| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Последние годы фильмы про войну у наших кинематографистов не получались. Вроде бы и цензурных ограничений больше нет, и новые технические возможности появились, но чего-то не хватает. Нет ощущения правды, сопереживания.
Между тем, с некоторых пор тема Великой Отечественной войны снова в фаворе у власти. К ней начали готовиться уже за полтора года до 60-летия Победы. В соответствии с национальными традициями, юбилею придается идеологическое значение. Вне зависимости от того, что послужило поводом для юбилея, сам по себе он неизбежно становится праздником самоутверждения государства.
Российское телевидение загодя вышло на финишную прямую с двумя сериалами: «Конвой PQ-17» и «Штрафбат». Раскрутка их велась мощно, в соответствии с новыми правилами. Рекламные щиты на столичных магистралях за месяц до показа призывали публику не пропустить новые произведения юбилейного искусства. А «пираты», естественно, не преминули получить свою долю прибыли, выпустив оба фильма на DVD еще до премьеры (они, соответственно, и выиграли больше всех от заранее развернутой рекламной кампании).
«Конвой PQ-17» оказался на удивление советским фильмом, причем сделанным не в лучших традициях киноискусства того времени. Исторически конвой «PQ-17» был тяжелой неудачей союзников, потерявших в 1942 году более половины судов и груза, предназначавшегося для Красной Армии в самое тяжелое время, когда немцы рвались к Сталинграду. Впрочем, именно история поражения всегда давала самый богатый материал для героического эпоса — достаточно вспомнить «Песнь о Роланде» или «Слово о полку Игореве».
Авторы сериала действительно, похоже, собирались представить эпическое повествование. Но только получилось оно неимоверно скучным. Ни один герой не заставляет зрителей сопереживать. Появляясь на экране, персонажи сериала лишь сообщают нам очередные подробности о ходе боевых действий на море и снова исчезают, как в арктическом тумане.
Вообще-то судьба полярных конвоев относится, прежде всего, к истории британского флота. Катастрофа «PQ-17» была следствием ошибки, совершенной лондонским адмиралтейством, которое, увлекшись охотой на немецкий линкор «Тирпиц», бросило транспорты без прикрытия.
Большинство кораблей, несмотря ни на что героически прорывавшихся в Архангельск, были английскими и американскими. В отечественном фильме основное внимание, естественно, уделяется советским судам. Но зато как показаны здесь американцы и англичане!
Надо отдать должное актерам, которые мучительно борются с явно малопонятным для них английским языком, медленно, сквозь зубы, цедя иностранные слова. Британские офицеры изображены невыразительными тупицами, которые показываются перед зрителем лишь для того, чтобы трагическим голосом заявить: «Это конец!» или «Все пропало!» Американцы и того хуже: все командиры трусы, к тому же не знающие элементарных правил поведения на море. Дисциплины у них, разумеется, никакой, а все разговоры — о деньгах. Лишь среди рядовых матросов находятся хорошие парни в духе героев Джека Лондона. Но и им, ясное дело, далеко до наших. Среди советских персонажей нет ни одного отрицательного. Даже завхоз-взяточник в госпитале показан с добродушной иронией.
В общем, нам показали обычное юбилейное кино, которое вполне могло быть снято и во времена Брежнева, не побаловав в достаточном количестве даже компьютерными спецэффектами.
Совсем иного масштаба проектом явился сериал «Штрафбат». Признаться, первые кадры фильма меня поразили. Дело не только в том, что перед нами прошла целая вереница превосходных актеров, увлеченно создающих своих героев — уголовников, политзаключенных, сотрудников «особого отдела», рядовых, офицеров, героев и подлецов, — но и в том, что перед нами возник образ войны настоящей, далекой от официальных батальных полотен или голливудских зрелищ. Война — это не только перестрелки и танковые атаки, но грязь, усталость, голод. Это люди, ежедневно делающие трудную работу, требующую в первую очередь не самопожертвования, а выносливости и терпения.
Однако авторы фильма ставят перед собой более амбициозную задачу, чем просто рассказать «окопную правду». Они стремятся дать идеологическую интерпретацию истории — в соответствии с потребностями нового российского государства. На реализацию этой цели и брошены лучшие актерские силы, именно для этого нужна предельная достоверность бытовых деталей. Мы должны поверить авторам. А поверив, согласиться с главным тезисом: ни коммунистическая идеология, ни советская система никакого отношения к победе не имели. Советского народа вообще не было. Были лишь «россияне», которым всячески мешали и гадили коммунисты.
Победа в войне была для советской власти одним из источников легитимности. Именно поэтому в постсоветское время кинематограф не знал, что делать с военной темой.
Сегодня, похоже, ответ найден. Нам предлагают зеркальное отражение официальной советской истории. Раньше нам вбивали в голову, что победа была одержана благодаря усилиям коммунистической партии и советского правительства, теперь с той же настойчивостью доказывают, что войну выиграли вопреки системе.
В советский период искусство старалось вырваться из ловушки идеологии. Не имея возможности открыто сказать, что с политической системой далеко не все у нас было в порядке, авторы уходили в описание быта, человеческих взаимоотношений, индивидуальных переживаний. Создатели лучших фильмов и книг того времени дали следующему поколению понять «окопную правду», отстраняясь от идеологии и от глобальных вопросов — о причинах поражений в первые годы войны или о том, что, в итоге, превратило эти поражения в победу.
«Штрафбат» идет обратным путем — от быта к идеологическим обобщениям. И тут авторам мгновенно изменяет не только чувство правды, но и чувство меры.
Начнем с того, что все положительные герои — убежденные враги советской власти. Если даже кто-то и был коммунистом до ареста, то в лагере или на фронте обязательно «перековался» и осознал порочность системы. Герои «Штрафбата», как и персонажи официального советского искусства, невероятно сознательные. Если уж они усомнились в коммунистической идеологии, так сразу отвергли ее всю без остатка. Выходит, сотрудники госбезопасности были правы, когда говорили, что «у нас просто так не сажают»?
Не удивительно, что власовцы показаны в фильме с откровенной симпатией. Тоже вот люди за Россию сражались. Против коммунистов боролись. Только немного запутались: зря они все-таки с немцами объединились. Иностранцы все-таки. А родную землю, мы, понятное дело, отдавать не должны.
Бойцы штрафбата постоянно, навязчиво и однообразно объясняют друг другу и зрителю, что воюют не за систему, а за Россию. Но только непонятно, о какой России идет речь? Видимо, о нынешней — ельцинско-путинской. Потому что в годы Второй мировой войны Россия называлась — Советский Союз.
Родина героев «Штрафбата» — нечто совершенно абстрактное. Что-то такое, что положено любить, хотя никто не может толком объяснить, почему. Между тем для людей, сражавшихся в Великой Отечественной войне, родина была совершенно конкретной. Она была неотделима от их жизненного опыта — хорошего и плохого. В этой родине были Днепрогэс и ГУЛАГ, «особые отделы» и фильмы Эйзенштейна, ужасы коллективизации и энтузиазм индустриализации. Множество людей осуждало репрессии, но поддерживало партию, ненавидело и боялось НКВД, но искренне восхищалось Сталиным, тайно саботировало бессмысленные партийные приказы, но умирало с партийным билетом в кармане. Можно считать это трагедией, можно называть абсурдом, но такова наша История.
Изрядная, если не большая часть репрессий приходилась не на врагов системы, а на ее сторонников. Пользуясь метафорой тех же военных лет, «артиллерия била по своим». Именно ощущение чудовищной бессмысленности происходящего владело сознанием миллионов людей. Но даже подвергаясь гонениям, арестам, пыткам, многие из них продолжали оставаться убежденными сторонниками советской власти и идейными коммунистами. Об этом свидетельствуют тома мемуарной литературы, горы самиздата. Таковы многие герои запретных романов Василия Гроссмана и Александра Солженицына.
Сюжетная конструкция фильма построена на очевидной натяжке: в штрафбатах люди подолгу не задерживалось. Они либо погибали, либо получали ранения и медали, после чего переходили в обычные части. Помните, у Высоцкого: кому до ордена, ну, а кому до «вышки».
Впрочем, то, что герои фильма застряли в штрафбате, можно отнести к разряду кинематографической условности, без которой и кино бы не было. Гораздо сложнее смириться с другими допущениями авторов, идущими вразрез не только со здравым смыслом и фактами, но и с тем, что принято называть «исторической правдой».
Герои «Штрафбата» постоянно говорят о политике. Но говорят так, будто начитались «перестроечной» публицистики. Они нетвердо ориентируются в событиях 1930-х годов, смутно представляют себе различия между сталинистами и троцкистами, зато твердо знают, что все зло — от коммунистической идеологии. Эта линия проводится настолько последовательно, что диалоги персонажей становятся совершенно абсурдными. Один говорит, что коммунистическая власть преступная, другой горячо ему возражает, доказывая, что она злодейская.
Политзаключенные, которым по сценарию положено излагать основные программные тезисы авторов, естественно, не видят никакой разницы между Лениным и Сталиным. Например, Ленину приписывается ответственность за коллективизацию. Наверно, лет через пятьдесят кто-нибудь снимет фильм, персонажи которого будут путать Брежнева и Горбачева.
И дело не в том, в какой мере Ленин подготовил Сталина (а Брежнев — Горбачева, который, в конце концов, был его выдвиженцем в Политбюро). Это дискуссия для потомков. Для тех, кто живет в реальном времени, а не в некоем абстрактном идеологическом пространстве, люди и события не сливаются в единую кашу, они сохраняют свои особенности и самостоятельное значение.
С хронологией у авторов «Штрафбата» вообще большие проблемы. Вот перед нами вор в законе Глымов, замечательно сыгранный Юрием Степановым. Оказывается, вором и паханом он стал не просто так, а из-за коллективизации, которая довела его семью до людоедства. Но по сценарию Глымов был во время коллективизации ребенком. Голодомор, о котором идет речь, относится к 1932 году (кстати, ужасы, описываемые Глымовым, происходили в основном не на Орловщине, откуда он родом, а южнее, на Украине). Герою в это время было лет пятнадцать. События фильма разворачиваются в 1943 году. Значит, Глымову не может быть больше 26 лет. Между тем, перед нами не просто человек старше, по крайней мере, вдвое, но и уголовник со стажем. Вором в законе и паханом так быстро не станешь.
А в рассказах священника о разрушении церквей события Гражданской войны перемешаны с репрессиями 1930-х годов (здесь опять настойчиво проводится мысль, что никакой разницы между революцией и сталинизмом не было).
Появление в рядах штрафбата священника-добровольца — еще одна очевидная натяжка. Это все-таки не партизанский отряд, а регулярная армия. Однако именно данная несообразность является одной из сюжетных основ фильма. Отец Михаил, воевавший в Гражданскую войну, естественно, за «белых«, должен воплощать положительное идеологическое начало.
В официальном советском кино полагалось показывать комиссара-коммуниста. Отважного, честного, умного, лишенного недостатков. В «Штрафбате« эту функцию передали священнику. Он точно такой же, только вместо партбилета у него Библия. Оказывается, войну выиграла Православная церковь.
Еще раз напомним, что действие фильма относится к 1943 году, когда Сталин как раз проводил политику примирения с Православной церковью. В здешнем «особом отделе» об этом, однако, слыхом не слыхивали. «Особисты» приходят в неописуемую ярость, обнаружив в батальоне священника, но убрать его оттуда почему-то, несмотря на всю свою тоталитарную власть, оказываются не в состоянии.
Перед последним боем все бойцы дружно идут к попу за благословением (включая и еврея Цукермана, которого таким образом окончательно приобщают к российскому народу). Никому из героев не дали возможности умереть атеистом, отказаться от благословения, идти в последний бой с собственными взглядами. Или, как у Льва Толстого, с собственной, несовместимой с официальными церковными канонами, верой.
Только мусульмане остаются в стороне от общего единения. В штрафбате они выглядят туповатыми, агрессивными, но, в конечном счете, оказывается, что они тоже мужики неплохие, умрут за Россию.
Торжествующая идеологическая тенденция превращает финал картины в скверный лубок, когда на небе над полем брани, где погибает батальон, возникает аляповато нарисованная Богоматерь с младенцем. Высокое небо, увиденное толстовским князем Андреем под Аустерлицем, превращается в потолок новодельной церкви. Кстати, небо князь Андрей увидел не на Бородинском поле, а именно под Аустерлицем, где ему, по собственному признанию, сражаться было не за что. Когда бой шел под Москвой, у героев «Войны и мира» не было желания разглядывать облака.
Фильм заканчивается. На экране качественно снятые горы трупов. Но никого почему-то не жалко. Вначале мы было поверили в реальность героев. Но финал освободил нас от иллюзии — все вымысел, персонажи — картонные. Ничего не чувствуешь. Жаль только актеров, талант которых был использован для того, чтобы оживить пропагандистские клише. Увы, пропаганда побеждает талант — как всегда.
Пробежали титры, но не спешите выключать телевизор. Перед зрителем, еще не опомнившимся от новой интерпретации войны, предстает президент Путин в окружении сонма православных священнослужителей. Галстуки начальников из администрации теряются среди множества черных и белых клобуков. Все становится на свои места.
Путинской России нужен свой собственный праздник Победы. Такой же, как гимн Советского Союза с переписанными наново словами, как миф о Штирлице, перелицованный в миф о скромном офицере госбезопасности, работающем в безопасной, давно уже оккупированной Германии.
Если не удается войти в историю собственными победами, приходится присваивать чужие.
Опубликовано в журнале «Свободная мысль—XXI», 2005, № 2.
Борис Юльевич Кагарлицкий (р. 1958) — российский социолог и политолог, журналист, левый публицист, общественный деятель.