под свою опеку воспитательные дома в Санкт-Петербурге и Москве. Парадоксальным образом в состав Ведомства учреждений императрицы Марии входила Карточная фабрика (см. примеч. 4).
[7] Конструкция «с последствиями по 25 ст. уложения о наказаниях» означала, что осужденный обрекался на «гражданскую смерть», то есть лишался не только титулов, званий, наград и сословных привилегий, но и собственных имущественных и семейных прав (за исключением случая, когда семья добровольно следовала за ним в место ссылки, если он осужден на ссылку).
Опубликовано в книге: Обуховская оборона в 1901 году. Сборник. М.–Л.: Государственное издательство, 1926.
Комментарии Александра Тарасова
