Лев Гинцберг

Германская социал-демократия в период фашизации Германии

(годы канцлерства Брюнинга)

Изучение истории установления фашистской диктатуры в Германии имеет не только академический, но и большой политический интерес. Он определяется тем, что процессы фашизации, во многом сходные с происходившими в Германии начала 30-х годов, имеют место в некоторых странах, прежде всего — в ФРГ и в наши дни. Очень важно поэтому вскрыть основные факторы, содействовавшие ликвидации буржуазно-демократического строя в Германии, проследить самую механику подготовки гитлеровской диктатуры. С этой точки зрения существенное значение имеет разоблачение политики, которую вели лидеры германской социал-демократии, расчистившие своей деятельностью дорогу фашизму.

Фашизация Германии происходила, как известно, в условиях мирового экономического кризиса 1929—1933 гг., не имевшего равных по размаху и длительности. Мировой экономический кризис вызвал дезорганизацию всей экономики капиталистических стран и резко усилил обнищание трудящихся. Действие кризиса было особенно глубоким, а ухудшение положения рабочего класса, крестьянства, городской мелкой буржуазии особенно катастрофическим в веймарской Германии, народ которой находился в двойной кабале — у «отечественных» и иностранных, главным образом американских, капиталистов.

Стремясь сохранить или даже увеличить свои прибыли, правящие круги Германии обрекли на медленное умирание миллионы безработных и их семей, лишая их какой-либо помощи вообще или предоставляя нищенское пособие. В 1932 г., когда кризис достиг наибольшей глубины, число полностью безработных в Германии составляло около 8 млн[1] (не считая большого количества занятых неполную неделю). Ухудшилось и положение рабочих, остававшихся на производстве. За период кризиса фонд выплаченной зарплаты уменьшился на 20 млрд, или почти вдвое[2]. Реальная зарплата упала еще более значительно. Согласно подсчетам Ю. Кучинского, средний недельный заработок германского рабочего составлял в 1932 г. всего 21,74 марок при прожиточном минимуме (заниженном буржуазной статистикой) в 39,05 марок[3].

Страшную тяжесть кризиса в полной мере ощущали и средние слои — служащие и чиновники[4], а также работники умственного труда, которые более не находили себе применения. Невиданное обнищание трудящихся отразилось и на положении городской мелкой буржуазии, резко сократились обороты торговли и ремесла, а с ним и кажущееся благосостояние владельцев десятков тысяч «самостоятельных» предприятий. Аграрный кризис сделал невыносимым положение мелких и мельчайших крестьянских хозяйств[5], долговое бремя которых непрерывно росло. Хотя трудящиеся крестьяне влачили поистине нищенское существование, зачастую все их усилия удержаться на поверхности кончались катастрофой — продажей имущества с аукциона.

Экономический кризис вызвал значительное обострение классовых противоречий. Германские монополисты, которые и до этого видели свою главную цель в подготовке мировой войны за передел мира, в создавшихся условиях все более делали ставку на фашизм, как на силу, наиболее пригодную, по их мнению, для осуществления всеобъемлющих агрессивных планов. Эти планы могли быть проведены лишь путем подавления пролетариата, лишения его демократических свобод и, в конечном счете, — установления ничем не ограниченной диктатуры монополистического капитала.

Заметной вехой на этом пути явилась происшедшая в конце 1930 г. замена коалиционного правительства, возглавлявшегося социал-демократом Мюллером, кабинетом Брюнинга[I] (без участия социал-демократов), задачей которого было свести на нет политическое значение рейхстага и максимально расширить роль президента, широко используя при этом «диктаторский» 48-й параграф Веймарской конституции[II]. Удаление социал-демократических лидеров из имперского кабинета произошло помимо их воли; однако с наступлением экономического кризиса, с изменением обстановки не могли не измениться и функции реформистского руководства. Буржуазия опасалась, как указывал В. Пик, «что социал-демократия еще более потеряет своих последователей среди рабочих, если она и далее будет проводить свою антирабочую политику в качестве правительственной партии, что она будет все более неспособна удерживать трудящиеся массы от борьбы и не сможет более задержать их присоединение к компартии»[6].

В буржуазной и реформистской исторической литературе существует прочно укоренившаяся легенда, согласно которой социал-демократия в период от сформирования кабинета Брюнинга до сентябрьских выборов в рейхстаг 1930 г. находилась в «непримиримой» оппозиции к правительству[7]. Факты свидетельствуют, однако, о том, что с самого начала существования реакционного правительства Брюнинга руководство СДПГ, лишь переменив тактику, прилагало все усилия, чтобы сделать возможным проведение Брюнингом антинародного курса, продиктованного монополистическим капиталом.

Играя в «оппозицию» и изощряясь в социальной демагогии (это давало социал-демократическим лидерам возможность хотя бы частично восстановить свой изрядно подорванный за последние годы авторитет среди трудящихся), реформистская верхушка делала все от нее зависящее, чтобы облегчить Брюнингу выполнение его планов. При первых же голосованиях в рейхстаге по правительственной программе социал-демократы спасли Брюнинга, не располагавшего сколько-нибудь устойчивым большинством. При этом был использован своеобразный, замаскированный метод поддержки — откомандирование с заседания части депутатов (социал-демократическая фракция в целом, завоевывая политический капитал, фарисейски голосовала против доверия правительству)[8]. Именно отсутствие значительного количества социал-демократических депутатов (в отдельных случаях до 24) и помогло Брюнингу укрепиться у власти. Обращаясь к массам, лидеры СДПГ демагогически признавали: «На политику кабинета Брюнинга оказывают решающее влияние наиболее реакционные группы буржуазного блока»[9]. Центральный орган партии — «Vorwarts» лицемерно утверждал, что «у социал-демократии нет пощады этому правительству»[10]. А в это же время представители социал-демократической фракции, выступая в рейхстаге, заверяли Брюнинга в своей полной лояльности, предлагая свои услуги. «СДПГ, самая многочисленная фракция рейхстага, — заявил один из лидеров партии, — как и прежде, всегда готова принять свою долю ответственности (в правительстве. — Л.Г.)»[11].

Невелика была цена уверениям руководства СДПГ об его «борьбе» против правительства. «Лизоблюдство в стенах рейхстага, демагогия на страницах “Форвертс”, полицейский террор на улицах — таково разделение ролей», — характеризовала «Правда» политику СДПГ[12]. С течением времени среди бутафорских громов и молний, которые социал-демократическая пресса обрушивала на Брюнинга, все чаще проскальзывали признания, свидетельствовавшие о подлинном отношении вождей СДПГ к правительству и его реакционным планам. «Положение будет гораздо яснее, — уверяли они, — если правительство еще в течение некоторого времени (!) останется у власти»[13]. В этих словах уже заключалась важная часть политики «меньшего зла»: насквозь фарисейская оттяжка «решительного боя» на неопределенное время, на деле — вплоть до установления гитлеровской диктатуры.

Социал-демократические лидеры видели в Брюнинге единомышленника в стремлениях сколотить антисоветские «Соединенные Штаты Европы». Сам рейхсканцлер — глава католического центра, тесно связанный с Ватиканом, именно в это время объявившим пресловутый «крестовый поход» против СССР; его ближайший соратник Тревиранус[III], — по выражению В. Пика, «страстный поборник создания международного военного фронта против Советского Союза»[14], и ряд других членов правительства были известны как убежденные враги СССР и сторонники сговора с западными державами против советской страны.

В числе причин, приведших главарей СДПГ к фактической (а затем и формальной) поддержке Брюнинга, важное место занимало их стремление предотвратить распад прусского коалиционного правительства, потерю тех сотен и тысяч теплых местечек, которые приносило СДПГ существование этой коалиции. Когда эссенские рабочие — члены СДПГ, негодуя, спросили премьер-министра Пруссии социал-демократа Отто Брауна[IV], почему он не голосовал против Брюнинга, тот цинично ответил: «Неужели вы думаете, что я позволю разбить мой прусский кабинет?»[15] Вопрос о прусской коалиции играл и в дальнейшем немаловажную роль во взаимоотношениях руководства СДПГ с Брюнингом.

Не удовлетворившись первыми антинародными мероприятиями, одобренными рейхстагом в апреле 1930 г., Брюнинг в течение мая-июня разработал еще более грабительский план наступления на жизненный уровень широких масс. Основными пунктами его были сокращение нищенских пособии по безработице[16], исключение из страхования лиц моложе 17 и старше 65 лет, повышение страховых взносов рабочих, а также резкое ухудшение условий страхования по болезни. Кроме того, правительственные предложения предусматривали введение так называемого поголовного налога и налога на холостяков. В начале июля 1930 г. эти предложения поступили на обсуждение рейхстага; они встретили решительное противодействие депутатов-коммунистов. «Речь идет теперь уже не о финансовом проекте, — отмечал представитель КПГ Т. Нейбауэр, — не о налоговых законах, а о развитии германской республики в сторону фашистской диктатуры… В этот час мы говорим массам: ситуация необычайно серьезна»[17]. Коммунисты указывали, что применение параграфа 48 для проведения финансовых проектов правительства (чем угрожал Брюнинг) явится грубым нарушением конституции.

В эти критические дни социал-демократические лидеры усиленно стремились достичь соглашения с правительством об условиях поддержки его со стороны СДПГ. «Социал-демократия никогда не отрицала свою готовность договориться с буржуазными срединными партиями о решении нынешних трудностей»[18], подобострастно подчеркивал «Vorwarts». Выступая в рейхстаге от имени СДПГ, В. Кейль[V], по его собственным словам, широко распахнул дверь для соглашения[19]. Руководство партии вело беспрерывный закулисный торг с Брюнингом, обещая ему, в частности, повторить недавний маневр — откомандирование части депутатов, чтобы обеспечить правительству большинство в рейхстаге[20]. В своих навязчивых предложениях услуг социал-демократические лидеры, по признанию одного из них, дошли «до пределов возможного и терпимого»[21]. В решающий момент они спасли правительство, воздержавшись при голосовании вотума недоверия, внесенного коммунистической фракцией. Но, как отмечает в своих воспоминаниях Зеверинг[VI], создавалось впечатление, что правящие круги все меньше нуждаются в сотрудничестве социал-демократов[22]. «Их беспрерывные приставания, — писал Э. Тельман о руководителях СДПГ, — были встречены новым пинком со стороны буржуазных партий»[23].

Безоговорочное принятие в тот момент требований правительства, включая поголовный налог (явная реакционность которого признавалась даже многими представителями буржуазного лагеря), означало бы серьезную потерю влияния социал-демократов в массах. Принимая программу Брюнинга, руководство СДПГ просило поэтому, чтобы правительство согласилось добавить к своим законопроектам, как писал Зеверинг, «несколько капель социального елея»[24], позволяющего социал-демократическим лидерам замаскировать свое предательство. Но Брюнинг не пошел на это, и они решились на «отчаянный» шаг: проголосовали против одного из параграфов правительственной программы, в результате чего она была отвергнута. Стремясь поднять пошатнувшееся влияние своей партии, фракция СДПГ позднее вынуждена была высказаться и за отмену чрезвычайного декрета, «узаконившего» отклоненную рейхстагом финансовую программу. Вслед за этим президент Гинденбург распустил рейхстаг. Новые выборы были назначены на 14 сентября 1930 г.

Руководство СДПГ встретило издание чрезвычайного декрета и роспуск рейхстага взрывом демагогии. «Кто не хочет отмены этого чрезвычайного декрета, — писал «Vorwarts», — тот одобряет его содержание»[25]. Всю избирательную кампанию реформистские деятели построили на обмане масс якобы «чудодейственной силой» избирательного бюллетеня.

В противовес этому КПГ разъясняла массам, что результаты выборов не могут иметь определяющего значения для дальнейшего хода событий, и призывала к решительной внепарламентской борьбе против реакционного правительства. Центральное место в избирательной пропаганде КПГ занимала программа национального и социального освобождения германского народа. Она была близка трудящимся, ибо, выдвигая свои требования, КПГ опиралась на реальный пример подлинного раскрепощения — социалистическое строительство в Советском Союзе[26][VII].

В избирательной кампании 1930 г. еще отчетливее, чем в прежние годы, проявилась жизненно важная для буржуазии функция социал-демократического руководства — сохранение раскола рядов рабочего класса. Лидеры СДПГ открыто провозглашали основной своей целью «сокрушение» компартии. «Борьба за душу коммунистических рабочих — вот главная задача нашей работы»[27], — заявлял теоретический орган СДПГ, выражая взгляды руководства партии. В тысячах выступлений, в сотнях изданий главари социал-демократии вели отчаянную борьбу с коммунистической партией, с идеями большевизма. Это, естественно, очень ослабляло германский пролетариат, сковывало его активность, не давало ему возможности привлечь на свою сторону мелкобуржуазные массы.

Несмотря на травлю и со стороны открытой реакции, и со стороны социал-демократии, Коммунистическая партия Германии добилась крупного избирательного успеха, завоевав 1300 тыс. новых голосов и получив 77 мест в рейхстаге. В то же время СДПГ понесла значительный урон, потеряв около 600 тыс. голосов (при сильно возросшей в целом активности избирателей). «Даже показная оппозиция СДПГ не могла помешать вторжению компартии в ряды реформизма и завоеванию с.-д. рабочих масс на сторону революции»[28], — говорил Э. Тельман, оценивая итоги выборов.

Симптомом грозной опасности, обнаружившейся в итоге выборов, была крупная победа гитлеровцев, собравших 6400 тыс. голосов против 800 тыс. на выборах 1928 г. В успехе фашистов не малую роль сыграла реваншистская пропаганда, которая позволила им увлечь за собой миллионные массы националистически настроенной мелкой буржуазии. Усилению гитлеровской партии содействовали также полная неспособность правительства совладать с разрушительными последствиями экономического кризиса и разочарование масс в насаждаемых реформистами иллюзиях.

Для лидеров СДПГ резкое усиление опасности фашизма отнюдь не послужило стимулом к борьбе с реакцией (как они пытались утверждать). Напротив, успех гитлеровцев явился для руководства социал-демократии сигналом к заключению открытого и тесного союза с правительством Брюнинга. Орудием этой пагубной антинациональной политики и стала пресловутая доктрина «меньшего зла».

* * *

Выборы 1930 г. обнаружили глубокое обострение классовых противоречий в Германии. Гитлеровцы рвались к власти, используя все средства — от беззастенчивой демагогии до кровавого террора. В этих условиях отношение к фашизму становилось тем основным критерием, по которому можно было судить о подлинных целях и сущности той или иной партии.

Для позиции заправил СДПГ в этом вопросе характерно прежде всего, что они упорно фальсифицировали существо фашизма. Отрицая, что фашизм — это орудие наиболее реакционных кругов крупной буржуазии, социал-демократические лидеры изображали его то как «надклассовое» явление[29], то как мелкобуржуазное по своему характеру движение[VIII]. Значение гитлеризма, утверждали реформисты, заключается якобы «в окончательном высвобождении средних слоев от власти крупного капитала»[30]. Среди деятелей СДПГ имелась еще одна точка зрения на фашизм, состоявшая в том, что он будто бы выражает противоположные буржуазии интересы юнкерства. «Фашисты, — писал бывший рейхсканцлер Г. Мюллер в начале 1931 г., — хотят навязать современному капитализму сословный строй средневекового характера»[31].

Все эти «концепции» не имели ничего общего с действительностью и способствовали лишь тому, чтобы затемнить подлинную сущность гитлеризма.

В течение многих лет — чуть ли не вплоть до установления гитлеровской диктатуры — социал-реформисты упорно отстаивали тезис о том, что победа фашизма возможна лишь в аграрных, по их терминологии, «отсталых» странах и что Германии фашизм якобы не опасен. Осенью 1929 г., когда мутная волна гитлеризма уже начала захлестывать политическую жизнь страны, «теоретик» СДПГ Декер[IX] уверял: «У нас фашистской угрозы не существует… Организационная мощь и более высокая политическая выучка германских рабочих… делают у нас подобное грубое подавление демократии невозможным»[32]. Когда же угроза стала настолько явной, что признание или непризнание возможности фашизма потеряло всякий смысл, лидеры социал-демократии стали всячески преуменьшать опасность.

Но фальсификация существа фашизма и преуменьшение размеров гитлеровской угрозы были лишь одной стороной дела. Разоблачая политику социал-демократии, В. Ульбрихт в сентябре 1930 г. писал, что ее главная задача «заключается в том, чтобы склонить промышленных рабочих к непротивлению чрезвычайным декретам .и отказу от какой-либо массовой борьбы против буржуазного блока и фашизма»[33]. Гитлеризм не смог бы превратиться в столь грозную опасность, если бы социал-демократы, возглавлявшие некоторые министерства и другие административные учреждения в Пруссии и в ряде других земель, не потворствовали ему. Гржезинскому[X], Зеверингу и стоявшему за их спиной руководству СДПГ гитлеровцы были обязаны неоценимой услугой — запретом революционного Союза красных фронтовиков[XI]; гитлеровские же штурмовые отряды, «Стальной шлем»[XII] и другие военизированные организации реакции могли почти беспрепятственно терроризировать германских рабочих.

Для обмана масс необходимо было снабдить эту политику словесным прикрытием. Оно было найдено в утверждении о необходимости защиты демократии. В качестве защитника выдвигался Брюнинг, этот могильщик Веймарской республики, уже нанесший ей сильный удар. Реакционер Брюнинг был объявлен «меньшим злом» по сравнению с Гитлером; позднее «меньшим злом» стал для СДПГ открытый профашист Папен[XIII], затем — генерал Шлейхер[XIV].

О том, как Брюнинг «защищал» буржуазную демократию, подробнее будет сказано ниже. Отметим здесь лишь тот факт, что ои добивался привлечения Гитлера в свое правительство уже непосредственно после выборов 1930 г.[34] Это значит, что круги, которым социал-демократические лидеры доверили «судьбы демократии», с самого начала выступали за прямой сговор с гитлеровцами. Сразу же после выборов в рейхстаг правление СДПГ возобновило закулисные переговоры с Брюнингом, предметом которых было выяснение методов сотрудничества в новых условиях. Как свидетельствуют архивные документы, 30 сентября 1930 г. председатели партии Г. Мюллер и О. Вельс[XV] под покровом тайны встретились с Брюнингом на частной квартире. 2 октября представители социал-демократической фракции посетили Брюнинга в имперской канцелярии[35]. В этих беседах и была окончательно оформлена политика «меньшего зла».

3 октября 1930 г. состоялось заседание социал-демократической фракции, определившее позицию партии не только на период предстоящей сессии нового рейхстага, но и на дальнейшее время. «Фракция видит в сохранении демократии, — утверждалось в резолюции, — главную свою задачу». Исходя из этого, она «выступит за решение неотложных финансовых задач»[36]. На деле это означало, что верхушка СДПГ даже не мыслит об отмене июльского чрезвычайного декрета, что она целиком и полностью поддержит Брюнинга, уже подготовившего к этому времени новый проект «экономии» 1600 млн марок за счет трудящихся[37]. Именно так и трактовала эту резолюцию вся буржуазная пресса, несмотря на трусливые заверения лидеров СДПГ, что они якобы «еще не знают», как будут голосовать в рейхстаге[38].

Первая сессия нового рейхстага, открывшаяся 13 октября 1930 г., длилась лишь пять дней; правительство стремилось свести к минимуму использование парламентской трибуны представителями революционного рабочего класса — коммунистами. Фракция СДПГ единодушно высказалась за сохранение в силе чрезвычайного декрета и вместе с представителями буржуазии воспрепятствовала голосованию предложенного коммунистами вотума недоверия кабинету. Неудивительно, что буржуазная пресса торжествовала по поводу исхода голосования в рейхстаге и, в особенности, позиции, занятой фракцией СДПГ. Орган центра — газета «Germania» отметила, что поведение социал-демократов «заслуживает самой высокой признательности»[39]. Газета «Deutsche Bergwerkszeitung», рупор хозяев тяжелой индустрии, указывала: «Социал-демократы, дрожа за государственные посты, которые они имеют в Пруссии, не посмели свалить правительство Брюнинга»[40].

Коммунисты дали достойную отповедь действиям социал-демократического руководства. «Вчерашнее голосование, — писала “Die Rote Fahne”, — является самым большим предательством социал-демократии с 4 августа 1914 г.»[41]. В другой статье центральный орган КПГ подчеркивал: «Социалистические лидеры становятся на “точку зрения фактов”. Они не станут защищать и свою собственную республику, когда она будет захвачена фашизмом»[42]. Последнее поистине пророческое замечание показывает, насколько дальновидна была КПГ в оценке роли руководства СДПГ.

Разоблачая перед массами подлинный смысл политики «меньшего зла», КПГ вместе с тем отнюдь не ставила знак равенства между Брюнингом и Гитлером. «И нам, коммунистам, — указывала “Die Rote Fahne”,— не безразлично, какое правительство находится у власти. Мы знаем: если Браун и Вентиг[43] грубо подавляют пролетариат, то Фрик[XVI] и Геббельс будут делать это в десять раз более бесчеловечно. Но борьба против любого фашистского или полуфашистского правительства не есть вопрос гнилых махинаций в парламенте… Мы и весь германский рабочий класс не верим в спасение от фашизма при помощи Гинденбурга, Тревнрануса и Шиле[XVII] — этих фашистов наполовину, на три четверти и на девять десятых»[44]. Коммунисты доказывали массам, что те, кто призывает к поддержке все далее идущего по пути фашизации правительства Брюнинга, на деле прокладывают дорогу Гитлеру.

Организуя сопротивление гитлеризму, германская компартия добивалась создания единого фронта пролетариата. «Лишь мощный боевой фронт пролетариев может пресечь нацистский террор»[45], — указывали коммунисты. Резолюция ЦК КПГ по вопросу о борьбе против фашизма, принятая в начале июня 1930 г., подчеркивала, что «в основу этой борьбы наша партия ставит создание пролетарского единого фронта снизу»[46]. В ряде случаев компартии удалось добиться успеха. Единый фронт создавался во время массовых забастовок, боевыми руководителями которых выступали КПГ и революционная профоппозиция. Так было, например, во время стачки на Мансфельдских медеплавильных заводах (лето 1930 г.), 140-тысячной забастовки берлинских металлистов (октябрь 1930 г.) и т. д. Особенно часто устанавливалось единство действий в борьбе против гитлеровского террора, резко усилившегося с весны 1930 г.

Однако призыв коммунистов к единению в борьбе против фашизма встречал ожесточенное сопротивление социал-демократических лидеров. Развертывая бешеную клеветническую кампанию против компартии, реформистская верхушка всячески пыталась разжечь рознь между двумя братскими отрядами германского пролетариата. Гитлеровские головорезы не получали достаточного отпора, ибо руководство СДПГ стремилось изолировать стихийно подымавшихся на борьбу с фашистами рабочих — социал-демократов, не допустить их совместных действий с пролетариями-коммунистами. Социал-демократические главари лживо изображали эту борьбу как «личное дело» фашистов и коммунистов и утверждали, что вина за преступления гитлеровцев якобы «в одинаковой степени падает на обе стороны»[47]. Со страниц социал-демократических газет велась проповедь непротивления гитлеровскому террору, уверения в том, что социал-демократия должна противопоставить ножам и кастетам нацистских убийц «оружие духа и нрава»[48].

В то же время полиция, возглавлявшаяся в Берлине и ряде других крупнейших городов Германии социал-демократами, надежно защищала нацистов от народного гнева. Так, слет фашистов в Шарлотенбурге (Берлин), в котором участвовало не более 500 человек, охраняло 400 полицейских; они неистовствовали, рука об руку с нацистами разгоняя и избивая революционных рабочих[49]. В Пирмазенсе после очередной схватки рабочих с гитлеровцами полиция арестовала 220 рабочих, тогда как все фашисты остались на свободе. В момент острейшего террористического разгула фашистов весной 1931 г. полицей-президент Гржезинский разрешил шествие Стального шлема в Берлине, запретив в то же время антифашистские демонстрации. Социал-реформисты охотно прибегали к этой мере именно потому, что мощные антифашистские демонстрации не раз показали свою действенность в деле обуздания гитлеровцев. Так, когда фашисты, опьяненные своими избирательными успехами, назначили на 28 сентября 1930 г. слет в Берлине, КПГ объявила о том, что в тот же день состоится антифашистская демонстрация берлинских пролетариев. Гитлеровцы вынуждены были отступить и отменили свой слет.

Германская компартия была организатором внепарламентского движения масс, сопротивления рабочих произволу предпринимателей. Она всеми силами боролась против капитулянтских настроений, насаждавшихся социал-реформистами, против их вредных теорий о «невозможности» борьбы рабочих за свои права в период экономического кризиса[50].

Социал-демократические главари утверждали, что непривлечение Гитлера в правительство в 1930—1932 гг. — якобы результат их политики. В действительности, как показал Э. Тельман в одном из своих выступлении, только активность KПГ лишила фашистов возможности уже тогда создать массовую базу, способную заменить собою социал-демократию[51], и вынудила монополистов к маневрированию.

***

1 декабря 1930 г. Брюнинг обнародовал новый чрезвычайный декрет, предусматривавший резкое уменьшение государственной дотации в фонд страхования по безработице. Кроме того, снижались (на 500 млн марок) перечисления из государственного бюджета общинам, что означало дальнейшее сокращение благотворительной «помощи» безработным. Зато декрет предписывал снижение прямых налогов, вносившихся имущими классами, — поземельного, промышленного и т. п.

Новый декрет не только встретил практическую поддержку социал-демократов в рейхстаге; они выступили в качестве прямых адвокатов правительства, шаг за шагом ликвидировавшего ту самую буржуазную демократию, защищать которую «поклялись» руководителя СДПГ. Полностью оправдывая грубое нарушение конституции Брюнингом[52], они утверждали, что правительство имело юридическое право сократить социальные расходы посредством чрезвычайного декрета[53]. Так социал-реформисты, эти фальшивые «защитники демократии», подымали на щит действия правительства, осуществлявшего подкоп под самое здание Веймарской республики.

Дальнейшие мероприятия того же характера Брюнинг предпринял в первые месяцы 1931 г. Был пересмотрен регламент рейхстага, сильно ограничены его права в отношении бюджета; это должно было обеспечить «молниеносное» прохождение через парламент и свести к минимуму критику предложений правительства. Другое нововведение блока буржуазных партий и СДПГ имело целью борьбу с революционной печатью: члены рейхстага не могли более выступать в качестве лиц, ответственных за какие-либо издания. Одновременно был предпринят широкий поход против иммунитета коммунистических депутатов[54].

Изменение регламента рейхстага было использовано гитлеровцами как повод для очередного демагогического маневра. Они покинули рейхстаг, объявив, что больше в него не вернуться (что было, впрочем, нарушено ими уже во время следующей сессии); их примеру последовала и фракция Национальной партии[XVIII] — в общей сложности ушло свыше 170 депутатов. Уход фашистов создал в рейхстаге новое положение. Социал-демократы и коммунисты, располагая 220 мандатами, приобретали большинство, которому противостояло лишь 200 с небольшим мандатов буржуазных партий.

В этих условиях лидеры СДПГ вновь показали себя преданными слугами германской буржуазии. Благодаря их усилиям, империалистическая Германия получила, в частности, серию современных военных судов; социал-демократы постарались, на их собственному признанию, «восстановить в рейхстаге большинство, благоприятствующее строительству броненосцев»[55]. Это вызвало возмущение рядовых социал-демократов. Однако и на этот раз оно не достигло достаточных размеров, чтобы помешать их лидерам продолжать свою преступную политику.

Одобрив в спешном порядке бюджет, лидеры СДПГ согласились затем с роспуском рейхстага на шестимесячные каникулы. Подобного перерыва в работах парламента Веймарская республика еще не знала. В сложившейся обстановке он не мог означать ничего другого, как недвусмысленное разрешение правительству (это вынужден был признать даже один из главарей социал-демократии Штампфер[XIX]) «править в это время при помощи параграфа 48»[56].

Как явствует из опубликованных недавно архивных материалов, руководство партии отдавало себе отчет в том, что согласие на столь длительную отсрочку созыва рейхстага вызовет новый рост недовольства в партии. Отсюда его попытки добиться согласия Брюнинга на какие-то, пусть показные уступки в этом вопросе. Но, как свидетельствует запись беседы лидеров СДПГ с Брюнингом, состоявшейся во второй половине марта 1931 г., он решительно отказался поступиться чем-либо в своих планах. Была отклонена даже просьба социал-демократов о созыве кратковременной сессии рейхстага летом, которую Гильфердинг аргументировал тем, что СДПГ находится в труднейшем положении[57]. В нюне 1931 г. представители социал-демократии вновь посетили Брюнинга: на сей раз они просили его лишь о созыве бюджетной комиссии, ибо, по их словам, это могло бы послужить отдушиной для недовольства. Но Брюнинг был неумолим[58].

Лишь коммунисты, никогда не скрывавшие своего отношения к буржуазному парламентаризму, вели действительную борьбу за права рейхстага. Еще в октябре 1930 г., когда наметилась тенденция свести к минимуму продолжительность сессий, В. Кенен[XX] от имени коммунистической фракции подчеркнул большое политическое значение этого вопроса[59]. Естественно, что отсрочка рейхстага на целых полгода, до октября 1931 г., натолкнулась на самое решительное сопротивление коммунистов. Они разоблачали истинные цели, которые преследовала правящая клика, устраняя на долгое время рейхстаг. Уничтожающей критике подвергли депутаты КПГ политику СДПГ в этом вопросе.

Факты говорят о том, что реформистская верхушка по сути дела сама отреклась от столь воспевавшейся ею буржуазной демократии. Кое-кто из социал-демократов откровенно признавал ее излишней; «Нельзя более прокламировать сохранение демократии как политической реальности, — писал в 1931 г. слывший в СДПГ теоретиком З. Марк[XXI]. — Лишь идея демократии должна сохраняться»[60]. В этих словах четко выражена вся пропасть между демагогическими лозунгами лидеров социал-демократии и их действительными намерениями.

На следующий же день после закрытия рейхстага, т. е. 28 марта 1931 г., президент издал новый чрезвычайный декрет «О борьбе против политических эксцессов». Отныне собрания и демонстрации могли быть распущены (или запрещены заранее) в случае одной лишь угрозы «неподчинения законам». Декрет предусматривал роспуск организаций, неоднократно нарушавших эти положения. По новому закону о прессе значительно затруднялась вся письменная пропаганда КПГ, которая, согласно декрету, должна была целиком подвергаться предварительной цензуре.

В сочетании с фактическим устранением рейхстага чрезвычайный декрет от 28 марта 1931 г. представлял собою новый шаг по пути фашизации политического строя Германии.

Широкие массы на практике убеждались в лживости социал-реформистских теорий и прогнозов, банкротство которых еще никогда не проявлялось с такой силой, как в эти годы. Идеологии социал-демократии был нанесен сильнейший удар кризисом капиталистической экономики, резким контрастом которому выступали успехи Советского Союза. Об этом свидетельствовал, в частности, Лейпцигский партейтаг СДПГ, состоявшийся в конце мая—начале июня 1931 г., — последний перед взятием власти гитлеровцами. Ф. Тарнов[XXII], сделавший доклад об анархии производства при капитализме и доказывавший, что в недрах буржуазного общества развивается социализм, уверял, что, «когда рассеется туман экономического кризиса, можно будет увидеть, что социалистические устои стали крепче, а капиталистические слабее» (!)[61]. Руководству партии пришлось усилий, чтобы добиться принятия угодных ему решений. Главным из них, как отмечал Э. Тельман, была легализация политики «меньшего зла»[62].

Сразу же после этого, 5 июня, Брюнинг опубликовал очередной антинародный чрезвычайный декрет. Он был подготовлен правительством еще в конце мая, но задержан — по договоренности с социал-реформистами — до закрытия Лейпцигского партейтага. Уже один этот факт свидетельствовал о существовании тесных связей руководства СДПГ с Брюнингом и стоявшими за ним кругами крупной буржуазии. Декрет предписывал дальнейшее сокращение фонда страхования по безработице на 600 млн марок или на одну треть[63]. Вводя новые налоги, вновь снижая жалованье служащим и чиновникам, пенсии инвалидам и т. п., декрет приносил трудящимся, по подсчетам Ю. Кучинского, новое колоссальное бремя в размере 1026 млн марок[64].

Негодование, вызванное этим среди трудящихся, было настолько велико, что его не могли скрыть даже реакционное руководство СДПГ и его пресса[65]. Возмущение бурно проявлялось на партийных собраниях, где выдвигались, а в ряде мест (Дюссельдорф, Берлин) и принимались резолюции с осуждением руководства партии и с требованием борьбы за отмену декрета и созыв рейхстага.

По всей Германии прокатилась волна голодных демонстрации и походов безработных, руководимых компартией и революционной профоппозицией. Они состоялись в Берлине и в Руре, в Средней Германии и Гамбурге. Шторм пролетарского возмущения против разбойничьего декрета вылился в ряде мест в баррикадные бои рабочих с полицией, поддержанной гитлеровцами. В Гамбурге эти бои длились с 8 по 10 июня.

В эти дни лидеры СДПГ сослужили германской буржуазии неоценимую службу. Положение трудящихся ухудшалось катастрофически; правительство но существу проводило в жизнь требование, которое сформулировал один из магнатов Рура — Рейш: «Мы должны голодать так, как голодали старые пруссаки после освободительных войн, иначе нам долго еще не выкарабкаться наверх»[66]. Естественно, что осуществление этого девиза, грозившее голодной смертью тысячам трудящихся, не могло не революционизировать массы. Но социал-реформисты сковывали по рукам и ногам значительную часть германского пролетариата, фальсифицируя существо происходивших событий, удерживая рабочих от выступлений против капиталистической эксплуатации, в защиту демократических свобод.

На Лейпцигском партейтаге Ф. Тарнов сравнил социал-демократию с врачом, находящимся у постели больного — капитализма — и призванным лечить его[67]. Эта роль СДПГ с особенной очевидностью проявилась спустя несколько недель, в июле 1931 г., когда в Германии произошел банковский крах огромной силы, банкротство «Данат-банка» и других крупнейших банков страны парализовало всю кредитную систему. Правительство Брюнинга ежедневно публиковало чрезвычайные декреты, целью которых было «оздоровление» обанкротившихся банков за счет народных средств, восстановление «равновесия» в интересах крупнейших воротил финансового капитала.

Банковский крах еще более ухудшил положение народных масс. Он привел к значительной затяжке выплаты заработной платы рабочим, к прекращению выдачи пособий безработным. Во многих городах полиция дубинками разгоняла мелких вкладчиков, огромными толпами собиравшихся у банков и пытавшихся получить свои сбережения. Серьезные столкновения произошли 15 июля 1931 г. в «день безработных». В Гельзенкирхене и Эссене были построены баррикады: полиция открыла по ним огонь. Расстрелы демонстраций имели место в Хагене, Шверине, где были жертвы, и в других местах. Выступления моряков, которым не выплачивали жалованья, состоялись в Гамбурге.

И если в критические дни июня—июля 1931 г. массовое движение не приняло того размаха, который оно могло и должно было принять в условиях жесточайшего кризиса германского капитализма, то главную ответственность за это несут лидеры СДПГ. «Само собой разумеется, — писал тогда один из наиболее циничных деятелей СДПГ Э. Гейльман[XXIII], — что вся социал-демократия работает над тем, чтобы предотвратить крушение капитализма»[68]. Социал-демократические лидеры пытались защитить «хороший» в принципе капитализм от «скверных» капиталистов, «ошибки» и «заблуждения» которых якобы послужили причиной кризиса[69]. Грубо искажая подлинный характер происходивших в то время событий, Гильфердинг и его коллеги изображали их чуть ли не движением к социализму, а предпринятые правительством меры спасения крупных капиталистов — средством достижения социализма[70].

Реформистские лидеры сделали все, чтобы германская буржуазия смогла выйти из затруднительного положения и еще более решительно продолжать свой курс на фашизацию страны.

* * *

Германская буржуазия искала выход из кризиса, перекладывая его тяготы на плечи трудящихся и используя в своих целях государство. Хотя Брюнинг верно служил ее интересам, часть монополистов все же не была удовлетворена его политикой.

Группа Тиссена—Феглера—Флика[XXIV], державшая в своих руках гитлеровское движение и финансировавшая его, рвалась к власти; влияние ее на Гинденбурга увеличивалось с каждым днем. Группа крупных промышленников-экспортеров, направлявшая деятельность правительства Брюнинга и склонная к более осторожному политическому курсу, в это время еще считала включение гитлеровцев в имперский кабинет преждевременным. По словам Брюнинга, в октябре 1931 г. он указал президенту, настаивавшему на приглашении нацистов в правительство, что в этом случае рост безработицы и внешнеполитические затруднения, ожидавшиеся зимой 1931/32 г., лишат их популярности. Но тогда, полагали Брюнинг и его покровители, избиратели, голосовавшие за нацистов, не вернутся в умеренные партии, а перейдут к КПГ которая, прибавлял он, и без того быстро растет[71].

Требуя полностью передать власть «подлинно национальным силам», т. е. гитлеровцам, крайне правые добивались в то же время новых шагов по пути «холодной» фашизации Германии. Одним из них являлось преобразование правительства Брюнинга, предпринятое в октябре 1931 г. Это было далеко идущей уступкой крайней реакции, которой Брюнинг «пожертвовал» двумя неугодными Гитлеру и Гутенбергу[XXV] министрами — И. Виртом[XXVI] и Ю. Курциусом[XXVII]. Второе правительство Брюнинга имело целью «еще более жестко и решательно обеспечить программу наступлении буржуазии на рабочий класс, программу расправы с компартией и борьбы с выраставшим революционным подъемом»[72]. Социал-демократические лидеры, для которых и дальнейшая поддержка Брюнинга была заранее решенным делом, приложили колоссальные усилия, чтобы представить его «принципиальным противником фашизма», утверждая, что Брюнинг «занял острейшую боевую позицию против объединенной реакции»[73]. Для обоснования этой фальсификации руководство СДПГ воспользовалось происшедшим в те дни формированием так называемого Гарцбургского фронта.

11 октября 1931 г. представители всех реакционных организаций во главе с Гитлером и Гутенбергом собрались на конференцию в брауншвейгский городок Гарцбург; там были капитаны рурской тяжелой промышленности, представители юнкерства, титулованной знати, генералы веймарской Германии, вознамерившиеся вновь залить кровью весь мир. Создание Гарцбургского фронта означало консолидацию всех реакционных сил и во много раз увеличивало фашистскую опасность.

Но для лидеров социал-демократии Гарцбург явился лишь катализатором очередной парламентской махинации, целью которой было продолжение поддержки режима Брюнинга. Они заявляли при этом, что преграждают путь гитлеризму[74]. На самом же деле именно в эти дни состоялась встреча Гинденбурга с Гитлером, во время которой главарь фашистов впервые лично познакомил президента со своими планами. В дальнейшем переговоры, основным содержанием которых было создание коалиции участием нацистов, шли через посредство генерала Шлейхера, неоднократно встречавшегося с Гитлером[75].

В этих условиях создание единого антифашистского фронта становилось все более настоятельной необходимостью. КПГ неустанно звала трудящихся к совместной борьбе против голода, фашизма и войны. «Коммунистическая партии обращается к социал-демократическим братьям по классу, — провозгласил Э. Тельман в Спортпаласте 11 июня 1931 г., — и апеллирует к их социалистическим чувствaм. Товарищи, мы протягиваем вам руку для совместной борьбы, мы готовы по-братски заключить с вами единый фронт революционной классовой борьбы»[76]. В конце ноября 1931 г. Тельман вновь обратился со страстным призывом к рабочим — социал-демократам. Одновременно было опубликовано воззвание ЦК КПГ ко всем рабочим — социал-демократам, в котором с новой силой подчеркивалось, что «объединенная мощь рабочего класса неодолима»[77].

Буржуазия панически реагировала на стремление коммунистов к единению пролетариата. Выступая в октябре 1931 г. в рейхстаге, Брюнинг призывал к лавированию в процессе дальнейшего наступления на рабочий класс, ибо в противном случае последний может объединить свои силы[78]. Ему вторила крупная гамбургская буржуазная газета, указывавшая, что «растет недовольство в рядах СДПГ, и политический единый фронт всех социалистических рабочих может неожиданно стать фактом, если центр и правые не будут действовать находчиво»[79]. A «Berliner Börsenzeitung», орган биржи, в ответ на статью Тельмана прямо призывала к сформированию правительства, способного «применить все имеющиеся в его распоряжении средства для спасения Германии от руководимого Тельманом красного единого фронта»[80].

Опасения буржуазии росли вместе с отдельными успехами политики единого фронта. В ответ на разнузданный фашистский террор боевой союз пролетариев был установлен в Брауншвейге. Такое же единство действий создалось в Альтенбурге (Тюрингия), в Ризе (Саксония), в Фюрстенвальде, на заводах Лейна, где был организован комитет единого фронта, в ряде городов Баден-Пфальца и т. д. Рабочие — социал-демократы требовали прекращения травли компартии в печати СДПГ, высказывались за совместную борьбу против фашизма[81].

Положение лидеров СДПГ в связи с этим усложнялось, и они прибегали к маневрированию, подчас жонглируя словечками об единстве и вводя этим в заблуждение массы. Но руководство социал-демократии с неизменным ожесточением преследовало все практические попытки рядовых социал-демократических рабочих идти вместе с коммунистами.

Социал-реформисты в то же время все более откровенно давали понять, что и правительство с участием гитлеровцев не встретит с их стороны противодействия. Так, «Vorwärts» писал: «Существует разница в том, возьмёт ли национал-социализм власть один или он разделит ее с другими. Если бы существовала уверенность, что национал-социалисты будут соблюдать демократические “правила игры”, согласно которым они желают прийти к власти, тогда мы были бы готовы “допустить” их к власти лучше сегодня, чем завтра»[82]. Лишь предатели рабочего класса могли рассуждать о возможности соблюдения гитлеровцами каких-либо «правил игры», иначе говоря, — буржуазно-демократических порядков.

Эти «правила» все более попирало само правительство Брюнинга, опубликовавшее в начале декабря 1931 г. очередной чрезвычайный декрет — наиболее суровый из всех. Впервые прямым правительственным распоряжением предписывалось снижение зарплаты рабочим, занятым на частных предприятиях. Она устанавливалась на уровне начала 1927 г., что означало снижение в среднем на 10—15%. Вновь снижалась зарплата чиновникам и рабочим государственных предприятий, значительно урезывались расходы на страхование по болезни, пенсии и т. п.[83].

Наряду с ранее проведенной государством поддержкой банков, декрет означал очередной шаг по пути усиления роли государства, стоявшего на службе монополий, в капиталистической экономике Германии.

Стремясь удержать рабочих от борьбы, социал-реформисты предприняли чудовищную фальсификацию сущности чрезвычайного декрета. Они объявили «элементами социализма» явления, характерные для капитализма эпохи его упадка, а именно: рост государственно-капиталистических тенденций[84]. Извращая подлинный характер мероприятий Брюнинга, идущих «по линии более тесного сращивания интересов финансового капитала с государственным аппаратом»[85], лидеры социал-демократии твердили свою басню о «надклассовости» буржуазного государства. Это происходило как раз в то время, когда неразрывная связь его с монополиями становилась особенно тесной, когда оно все более сближалось с гитлеровской партией.

Неудивительно, что влияние социал-демократии на рабочий класс неуклонно падало. И все же она еще вела за собой весьма значительную часть германского пролетариата. Причины этого нельзя свести только к маневрированию и демагогии социал-демократического руководства. В руках лидеров СДПГ имелись важные рычаги — различные массовые рабочие организации, в первую очередь профсоюзы. Судьба рабочего во многом зависела от профсоюза, который мог помочь (или помешать) принятию его на работу, предоставлению пособия по безработице и т. п. В 1930 г. так называемые свободные профсоюзы, связанные с СДПГ, выплатили 120 млн марок пособий[86]. Конечно, это было каплей в море, но каждый член союза надеялся, что именно он получит помощь, которая даст ему возможность «продержаться». «Смерть, болезнь, инвалидность, старость, — говорил Д.З. Мануильский, — все это цепь зависимостей, которыми пользуются социал-демократические аппаратчики, чтобы не выпускать рабочего»[87].

К СДПГ примыкали, помогая ей удерживать массы, рабочие потребительские общества, в которых состояло 3 млн человек, народные страховые объединения (1,4 млн человек), военизированный «Союз имперского флага» (Рейхсбаннер) с его 3 млн членов, спортивные и культурные общества (1,5 млн). Существовал «Банк рабочих и служащих», имевший годовой оборот в 2 млрд марок[88]. Весьма велико было и значение аппарата СДПГ и указанных обществ, численность которого в общей сложности достигала 300 тыс. человек. Очень многие были не прочь получить «тепленькое местечко» в самой партии или в профсоюзе, потребительском обществе, культурном ферейне[XXVIII]. В условиях кризиса и фашизации социал-демократия лишилась части источников, которые позволяли ей материально заинтересовывать членов партии и ее сторонников; но зато ощутимо выросла и нужда в тех подачках, которые безработный пролетарий мог получить от СДПГ и профсоюза. Все это объясняет, почему, несмотря на целую серию предательств, руководство СДПГ не превращалось в генералов без армии. Следует учитывать также силу традиции, которую ловко эксплуатировали социал-демократические лидеры.

***

Последний этап политики «меньшего зла» в рассматриваемый период связан с президентскими выборами 1932 г., когда эта политика проявилась в наиболее уродливых формах.

Попытка буржуазного лагеря сойтись на одной кандидатуре (причем лидеры СДПГ готовы были согласиться на общую — с Гитлером и Гугенбергом — кандидатуру Гинденбурга, для вида лишь оговаривая это «требованием», чтобы Гитлер принял ее без каких-либо условий[89]) не удалась из-за противоречий между различными группами финансового капитала. В первом туре выборов фигурировали поэтому три буржуазных кандидата — Гинденбург, Гитлер и Дюстерберг[XXIX] (представлявший партию националистов и «Стальной шлем»), за каждым из которых стояли определенные круги крупной буржуазии. Им противостояла лишь одна кандидатура, олицетворявшая интересы трудящихся, — Э. Тельмана.

Руководство социал-демократии приложило все старания, чтобы привязать миллионные массы к колеснице буржуазии. Оно воспользовалось тем, что Гитлер выступал на выборах в качестве конкурента Гинденбурга, для того, чтобы пропагандировать этого престарелого реакционера и профашиста… как «прогрессивного» деятеля. Именно в то время, когда с участием президента и его клики уже разрабатывались конкретные планы передачи власти гитлеровцам, социал-реформисты цинично обманывали рабочих, будто Гинденбург олицетворяет собою «часть буржуазии, ведущую жесточайшую (!) борьбу против открытого и грубого фашизма»[90].

«Что бы ни случилось, — уверял орган “молодых” социал-демократов, — Гинденбург будет соблюдать конституцию, ее дух и букву»[91]. А уже упоминавшийся Гейльман писал: «Мы можем обвинять господ, окружающих Гинденбурга, в чем угодно, но человек, которого мы знаем семь лет в качестве президента, никогда (!) не будет президентом… при национал-социалистском правительстве»[92]. Меньше чем через год Гинденбург призвал к власти Гитлера. В 1933 г. на процессе Гереке[XXX], ведавшего делами комитета по избранию Гинденбурга, выяснилось, что правящий лагерь был очень близок к этому уже в период выборов. Тревиранус, выступавший на процессе в качестве свидетеля, подтвердил, что объединение всех «национальных сил», означавшее включение гитлеровцев в правительство, являлось главной целью «круга, к которому мы принадлежали»; оно всецело определяло собой и задачи президентских выборов[93].

Таким образом, руководство СДПГ, обманывая пролетариев лозунгом «Выбирайте Гинденбурга — бейте Гитлера!», с головой выдавало массы Гитлеру, ожидавшему своего часа. При этом цинизм социал-демократических лидеров не имел границ. «Заря свободы разгорается, — утверждал «дискуссионный» орган СДПГ. — В тяжелых муках из капитализма рождается социализм… В этом смысл президентских выборов… Кто осознал это, будет голосовать за Гинденбурга»[94].

Первый тур выборов, состоявшийся в марте 1932 г., не принес абсолютного большинства ни одному из кандидатов. Обнаружилось лишь огромное нарастание влияния гитлеровцев, собравших почти вдвое больше голосов по сравнению с сентябрем 1930 г. Буржуазия добилась дальнейших успехов в сколачивании массовой базы взамен социал-демократии. Социал-реформистских лидеров это вдохновило на еще более ревностные призывы к избранию Гинденбурга во втором туре выборов. 10 апреля 1932 г. кайзеровский фельдмаршал был вновь избран президентом Германской республики, причем из 19 млн полученных им голосов не менее 2/5 было обеспечено социал-демократическим руководством. Гитлеровцы получили на 2 млн с лишним больше голосов, чем в первом туре. В то время как влияние социал-демократии и ее массовая база постепенно уменьшались, мощная ударная сила в лице гитлеризма, способная, по мнению буржуазии, сокрушить революционное движение, возглавляемое компартией, приобретала в глазах монополистов все большую ценность. Германская буржуазия заботливо взращивала эту силу, выжидая момент для передачи ей власти.

Весной 1932 г., после президентских выборов и выборов в прусский ландтаг (24 апреля), давших нацистам новый большой прирост избирателей, вопрос об установлении открытой фашистской диктатуры вплотную стал в порядок дня.

«Все политическое развитие Германии, — предупреждал в эти дни Э. Тельман, — говорит о том, что ближайшее будущее приведет к сотрудничеству Гитлера с Гинденбургом в правительстве»[95]. Предотвратить колоссальную опасность, нависшую над страной, мог бы лишь единый пролетарский фронт. КПГ и революционная профоппозиция на другой же день после прусских выборов обратились с новым призывом к единству действий рабочего класса. «Мы готовы бороться сообща с любой организацией, в которой объединены рабочие и которая действительно желает весте борьбу против грабежа зарплаты и пособий — говорилось в атом документе. — Пролетарии Германии! Время не ждет… Объединяйтесь с нами против капиталистических разбойников и против выступающих все наглее фашистских банд»[96].

Однако этот призыв, подхваченный рядом низовых организаций СДПГ, был, как и все предыдущие, отвергнут правлением партии. Наоборот, — избирательный успех гитлеровцев усилил ту часть руководства СДПГ, которая высказалась за предоставление фашистам власти. Сразу же после выборов «Vorwärts» писал (в своем вечернем выпуске), что «не взирая на формально-правовые соображения, допущение их (т. е. гитлеровцев. — Л.Г.) к власти, пока они еще не получили большинства, может оказаться требованием политической мудрости»[97]. Зеверинг заявил в интервью корреспонденту «United Press», что шансы фашистов на участие в правительстве возросли, ибо «как в социал-демократии, так и в партии центра значительно усилилась тенденция к привлечению национал-социалистов в правительство». Зеверинг прибавил, что эта тенденция «вполне понятна»[98].

Из этих высказываний с достаточной полнотой выявляется линия руководства СДПГ, содействовавшего приходу фашистов к власти. Они наглядно демонстрируют настоящую цену заверениям о «решимости» бороться с фашизмом, о том, что «в необходимый момент будет дан сигнал» и т. п.

Весна 1932 г., явившаяся временем наибольшего обострения экономического кризиса в Германии, принесла с собой рост массового возмущения, широкий размах голодных демонстраций и походов, зачастую переходивших в бои с полицией и фашистами, усиление стачечного движения. В начале мая 1932 г. по всей Германии бастовали рабочие-строители. В ряде мест объявили забастовку безработные, занятые на различных тяжелых работах и получавшие нищенское пособие по благотворительности. В Бернау (близ Берлина), в Эссене, Тельтове, Ораниенбурге, Герцфельде, Вальтерсхаузене и других местах был установлен единый фронт пролетариев-коммунистов и социал-демократов. В Вальтерсхаузене полиция расстреляла толпу безработных, протестовавших против нового снижения пособии. Полиция стреляла в безработных также в Гамбурге и Кёльне. Острые столкновения с полицией и гитлеровцами произошли в конце мая 1932 г. в Дюссельдорфе, Ремшейде, Штеттине.

Растущее сопротивление широких масс, кик отметил В.Пик, было одной из существенных причин отставки Брюнинга (31 мая 1932 г.) и замены его на посту рейхсканцлера Папеном[99]. Положение Брюнинга пошатнулось и потому, что представляемые им группы финансового капитала вынуждены были уступить руководящую роль еще более разнузданным элементам монополистической буржуазии. «Брюнинг был устранен, — указывал Э. Тельман, — ибо буржуазия уже не могла удовлетвориться существующим темпом фашизации»[100].

Итогом двух лет политики «меньшего зла», которая якобы должна была предотвратить установление господства фашизма, был приход к власти крайне реакционного кабинета Папена — Шлейхера. Задачей последнего было устранить последние препятствия для передачи власти Гитлеру.

Ф. Штампфер, одна из наиболее зловещих фигур в СДПГ, пишет в своих мемуарах, что альтернативой политики «меньшего зла» являлась гражданская война, исход которой якобы на 99 процентов был предрешен в пользу правительства. «Но если даже предположить обратное, — признает Штампфер, — если вооруженная реакция была бы побеждена, то социал-демократия вынуждена была бы уступить коммунистам результаты без боя или вступить с ними в кровавую борьбу»[101]. Подобная перспектива, чреватая крушением капиталистического строя, меньше всего улыбалась Штампферу и его единомышленникам.

Передача власти Гитлеру, осуществленная в январе 1933 г., могла произойти лишь потому, что «раскол германского пролетариата парализовал антифашистские силы и стал причиной его поражения»[102]. Виновником раскола было социал-демократическое руководство. Помогая установить фашистскую диктатуру, лидеры СДПГ служили орудием не только германской, но и мировой империалистической буржуазии, активно содействовавшей победе крайней реакции в Германии и созданию в ее лице мощной ударной силы против СССР.

Примечания

[1] «СССР и капиталистические страны», стат. сб. технико-экономических показателей. М., 1939, стр. 15.

[2] «Мировые экономические кризисы 1848—1935 гг.», т. I. М., 1937, стр. 405.

[3] Кучинский Ю. История условий труда в Германии. М., 1949, стр. 275.

[4] Безработица среди этого слоя достигла в 1933 г. около 600 тыс. человек.

[5] В Германии имелось свыше 5 млн подобных хозяйств (Петрушев А. Аграрные отношения в Германии. М., 1945, стр. 39).

[6] «Verhandlungen des Reichstags» (далее — VdR), IV Wahlperiode, Bd. 427, S. 4747. Berlin, 1930.

[7] См., напр., Severing С. Mein Lebensweg, Bd. II, Köln, 1950, S. 255.

[8] Эта двуличная тактика руководства вызвала сильное негодование рядовых рабочих — социал-демократов. Правление СДПГ получало сотни негодующих писем и было вынуждено выпустить специальное разъяснение, где утверждалось, будто неявка ряда депутатов носила «случайный характер» (Sozialdemokratische Parteikorrespondenz, 1930, N 5, S. 290).

[9] Ibid., S. 275.

[10] Vorwärts, 3.IV 1930.

[11] VdR, Bd. 427, S. 4732.

[12] Правда, 4.IV 1930. Не лишена интереса и оценка, данная этой политике видным буржуазным журналистом Георгом Бернгардом: «Вряд ли какой-либо кабинет подвергался внешне таким острым атакам и одновременно за ним так заботливо ухаживали, как кабинет Брюнинга. В своих действиях (социал-демократы) избегали всего, что могло бы действительно привести к его падению» (Vossische Zeitung, 13.IV 1930).

[13] Vorwärts, 17.IV 1930.

[14] Правда, 4.IV 1930.

[15] См. Die Rote Fahne, 16.IV 1930.

[16] Размеры пособий были крайне мизерными уже к началу экономического кризиса. На это указывало даже имперское ведомство по страхованию от безработицы: «Если представить себе среднюю величину пособия, то надо признать, что она навряд ли может быть уменьшена» (см. VdR, Anlagen, Bd. 443, N 2194, S. 40).

[17] VdR, Bd. 428, S. 6384, 6387.

[18] Vorwärts, 13.VII 1930.

[19] Кeil W. Erlebnisse eines Sozialdemokraten. Bd. II. Stuttgart, 1948, S. 392.

[20] Abend, 5.VIII 1930.

[21] VdR, Bd. 428, S. 6400.

[22] Severing С. Mein Lebensweg, Bd. II, S. 246.

[23] Die Rote Fahne, 19.VII 1930.

[24] Severing С. Mein Lebensweg, Bd. II, S. 246, 247.

[25] Vorwärts, 18.VII 1930. Впоследствии германские рабочие, шедшие за СДПГ, не могли не вспоминать это и другие подобные признания лидеров партии и не сравнивать их с конкретными делами последних.

[26] См. Веrthоld L. Das Programm der KPD zur nationalen und sozialen Befreiung des deutschen Volkes. Berlin, 1956, S. 89.

[27] Gesellschaft, 1930, N 8, S. 129.

[28] Тельман Э. Задачи КПГ после избирательной победы. М., 1930, стр. 36.

[29] Так, Каутский утверждал, что итальянские фашисты якобы господствуют не только над трудящимися, но и над имущими классами (Кautsку К. Wehrfrage und Sozialdemokratie. Berlin, 1928, S. 35). Г. Декер уверял, что «существо фашизма состоит не в установлении диктатуры одного класса, не в неограниченном господстве капитала» (Vorwärts 12.IX 1930).

[30] Gesellschaft, 1930, N 12, S. 498.

[31] «Jahrbuch der Sozialdemokratischen Partei Deutschlands», 1931, S. IV.

[32] Gesellschaft, 1929, N 9.

[33] Ulbriсht W. Zur Geschichite der deutschen Arbeiterbewegung. Bd. I. Berlin, 1953, S. 496.

[34] Один из ближайших сподвижников Брюнинга — Тревиранус — позднее поделился ценными воспоминаниями на этот счет. «С изменением ситуации (в результате выборов. — Л.Г.), — писал он, — для канцлера очень остро встал вопрос о том, удастся ли склонить Гитлера к участию в правительстве. Брюнинг сделал серьезные попытки в этом направлении» (Vossische Zeitung, И.IX 1932). Тревиранус указал в качестве причины неудачи происходивших в то время переговоров чрезмерные притязания Гитлера, которые Брюнинг и стоявшая за ним группа монополистов (Отто Вольф, Оттомар Штраус, Рехлинг, и др.) не сочли возможным удовлетворить.

[35] «Das Ende der Parteien», hrsg. von E. Matthias und R. Morsey. Düsseldorf, 1960, S. 105—106.

[36] Vorwärts, 4.X 1930.

[37] См. Die Rote Fanhe, 2.X 1930.

[38] Сообщение о решении социал-демократической фракции «Berliner Tageblatt» (4.Х 1930) преподнесла под широковещательным заголовком: «Готовы к сотрудничеству». «Frankfurter Zeitung» (6.Х) назвала это решение «хорошо обдуманным реально-политическим шагом», a «Deutsche Allgemeine Zeitung» (4.X) — «умнейшим решением». Уже одних этих похвал буржуазии достаточно, чтобы уценить значение нового предательства руководства СДПГ.

[39] Germania, 19.X 1930.

[40] Deutsche Bergwerkszeitung, 20.X 1930.

[41] Die Rote Fahne, 19.X 1930.

[42] Die Rote Fahne, 21.X 1930.

[43] Социал-демократ, в течение нескольких месяцев 1930 г. — министр внутренних дел Пруссии; в дальнейшем — гитлеровец.

[44] Die Rote Fahne, 22.X 1930.

[45] Die Rote Fahne, 20.V 1930.

[46] Die Rote Fahne, 15.VI 1930.

[47] Vorwärts, 27.V 1930.

[48] Vorwärts, 31.1 1931.

[49] Die Rote Fahne, 5.VIII 1930.

[50] «Наступление на капитал... нельзя, согласно старому партийному и профсоюзному обычаю, вести при ухудшающейся конъюнктуре, — уверял председатель СДПГ Вельс. — Нельзя нападать на хорошо вооруженного противника» (Vorwärts, 24. VII 1930). Этот лживый тезис служил реформистам теоретическим оправданием их штрейкбрехерства во время многих стачек 1930—1932 гг.

[51] «XI пленум Исполкома Коминтерна», стеногр. отчет, т. I. Компартии в кризис капитализма. М., 1931, стр. 148.

[52] «Правительство, действительно стремящееся управлять от имени народа (!) и с целью его предохранения от политического сумасшествия и развала, — заявил О. Браун, — обязано перейти к необычным мероприятиям» (Vorwärts, 18.ХII 1930). А.П. Лебе, в то время председатель рейхстага, утверждал: «В этих условиях метод чрезвычайного декрета был… единственно возможным. Это остается в силе и на будущее» (Vorwärts, 17.I 1931).

[53] VdR. Bd. 444, S. 238.

[54] Лишение депутатов-коммунистов иммунитета позволяло судам веймарской Германии жестоко расправиться с ними. Так, Маддалена, лишенный в феврале иммунитета, уже в апреле 1931 г. был осужден к 2 годам крепости; на 2,5 года был осужден В. Ульбрихт.

[55] Vorwärts, 19.IV 1931. Чрезвычайно характерен детали происхождения военного бюджета в рейхстаге, сообщенные после войны одним из высших чиновников военного министерства веймарской Германии, генералом фон Бушем. Социал-демократические депутаты, специализировавшиеся на военных вопросах, посвящались в ход тайного вооружения, методы маскировки расходов на военные нужды и т. п. Фон Буш с удовлетворением отмечает, что они «никогда не подводили его» (См. Wehrwissenschaftliche Rundschau, 1958, N 12, S. 705).

[56] Stampfer F. Die 14 Jahre der ersten deutschen Republik. Karlsbad, 1936. S. 551.

[57] «Das Ende der Parteien», S. 207.

[58] Ibidem, S. 219.

[59] VdR, Bd. 444, S. 199.

[60] Marck S. Sozialdemokratie. Berlin, 1931, S. 49 (курсив мой. — Л.Г.).

[61] «Sozialdemokratischer Parteitag in Leipzig». Protockoll. Berlin, 1931, S. 50.

[62] Тhälmann Е. Katastrophe oder Sozialismus. Berlin, 1931, S. 18.

[63] «Was raubt dir die Notverordnung». Berlin, 1931, S. 1.

[64] Finanzpolitische Korrespondenz. 1931, № 22. Характерно, что даже правительство в заявлении, сопровождавшем декрет, вынуждено было признать: «Граница лишений, которые мы накладываем на наш народ, достигнута» (VdR, Anlagen, Bd. 451, № 1062). Это, однако, не помешало Брюнингу позднее издать новые аналогичные декреты.

[65] «Vorwärts» был вынужден напечатать 17 июня 1931 г. резолюцию собрания социал-демократических функционеров Берлина, категорически требовавших отмены декрета. 24 июня газета писала: «Никто в Германии не желает чрезвычайного декрета в его нынешнем виде (!)… Давление, вызываемое этим обстоятельством, колоссально».

[66] См. Мировое хозяйство и мировая политика, 1931, № 7—8, стр. 189.

[67] «Sozialdemokratischer Parteitag in Leipzig», S. 46.

[68] Das freie Wort, 1931, № 29.

[69] См. Vorwärts, 18.VII 1931.

[70] Кризис, утверждали они, «объективно привел к началу общественного контроля на одном из решающих пунктов капиталистического развития, к величайшему прогрессу» («Jahrbuch der Sozialdemokratischen Partei Deutschlands», 1931, S. 5).

[71] Вrüning H. Ein Brief. — Deutsche Rundschau, 1947. № 7. S. 7.

[72] Правда, 11.Х 1931.

[73] Gessellschaft, 193l, № 11, S. 388.

[74] «До тех пор, пока Брюнинг руководит имперским правительством, демократия не подвергается непосредственной опасности», — твердил Гейльман (Das freie Wort, 1931, N 24, S. 5).

[75] См. Meissner O. Staatssekretär unter Ebert—Hindenburg—Hitler. Hamburg, 1950, S. 212; Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 1954, № 4, S. 416.

[76] Thälmann E. Katastrophe oder Sozialismus, S. 23.

[77] Die Rote Fahne, 29.XI 1931.

[78] VdR, Bd. 446, S. 2077.

[79] Hamburger Fremdenblatt, 26.XI 1931.

[80] Berliner Börsenzeitung, 1.XII 1931.

[81] Cм. Die Rote Fahne, 3.XII 1931. Надо отметить, однако, что в политике единого фронта КПГ имелись серьезные изъяны, зачастую облегчавшие социал-демократическому руководству отказ от предложении компартии. К этому вело и отсутствие достаточно тесных связей между КПГ и широкой массой социал-демократических рабочих, низовых функционеров СДПГ (См. Рiесk W. Der neue Weg zum gemeinsamen Kampf für den Sturz der Hitlerdiktatur. Berlin, 1957, S. 21—29).

[82] Vorwärts, 3.ХII 1931.

[83] «Hunger-Diktatur in Brüning Deutschland. Zur IV Notverordnung». Berlin, 1932, S. 1—8.

[84] «В этом декрете, — писала одна из газет СДПГ, — с необычайной силой выразилось то, что закреплено в социал-демократической партийной программе в качество марксистских взглядов» (!) (Hamburger Echo, 10. XII 1931).

[85] «XII пленум Исполкома Коминтерна», стеногр. отчет, т. I. М., 1933, стр. 124.

[86] «Jahrbuch des Allgemeinen Deutschen Gewerkschaftsbundes», 1930, S. 363.

[87] «XI пленум Исполкома Коминтерна», стеногр. отчет, т. I, стр. 62.

[88] См. Рiесk W. Zur Geschichte der Kommunistischen Partei Deutschland. Berlin, 1949, S. 22.

[89] Vorwärts, 8.I 1932.

[90] Vorwärts, 27. II 1932.

[91] Neue Blätter für den Sozialismus, 1932, N 3, S. 119.

[92] Das freie Wort, 1932, N 6, S. 3.

[93] Berliner Tageblatt, 31.V 1933. Тревиранус подтвердил также, что Брюнинг вмел твердое намерение отказаться в пользу Гитлера от поста рейхсканцлера, как только будут закончены важные внешнеполитические переговоры (Kölnische Zeitung, 1.VI 1933).

[94] Das freie Wort, 1932, № 11, S. 5. Гинденбург не скрывал своего отвращении тем, что он выступает и роли кандидата «левых», т. е. социал-демократов, и в своей переписке, в частных беседах высказывал недовольства по поводу того, что правые партии и организации не могут сплотиться (см. Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 1960, N 1, S. 79—80; Zechlin W. Pressechef bei Ebert, Hindenburg und Kopf. Hannover, 1950, S. 119).

[95] Правда, 10.IV 1932.

[96] Die Rote Fahne, 27.IV 1932.

[97] Abend, 25.IV 1932. При этом социал-реформисты как обычно призывали массы к «хладнокровию» и «самообладанию».

[98] См. Die Rote Fahne, 28.IV 1932. Одна из провинциальных газет СДПГ писала в эти дни: «Гитлер обещал всем работу и хлеб, он должен дать их (!). Гитлер обещал массам национал-социализм, он должен создать его» (Niedersächsische Volksstimme, 27.IV 1932).

[99] Die Rote Fahne, 1.VI 1932.

[100] Die Rote Fahne, 25.VI 1932.

[101] Stampfer F. Die 14 Jahre der ersten deutschen Republik, S. 531.

[102] Pieсk W. Der deutsche Imperialismus. Lehren aus seiner Entwicklung. — Einheiе, 1946, N 2, S. 69.

Комментарии

[I] Брюнинг Генрих (1885—1970) — германский рейхсканцлер в 1930—1932 гг., до того — лидер правокатолической Партии Центра в рейхстаге. Сделал первые шаги по сдвиганию Германии к диктатуре, широко применяя «чрезвычайные статьи» Веймарской конституции. В 1934 г. эмигрировал, вернулся в Германию в 1952 г.

[II] 48-й параграф — ст. 48 Веймарской конституции, наделявшая президента правом издавать «чрезвычайные декреты» (хотя конституция и ограничивала это право возникновением «угрозы общественной безопасности и порядку»).

[III] Тревиранус Готфрид Рейнхольд (1891—1971) — германский политический и партийный деятель. С 1924 г. — депутат рейхстага от Немецкой национальной народной партии (см. комментарий XVIII). В 1929 г. он покидает ряды партии в знак протеста против нового курса лидера партии Альфреда Гугенберга (см. комментарий XXV), направленного на сближение с национал-социалистами. Выйдя из партии в 1930 г., Тревиранус создал собственную организацию — Народный консервативный союз, впоследствии слившийся с Консервативной народной партией. Целью было расторжение Веймарской коалиции центристов с СДПГ и проведение обширной реформы вместе с умеренными консерваторами для ослабления роли парламента в системе правления. Консервативная народная партия не имела популярности у избирателей. В 1930-1932 гг. Тревиранус входил в состав двух кабинетов Генриха Брюнинга (министр без портфеля, имперский уполномоченный по помощи восточным территориям (Восточная Пруссия), министр транспорта). Во время событий «Ночи длинных ножей» бежал от нацистов за границу. Сперва в Англию, затем перебрался в Канаду, где работал фермером. После 1945 г. он консультировал американские концерны при передаче заказов товарных кредитов в немецкие предприятия. В 1949 г. вернулся в Германию. Политической активности более не проявлял.

[IV] Браун Отто (1872—1955) — премьер-министр социал-демократического правительства Пруссии в 1920—1932 гг. В 1933 г. эмигрировал в Швейцарию.

[V] Кейль Вильгельм (1870—1968) — немецкий политический деятель, социал-демократ умеренного толка и один из руководителей этого движения в Вюртемберге. Один из разработчиков финансовой реформы Веймарской республики. С 1947 по 1952 гг. — президент ландтага земли Баден-Вюртемберг.

[VI] Зеверинг Карл (1875—1952) — министр внутренних дел социал-демократического правительства Пруссии. В руках у него была сосредоточена вооруженная сила — подконтрольная СДПГ прусская полиция и рейхсбаннер (военизированные отряды СДПГ — около 2 млн человек в Пруссии в 1932 г.). 20 июля 1932 г. Зеверинг печально прославился тем, что безропотно позволил крайне правому рейхсканцлеру фон Паппену разогнать социал-демократическое правительство Пруссии. В ответ на улицы вышли рейхсбаннер, члены СДПГ и КПГ, поддержанные полицией. Они призвали к всеобщей политической стачке и потребовали раздать оружие. Зеверинг отказался. Нацисты оценили эти действия Зеверинга, и в годы III Рейха он проживал в Германии, получая государственную пенсию министра.

[VII] В 1930 г. КПГ еще не была окончательно сталинизирована, в частности, в очень большой степени ее внутриполитический курс определяла «группа Ноймана — Ремеле», которая противостояла Сталину и позже (в конце 1932—начале 1933 г.) была ошельмована как «левацкая» и «сектантско-оппортунистическая». Но прославление «опыта социалистического строительства в СССР» действительно занимало важное место в пропаганде КПГ. При этом надо иметь в виду, что реальная ситуация в СССР не была в Германии известна никому — ни коммунистам, ни их противникам. Более того, по линии Коминтерна, Профинтерна и КИМа широко практиковались поездки в СССР делегаций немецких рабочих и безработных. В СССР эти делегации посещали передовые заводы, университеты, школы, детские сады на предприятиях, санатории, где могли лечиться рабочие, — и вернувшиеся в голодную, пораженную кризисом Германию с восторгом рассказывали о советской стране, где нет кризиса, где дети рабочих могут без проблем посещать детские сады, учиться в университетах, а сами рабочие бесплатно (за счет профсоюза) лечиться в санаториях и на курортах. Для большей убедительности в состав таких делегаций время от времени включали и беспартийных рабочих или членов разных социалистических партий и организаций, не относившихся к КПГ.

[VIII] Данная фраза — либо проявление «советского догматизма» автора, либо (что ещё вероятнее) сознательная уступка такому догматизму. Мелкобуржуазный характер фашистского движения никак не противоречит тому факту, что крупный капитал использовал это движение в качестве своего политического орудия.

[IX] Декер Георг — псевдоним Юрия Петровича Денике. Денике (1887—1964) — социолог, социал-демократический деятель. Участник революций 1905-1907 и 1917 гг. Меньшевик с 1906 г. В межреволюционный период обучался на историческом отделении историко-философского факультета Московского университета, на последнем курсе перевелся в Казанский университет и окончил его в 1915 г. С 1920 г. — профессор Московского университета. В 1922 г. получил работу в советском постпредстве в Берлине. Вскоре покинул постпредство и перешел на положение эмигранта. Печатался в социалистической прессе Германии. В 1933 г., после прихода к власти фашистов, подвергся аресту, но смог выехать из Германии. Поселился в Париже. В 1941 г. переехал в США. Сотрудничал в русских эмигрантских журналах «Социалистический вестник», «Новый журнал», «Народная правда», «Русская мысль». В течение ряда лет был сотрудником радиостанции «Свобода». Умер в США.

[X] Гржезинский Альберт Карл (1879—1948) — член СДПГ с 1897 г. В 1922—1924 гг. — полицей-президент Пруссии, в 1925—1926 гг. — полицей-президент Берлина, в 1926—1930 гг. — министр внутренних дел Пруссии, в 1930—1932 гг. — вновь полицей-президент Берлина. В 1933 г. был лишен нацистами гражданства. Эмигрировал в Швейцарию, затем во Францию, а в 1937 г. в США. В эмиграции принимал участие в антифашистских организациях.

[XI] Союз красных фронтовиков (СКФ, Рот Фронт, нем. Roter Frontkämpferbund) — полувоенное боевое подразделение КПГ в Веймарской республике. Был основан 18 июля 1924 г. в ответ на активизацию фашистских военизированных организаций. СКФ защищал рабочие организации, собрания и демонстрации от фашистских налётчиков, разоблачал деятельность и планы фашистов и милитаристов, играл важную роль в борьбе за единый рабочий фронт. Первым председателем был Вильгельм Пик, с февраля 1925 г. — Эрнст Тельман. В 1927 г. СКФ насчитывал около 110 тыс. членов, в 1929 г. — совместно со своим моложенным крылом (Красный фронт молодёжи) — 215 тыс. членов. 1—3 мая 1929 г. произошли столкновения СКФ с полицией, в ходе которых погибли 33 человека, около 200 были ранены, более 1200 задержаны. За этим последовало запрещение Зеверингом СКФ сначала в Пруссии, а затем и в остальных землях Германии. СКФ продолжал нелегальную борьбу до полного разгрома организации нацистами в 1933 г. После этого члены СКФ сражались в интербригадах во время Гражданской войны в Испании, эмигрировали в СССР или участвовали в Сопротивлении в Германии.

[XII] Стальной шлем (нем. Stahlhelm) — немецкая консервативная полувоенная организация, созданная в декабре 1918 г. в Магдебурге реваншистски настроенными офицерами после поражения Германии в Первой мировой войне. В 1930 г. организация насчитывала 500 тыс. членов. «Стальной шлем», по сути, представлял собой военное крыло Немецкой национальной партии (см. комментарий XVIII). Франц Зельдте руководил организацией с момента основания и до ее включения в 1933 г. в состав штурмовых отрядов после прихода к власти нацистов. Вторым председателем (с 1924 г.) был Теодор Дюстерберг (см. комментарий XXIX). В 1951 г. организация была восстановлена.

[XIII] фон Папен Франц (1879—1969) — немецкий политический деятель и дипломат. Потомок древнего рыцарского рода. До 1918 г. служил офицером в германской армии. В 1921—1932 гг. депутат прусского ландтага от католической партии Центра; примыкал к её крайне правому крылу. С 1 июня по 2 декабря 1932 г. — рейхсканцлер Веймарской республики. В январе 1933 г. с разрешения Гинденбурга провёл переговоры с Гитлером и вошёл в кабинет Гитлера в качестве вице-канцлера. В июне 1934 г. его критика социалистической риторики и экстремизма НСДАП вызвала ярость Гитлера и верхушки нацистов. От гибели в «ночь длинных ножей» фон Папена спасла поддержка Гинденбурга. В дальнейшем фон Папен служил послом в Австрии и Турции. В 1946 г. на Нюрнбергском трибунале был оправдан, но в следующем году комиссией по денацификации был приговорён к восьми месяцам тюрьмы. В 1950-е гг. фон Папен безуспешно пытался вновь заняться политикой.

[XIV] фон Шлейхер Курт (1882—1934) — генерал, рейхсканцлер Германии с декабря 1932 по январь 1933 г., предшественник Гитлера на этом посту. В 1920-е гг. служил связующим звеном между армией и политиками Веймарской республики, активно участвовал в тайной ремилитаризации страны. В правительствах Брюнинга и фон Папена был военным министром. По приказу Гитлера застрелен вместе с женой в «ночь длинных ножей».

[XV] Вельс Отто (1873—1939) — политический деятель Веймарской республики, социал-демократ. В 1912—1918 и в 1920—1933 гг. — депутат рейхстага. С 1931 г. — член ЦК СДПГ, в 1931—1933 гг. — председатель партии. 23 марта 1933 г. Вельс выступил в рейхстаге с речью, в которой протестовал от имени своей партии против передачи Гитлеру чрезвычайных полномочий. Вскоре после этого был вынужден покинуть Германию. Сначала он обосновался в Праге, а в 1938 г. переехал в Париж, где продолжал возглавлять СДПГ в изгнании. Умер в Париже.

[XVI] Фрик Вильгельм (1877—1946) — один из руководителей НСДАП. С 1925 г. — лидер фракции НСДАП в рейхстаге. В 1932 г., будучи министром внутренних дел Тюрингии, назначил Гитлера на работу в местном правительстве, что позволило тому получить немецкое гражданство и участвовать в выборах президента Германии весной 1932 г. В 1933—1943 гг. Фрик — рейхсминистр внутренних дел. При его участии была фактически упразднена федерально-земельная система, запрещена СДПГ, разработаны законы, ограничивающие права евреев. В 1943—1945 гг. — рейхспротектор Богемии и Моравии. Казнен Нюрнбергским трибуналом.

[XVII] Шиле Мартин (1870—1939) — консервативный политический деятель Веймарской республики, министр внутренних дел, дважды занимал пост министра продовольствия и сельского хозяйства.

[XVIII] Национальная партия (Немецкая национальная народная партия, НННП) — националистическая консервативная партия в Германии во времена Веймарской республики. До образования НСДАП являлась главной националистической партией в Веймарской Германии, в 1925—1928 участвовала в правительстве, ее пребывание у власти знаменовало общее усиление реакции в Германии. С появлением нацистов популярность НННП неизменно падает, в январе 1933 г. партия входит в коалицию с НСДАП, после чего ее члены постепенно или переходят к нацистам, или уходят из политической жизни совсем. Под давлением НСДАП партия самораспустилась в 1933 г.

[XIX] Штампфер Фридрих (1874—1957) — один из лидеров правого крыла германской социал-демократии, публицист. В 1916—1933 гг. — главный редактор Центрального органа СДПГ — газеты «Vorwärts» («Вперед») и член правления партии. В 1920—1933 гг. — член рейхстага. После прихода фашистов к власти в Германии был членом правления социал-демократической партии в Праге. В 1938 г. эмигрировал во Францию, затем в США. В 1948 г. вернулся в Германию.

[XX] Кёнен Вильгельм (1886—1963) — деятель германского и мирового коммунистического движения. С 1903 г. — член СДПГ, с 1917 г. — член НСДПГ, с 1920 г. — член КПГ. Участвовал в деятельности Коминтерна. Член ЦК КПГ в 1920—1921, 1923—1924, 1929—1945 гг. В 1920—1932 гг. представлял компартию в рейхстаге Веймарской республики, а в 1926—1932 гг. еще и в городском совете Берлина. В 1932 гг. избран депутатом в прусский ландтаг. После прихода нацистов к власти эмигрировал сначала во Францию, затем — в Чехословакию, после — в Великобританию, где он с женой были интернированы как «враждебные иностранцы» и раздельно высланы. Участвовал в антифашисткой деятельности. В 1945 году вернулся в Германию.

[XXI] Марк Зигфрид (1889—1957) — немецкий философ-неогегельянец, член левого крыла социал-демократии. Во время Первой мировой войны стал пацифистом, затем присоединился к СДПГ. После прихода Гитлера к власти — эмигрировал во Францию, где стал членом, затем председателем левой оппозиции в СДПГ. В 1939 году эмигрировал в США, вошёл в Ассоциацию свободных немцев и до самой смерти работал преподавателем философии.

[XXII] Тарнов Фриц (1880—1951) — видный деятель немецкого социал-демократического и профсоюзного движений, заместитель председателя правления Всегерманского объединения профсоюзов. Депутат рейхстага от СДПГ с 1928 г. После прихода нацистов к власти эмигрировал. Вернулся в Германию в 1946 г. и был назначен оккупационными властями секретарем совета профсоюзов Бизонии и Тризонии. В конце 20-х гг. XX в. Тарнов совместно с Р. Гильфердингом и Ф. Нафтали разработал концепцию «экономической демократии». Она предполагала перенос в экономику принципов буржуазной парламентской демократии, а именно: общественный контроль над монополиями и картелями при участии профсоюзов, объединение отраслей промышленности в самоуправляющиеся образования (примером тут послужили корпоративные принципы Муссолини), выпуск акций предприятий для занятых на них рабочих и служащих, включение профсоюзной бюрократии в состав правления акционерных обществ, создание общенациональных и региональных экономических советов с равным представительством в них буржуазии, государства и профсоюзов. Разразившийся в 1929 г. экономический кризис похоронил концепцию «экономической демократии», однако сам термин был после II Мировой войны заимствован социал-демократическими теоретиками.

[XXIII] Гейльман Эрнст (1881—1940) — юрист и политик. Депутат рейхстага с 1928 г. Через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти Гейльман был заключен в концентрационный лагерь Бухенвальд. Там же был убит в 1940 г.

[XXIV] Тиссен Фриц (1873—1951), Флик Фридрих (1883—1972), Феглер Альберт (1877—1945) — крупнейшие германские капиталисты, оказавшие большую поддержку НСДАП на пути к власти. После установления нацистского режима они входили в Генеральный совет хозяйства при министерстве экономики и получали крупные госзаказы на производство военных самолетов, кораблей, подлодок и бронетехники.

[XXV] Гугенберг Альфред (1865—1951) — влиятельный немецкий капиталист и политик. Сторонник радикального национализма и авторитарного правления. В 1918 г. вступил в НННП (см. комментарий XVII), был лидером ее крайне правого крыла, представлял эту партию с 1919 г. в рейхстаге. Стал председателем НННП после ее провала на выборах в 1928 г. Несмотря на роспуск НННП вместе с другими партиями в 1933 г. он оставался в нацистском парламенте вплоть до 1945 г. До 1933 г. сотрудничал с нацистской партией, в 1932 г. поддержал Франца фон Папена. Гугенберг стал министром по вопросам экономики, министром сельского хозяйства и продовольствия в кабинете Гитлера. B июне 1933 г. он был вынужден сложить с себя полномочия министра. После разгрома гитлеровской Германии Гугенберг, обосновавшийся в Западной Германии, был причислен к «попутчикам» фашизма и освобожден от наказания. Способствовал восстановлению в Западной Германии милитаристских организаций, в т. ч. «Стального шлема».

[XXVI] Вирт Карл Йозеф (1879—1956) — немецкий политический и государственный деятель. Лидер левого крыла католической партии «Центра», депутат рейхстага в 1914—1918 и 1920—1933 гг. В мае 1921—ноябре 1922 г. сначала рейхсканцлер, а затем рейхсканцлер и министр иностранных дел. Правительство Вирта подписало в 1922 г. советско-германский Рапалльский договор. В 1930—1931 гг. — министр внутренних дел. В 1933—1948 гг. — в эмиграции. После войны выступал против возрождения милитаризма в ФРГ, за установление дружественных отношений с СССР.

[XXVII] Курциус Юлиус (1877—1948) — немецкий политический и государственный деятель. В 1920—1932 гг. — депутат рейхстага от Германской народной партии. В 1926—1929 гг. — министр народного хозяйства. В 1929—1931 гг. — министр иностранных дел. На этом посту достаточно успешно проводил политику затягивания выплат репараций, запугивая лидеров других стран тем, что большевизм ворвется в Европу, если Германия рухнет из-за долгов. Разработал проект австро-германского таможенного союза, который бы позволил сделать первый шаг к захвату Австрии. Под давлением Франции и Англии Курциус был вынужден отказаться от проекта. После ухода в отставку в январе 1932 г. он был избран главным директором одной из акционерных компаний горной промышленности. Одновременно стал председателем «Германского общества по изучению Восточной Европы».

[XXVIII] Ферейн — общество, клуб (нем.)

[XXIX] Дюстерберг Теодор (1875—1950) — один из руководителей «Стального шлема». Кадровый офицер. Монархист, сторонник реставрации империи и идейный противник Веймарской республики. С 1924 г. — второй председатель «Стального шлема». В 1932 г. был выдвинут этой организацией в кандидаты в президенты Германии, однако растиражированные национал-социалистами сведения о еврейских корнях Дюстерберга аннулировали его шансы на победу, и он отказался от президентских амбиций. Арестован в 1934 г., некоторое время содержался в концентрационном лагере Дахау. После освобождения в политической жизни Германии не участвовал.

[XXX] Гереке Гюнтер (1893—1970) — чиновник рейхсканцелярии. В 1932 г. фон Папен назначил его комиссаром по поставкам рабочего оборудования; этот пост он занимал и после прихода Гитлера к власти. Из-за того, что Гереке не признавал нацизма, он был арестован по сфабрикованному обвинению в спекуляции, взяточничестве и растрате общественных средств, но состава преступления обнаружить не удалось, и Гереке был отпущен на свободу. Вторично он был арестован после провала Июльского заговора 1944 г. против Гитлера, исключительно по причине личной дружбы с его участниками. В конце Второй мировой войны Гереке был освобожден союзниками.

Опубликовано в книге: Германское рабочее движение в новейшее время. Сборник статей и материалов. Москва: Издательство Академии Наук СССР, 1962.

Комментарии: Александр Тарасов, Роман Водченко, Евгений Лискин

Лев Израилевич Гинцберг (1916—2006) — советский и российский историк, доктор исторических наук (1970). В 1937—1941 учился на историческом факультете МИФЛИ, окончил исторический факультет МГУ (1946) и аспирантуру Института истории АН СССР (1950). В первой половине 1950-х гг. — главный библиограф Государственной публичной исторической библиотеки РСФСР. 1956—1973 — старший научный сотрудник Института истории (с 1968 — всеобщей истории) АН СССР и одновременно (до 1965) заведующий отделением библиографии журнала «Новая и новейшая история». С 1974 — старший, с 1976 — ведущий научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР (ныне Институт сравнительной политологии РАН). Член редколлегии «Германского ежегодника» (от создания в 1968 до 1991). Специалист по новой и новейшей истории Германии, истории фашизма и антифашизма.

Автор книг «Карл Либкнехт» (М., 1950), «Народ и личность в истории» (М., 1956), «Тень фашистской свастики» (М., 1967), «К. Либкнехт — глашатай пролетарского интернационализма» (М., 1971), «На пути в имперскую канцелярию» (М., 1972), «Рабочее и коммунистическое движение Германии в борьбе против фашизма (1919-1933 гг.)» (М., 1978), «Друзья новой России» (М., 1983), «Отважные борцы против фашизма» (М., 1984), «Борьба немецких патриотов против фашизма» (М., 1987), «Массовые демократические движения в ФРГ и партия “зелёных”» (М., 1988), «Ранняя история нацизма. Борьба за власть» (М., 2004).