Аннотация

Дэвид Данауэй

Песня, приравненная к оружию

Ансамбль «Ткачи»

Когда песня приравнивается к оружию? Когда ФБР берет вас «под колпак» за то, что у вас нет специального разрешения на песню...

Как стало известно из недавно рассекреченных документов Федерального бюро расследований, «Ткачи» стали первыми из американских музыкантов, на которых ФБР завело дело по «подстрекательству и распространению антиправительственной пропаганды». Тридцать лет назад, когда охота на «красных» соперничала с бейсболом за право называться главным национальным видом спорта, члены этого ансамбля подверглись со стороны ФБР травле, сравнимой разве лишь с той, которую испытал на себе позднее Мартин Лютер Кинг.

Чтобы понять, почему же «Ткачи» оказались столь опасными, давайте вернемся в тот день, когда в США состоялась первая по-настоящему крупная антикоммунистическая вылазка.

Едва забрезжил рассвет воскресного утра 4 сентября 1949 года, колонны автомашин потянулись из Нью-Йорка в пригородный курортный городок Пикскилл, где должен был состояться концерт с участием Поля Робсона, «Ткачей» и других исполнителей.

Но к девяти утра на дорогу перед Пикскиллом повалили толпы местных антикоммунистов, поклявшихся во что бы то ни стало сорвать концерт. В ответ нью-йоркские профсоюзы направили в Пикскилл три тысячи добровольцев для охраны общественного порядка. А возле стоянки автомобилей маршировали девятьсот полицейских при полном вооружении. В городском парке несколько хмурых типов загружали багажники булыжниками. За их странным занятием наблюдала одна женщина, стоявшая неподалеку у церкви. Она заметила возле машины груду плакатов с призывом: «Проснись, Америка! Пикскилл уже проснулся».

«Ткачи» приехали каждый сам по себе. Программа концерта была очень плотная, и из ансамбля в нее включен был наверняка только Пит Сигер, более известный, чем его коллеги: Ронни Джилберт, Фред Хеллерман и Ли Хейс. Сигер подъехал к стоянке в одиннадцать, за несколько часов до начала концерта. Войдя в главные ворота, он оказался на верху открытого амфитеатра, сбегавшего с трех сторон к широкой лужайке. Посреди лужайки возвышалась сцена. «Удобно для нападения», — подумал он, но тут поднял глаза и увидел, что холмы за лужайкой опоясаны чем-то вроде Великой китайской стены. Это две с половиной тысячи рабочих стояли, сцепив локти, живой стеной защищая подступы к амфитеатру и сцене. Организаторы учли опыт предыдущего концерта.

Тогда тоже должен был выступить Робсон. Но местные «патриоты» прорвались на сцену, втащили на нее деревянный крест и подожгли его. Они поломали и сожгли стулья, избили дубинками собравшихся зрителей. Они не были гангстерами. Нет, это были вполне добропорядочные горожане Пикскилла, большей частью ветераны войны, обозленные тем, что, вернувшись с фронта, не получили ни обещанных домов, ни хорошей работы. И они твердо знали, из-за кого им нет жизни: из-за интеллигентов, евреев и черномазых.

Поль Робсон на концерте в Пикскилле в окружении своей «личной охраны» — американских рабочих «Подлые времена» — так назвала свою книгу американская писательница и драматург Лилиан Хеллман о пятидесятых годах, когда в США свирепствовала «охота на ведьм». Человека вызывали на заседание «комиссии по расследованию антиамериканской деятельности» и вынуждали клеветать на себя, на своих друзей. Антикоммунистическая истерия была и основой и следствием развязанной правительствами западных стран «холодной войны». Стремясь запугать обывателя, «красных» искали повсюду, создавая видимость кошмарного коммунистического заговора. И не случайно вспомнил сейчас историю травли ансамбля «Ткачи» американский журналист Дэвид Данауэй: поклонники «холодной войны» и «черных списков» не перевелись в Америке и по сей день. Эта публикация — напоминание и предупреждение американской общественности об опасности, повторения которой нельзя допустить. (Подпись под фотографией: редакция «Ровесника»)

На сей раз концерт состоялся и шел гладко. Ветераны больше грозились, чем действовали. «Идите, идите! — кричали они зрителям.— Войти-то вы войдете, а вот как выберетесь?..» Двадцать пять тысяч человек слушали, как Робсон пел «Олд мэн ривер», и устроили овацию, когда прозвучали слова: «Мы должны бороться, продолжать борьбу».

Противники концерта имели разрешение проводить свою демонстрацию за пределами амфитеатра до 14:50. Если бы полиция разогнала их в назначенное время, все, наверное, кончилось бы так, как предполагали организаторы концерта.

«Нам так и не удалось выступить, — рассказывает Ронни Джилберт. — Концерт решено было укоротить, чтобы зрители смогли добраться домой засветло». Только Сигер спел несколько песен, в том числе написанную им вместе с Ли Хейсом за шесть месяцев до этого «Если бы у меня был молот». Подхваченная тысячами голосов, песня летела за полицейские кордоны, за рабочее оцепление, над окрестными лугами и над дорогами, на которых между тем собирались угрюмые толпы.

Отзвучали песни и речи, взбудораженные зрители и участники поздравляли друг друга с замечательным концертом, уплетая припасенные в дорогу сандвичи, начался разъезд, стадо автомобилей запрудило выезд на главную трассу.

В 16:10 полиция, к удивлению отъезжающих, стала направлять машины на извилистую, круто взбирающуюся вверх дорогу. «Я выехал из ворот и хотел повернуть налево, на ту дорогу, по которой приехал, — рассказывает Пит Сигер. — Но полицейские сказали: «Нет, всем туда» — и направили нас в другую сторону». Вот что было дальше. Рассказывает Сигер:

«Машины медленно пробирались сквозь толпу, вопившую: «Убирайтесь, белые ниггеры!», «Краснопузые, проваливайте в свою Россию!» Не отъехали мы и сотни метров, как я увидел на дороге осколки стекла. Я ехал с семьей. «Берегитесь, — крикнул я, — как бы в нас не кинули камень». Я оказался пророком, но пророком наивным. В своем простодушии я не подозревал, что дело поставлено на широкую ногу и четко организовано. За первым же поворотом нас поджидал дядя, стоявший у пирамиды булыжников, доходившей ему до пояса. Каждый камушек величиной с бейсбольный мяч. Каждый автомобиль получал свою порцию. Трах! Следующий... С расстояния в полтора метра. За следующим поворотом — новая пирамида. Трах!»

Сигер ехал в открытом «джипе», машине с окнами, но без крыши. «Ложитесь на пол!» — скомандовал он своим детям. Стекла захрустели под градом камней, усыпая все в машине мелкими осколками.

Один из «Ткачей», ехавший впереди Сигера, наблюдал такую сцену. Полицейский обратил внимание на остановившуюся машину. Ее водитель беспомощно озирался по сторонам, видимо не решаясь ехать дальше. «Шуганем-ка этого мозгляка!» — прошипел полицейский. Он подошел вплотную к автомобилю, примерился полицейской дубинкой, длинной и тяжелой, и что есть силы ткнул ею, целясь в левый глаз водителя. Тот отшатнулся, но поздно. Хотя глаз уцелел, дубинка рассекла веко. Пошла кровь. Дождавшись, когда водитель выпрямится, полицейский прицелился для второй попытки.

Пассажирам велели выйти из машины и принялись избивать их дубинками. У водителя была забинтована ладонь (обжег накануне). Сбив его с ног, один из полицейских прыгнул на эту ладонь. Пальцы хрустнули под каблуком.

Отчаянные крики, звон разбиваемых окон — западня... Попал в переделку и продюсер грамзаписей «Ткачей» Марио Кассетта.

«Они стояли на откосе над дорогой и швырнули в нас не булыжник — валун! — вспоминает с содроганием Кассетта. — Он грохнул в окно, как снаряд. Вся дорога была усыпана камнями, и ехать по ней было все равно что по минному полю. Машина сотрясалась от ударов со всех сторон, и по днищу и по кузову.

Наконец мы вырвались из зоны обстрела. Остановились, я спросил каких-то людей, где ближайшая больница. Они в ответ только расхохотались. Расхохотались! Как сейчас вижу ту женщину, которая зашлась от смеха и раскачивалась взад и вперед, хлопая себя по коленям. Я не верил своим глазам. Наверное, так же бывало на улицах Берлина, когда нацисты начинали свои погромы. На всем пути до Бронкса (район Нью-Йорка.— Примеч. пер.), а это больше двадцати миль, можно было видеть покалеченных людей, осматривающих свои свежие раны. Сплошная аллея крови».

Молодой Пит Сигер

Никто из квартета «Ткачи» в Пикскилле не пострадал, но захромала их дальнейшая карьера. Сборы упали, так как лево настроенная публика стала опасаться новых погромов. Нужно было что-то решать. «Ткачи» собрались в сыром подвале у Сигеров на Макдугал-стрит. Пит сказал, что если не выступать перед другой аудиторией, хотя бы и в ночных клубах, то можно считать, что их песенка спета. Ли не согласился: бросив выступать на митингах левых, сказал он, «Ткачи» отступятся от цели, ради которой они объединились.

Тогда жена Сигера Тоси Ота предложила испробовать ночной кабачок «Вилледж Вэнгард». В худшем случае, сказала она, поделим заработок Пита на четыре части, и каждому из «Ткачей» достанется по пятьдесят долларов в неделю. «Ткачи» согласились. Было решено закатить «премьеру» длиной в две недели. Ангелом-организатором группы стала Тоси. Первым делом она убедила «Ткачей» одеться одинаково, для чего и купила для всех вельветовые пиджаки. Она же обговорила контракт с хозяином «Вилледж Вэнгард» Максом Гордоном. «По этому контракту Макс должен был, помимо двухсот долларов в неделю, кормить нас бесплатно гамбургерами (булочками с рубленым бифштексом. — Примеч. пер.), — смеется Пит. — Однажды он застал нас за трапезой и увидел, какие гамбургеры мы себе делаем: по двести граммов мяса в каждом. А я один съедал по три-четыре штуки за вечер. «Давайте переделаем контракт, — заволновался Макс. — Двести пятьдесят долларов в неделю, но никаких гамбургеров».

«Ткачи» открыли свою программу рождественским гимном в ночь под рождество 1949 года. Однако дела шли неважно. Друзья походили, походили и перестали, публика, попривыкнув к новым именам, остыла. В один февральский вечер 1950 года в зале когда-то шумного кабачка сидело всего с полдюжины посетителей. Но музыка «Ткачей» нравилась Гордону, и это главное, потому что он тут был хозяином и он упрямо держал «Ткачей». Квартет репетировал ежедневно, изобретая новые аранжировки, добиваясь оригинального звучания. Однажды Элан Ломакс привел в «Вилледж Вэнгард» Карла Сэндберга[1]. Поэт похвалил группу, и тогда в кабачок зачастили газетные рецензенты. «Ткачи» не успели опомниться, как гулкий подвал «Вэнгарда» стал ломиться от посетителей.

С большим успехом пела Ронни под аккомпанемент старинной флейты (Пит) и гитары (Фред Хеллерман). А когда «Ткачи» исполнили на четыре голоса «Гуднайт, Айрин» в ритме вальса, публика просто взвыла от восторга. Тогда, в пятидесятом, в диковинку было все — и то, что песня сочинена бывшим заключенным негром Лидбелли, и непривычный стиль исполнения. Двухнедельный контракт растянулся на шесть месяцев. К июню в активе дружной четверки были песня, признанная «хитом» («Тзена, Тзена»), менеджер плюс контракты на грамзаписи и выступления по телевидению.

Их успехи радовали не всех. В ликующем зале сидел некто Харви Мэтусоу, который, знакомясь с «Ткачами», попросил называть его просто Мэтт. Могли ли музыканты предположить, что этот невзрачный человек опрокинет всю их карьеру? Мэтт был осведомителем ФБР. 16 июня 1950 года он доложил своим шефам, что, хотя «Ткачи» ни в чем таком пока не замечены, ФБР следует не спускать с них глаз.

В данном случае ФБР не нуждалось в подсказке. Досье на «Ткачей» уже велось. Недоставало в нем сущего пустяка — чтобы «Ткачам» всадил занозу какой-нибудь злобный антикоммунистический журнальчик вроде «Каунтераттэк». Вырезки из подобных изданий ФБР стригло с вдохновением коллекционера.

Основанный тремя отставными агентами, «Каунтераттэк» был побочным ребенком ФБР и питался инсинуациями и слухами. Антикоммунизм в те дни превратился в хороший бизнес. Комитеты конгресса платили поденно «консультантам» за подтасованные показания против коммунистов. «Каунтераттэк» делал сто тысяч долларов в год. Это на подписке, а при журнале орудовала еще некая «расчетная палата» с солидным названием «Америкэн бизнес консалтэнтс», которая подряжалась вести частный сыск для крупных компаний (такса — 5 тысяч долларов в год).

Механику этого сыска раскрыл в своей книге «Золотая паутина» знаток американского телевидения Эрик Барноу. Редакторы «Каунтераттэк» звонят в какую-то телевизионную компанию и сообщают, что, по их сведениям, актриса имярек, занятая в съемках нового сериала, поддерживает сомнительные политические связи. «Каунтераттэк» охотно проведет в частном порядке изучение лояльности этой актрисы и остальной труппы. За услугу — тысяча долларов. Если предложение отклоняется, три недели спустя «Каунтераттэк» выходит с материалом, в котором эта актриса фигурирует если не как коммунистка, то как «попутчица», что почти одинаково плохо. Благодаря этой тактике «Каунтераттэк» заручился покровительством таких гигантов, как «Дженерал моторс», «Дюпон», «Вулвортс» и «Рейнольдс тобэкко». Один подписчик, хозяин универмага в Сиракузах, заклеймил как «коммунистическое» всякое мыло, реклама которого появится в ходе телевизионного шоу, раскритикованного в «Каунтераттэк». «Пусть, — призвал он, — покупатели сами решают, хотят ли они мыться запятнанным мылом!»

Популярность «Ткачей» тем временем росла. Предводительствуемые практичной Тоси, они совершили турне в Голливуд и Хьюстон. Известный дирижер и аранжировщик Гордон Дженкинс, прослушав их в «Вэнгарде», уговорил Фрэнка Синатру напеть на пластинку «Гуднайт, Айрин». Митч Миллер исполнил для грамзаписи «Тзена, Тзена». В довершении всего компания Эн-би-си предложила «Ткачам» выступать раз в неделю в программе, транслировавшейся на всю страну.

«Ткачи» были вне конкуренции. До их взлета мало кому за пределами больших городов доводилось слушать народные мелодии в такой великолепной аранжировке. Успеху квартета сопутствовало то, что он взломал все дотоле привычные каноны популярной музыки: у певцов были «непоставленные» голоса, и вместо вокальных эффектов они отдавали предпочтение содержанию песен. Они много занимались обработкой песен Лидбелли и Гатри, которые в оригинале были непонятны и грубоваты для широкой аудитории.

Начиная с июня 1950 года первая пластинка «Ткачей» так быстро «пошла в гору», что диск-жокеи не знали, с какой стороны начинать: на одной «Тзена», на другой «Гуднайт, Айрин». Звезда «Ткачей» ярко сияла и на радионебосклоне. Радиопродюсеров, обеспокоенных нараставшей конкуренцией со стороны телевизионных шоу, волновали не столько «черные списки», сколько популярность актеров и их репертуара. А народный стиль песен, исполнявшихся «Ткачами», и сам ансамбль были популярны.

В том июне пятидесятого разразилась война в Корее. В газетах замелькали списки погибших, и на коммунистов стали коситься как на смертельных врагов Америки. Надвигался арест Джулиуса и Этель Розенбергов за то, что они якобы продали сведения об атомной бомбе Советскому Союзу. А 22 июня в киосках появилась брошюра под названием «Красные каналы: коммунистическое проникновение на радио и телевидение».

Сработанная редакцией «Каунтераттэк», эта книжонка в красной обложке и без указания авторов искалечила сотни артистических судеб. Под заголовком изображены были микрофон, падающий влево, и готовая вцепиться в него темно-красная рука. Брошюра состояла из перлов вроде «красного дыма без коммунистического огня не бывает» и содержала список артистов и других людей искусства, якобы имеющих связи с «коммунистическим фронтом»: 150 с лишним человек. Большую часть «материала» составляли вырезки из «Дейли уоркер» (газеты американских коммунистов. — Примеч. пер.) — привычный в ФБР метод сбора досье.

Упомянутых в «красных каналах» потащили для объяснений в сенатскую «комиссию по расследованию антиамериканской деятельности». Побывали там исполнители народных песен Бэрл Ивс, Джош Уайт и Оскар Брэнд. Уайт не выдержал давления и в декабре 1950 года унизился до того, что написал в «Нигроу дайджест»: «Я плясал под дудку коммунистов».

Из «Ткачей» в брошюре назван был только Пит Сигер, но и этого было вполне достаточно. По частоте упоминаний (тринадцать раз) его имя приходилось где-то между композитором Аароном Копландом и писательницей Лилиан Хеллман. Книжонка легла на влиятельные столы. Не прошло и недели, как был аннулирован телевизионный контракт — финансовый поручитель «Ткачей» (фирма «Свинина и бобы») робко отступился от своих протеже.

И все же вопреки всем стараниям «Каунтераттэк» группа «Ткачи» делала один «хит» за другим. В сентябре 1950 года, когда конгресс принял «закон Маккарена», позволявший сажать левых в «лагеря заключения», «Гуднайт, Айрин» стояла по числу проданных пластинок на первом месте, а «Тзена, Тзена» на четвертом. В ноябре, когда войска Дугласа Макартура достигли китайской границы, «Айрин» была самой популярной пластинкой в Англии. На протяжении всего 1951 года в ФБР не могли не думать о миллионах слушателей, упивавшихся томной песенкой «Ткачей» «Киссиз суитер ден уайн» («Поцелуи слаще вина») или их же «Соу лонг, итс бин гуд ту ноу ю» («Пока, приятно было провести время»).

Летом 1951 года ФБР активизировалось. Розенбергам вынесен смертный приговор, публика взвинчена до безумия темой предательства. ФБР с помощью «Каунтераттэк» принялось наносить по «Ткачам» прямые удары.

Сначала было отменено приглашение выступить в «Шоу Дейва Гэрроуэя». Их песни отдали другим исполнителям.

Затем 8 августа 1951 года губернатор штата Огайо Фрэнк Лауш запросил у ФБР конфиденциальные сведения о «Ткачах», которые собирались выступить на местной ярмарке. Шеф ФБР Эдгар Гувер не заставил себя ждать. В нарушение закона, не позволявшего знакомить с секретными досье посторонних, даже губернаторов, он прислал все, что требовалось. Перед «Ткачами» опустили шлагбаум так внезапно, что не успели даже вычеркнуть их имена из программ концертов. «Ткачи» не могли понять, что случилось. В Огайо за ними повсюду волочились «хвосты». В гостинице их предупредили, чтобы они во время репетиции не закрывали дверь в комнату, иначе полиция сама ворвется внутрь. Губернатор Лауш пообещал Гуверу не раскрывать источник полученной им информации и заодно спросил, не подкинуть ли материал местным репортерам. Неделю спустя корреспондент «Уорлд-телеграмм» Фредерик Уолтман напечатал «разоблачение», основанное именно на той информации, которую Лауш получил от ФБР.

В охоту включился сенатор-демократ от штата Невада Пэт Маккарен. ФБР переслало в его сенатский подкомитет внутренней безопасности груду донесений осведомителей, газетных вырезок и подметных писем. Подкомитет нашел, что популярная песня «Ткачей» «Рок Айленд лайн» следует той же «лайн» — то есть «линии», — что и коммунистическая партия. Подкомитет Маккарена приступил к широкому расследованию «дела» ансамбля «Ткачи» на основании главы 18 кодекса США, статьи 2383—85 (мятеж, вооруженное восстание, призыв к свержению правительства и заговор в подрывных целях).

Вероятно, более всего ФБР раздражала живучесть «Ткачей» наперекор создаваемым для них препонам. Опасность крылась не в их песнях самих по себе (тем более что появились авторы с репертуаром поострее). Но «Ткачи» благодаря своей непотопляемости стали знаменем гонимых радикалов. В Билль о правах явочным порядком протискивалась новая свобода — свобода песни.

Занесение ансамбля в «черные списки» только сделало ему имя в прессе. Журнал «Вэрайети» двусмысленно выделил «Ткачей» как «первую группу, которой запретили выступать в нью-йоркском кафе ввиду ее якобы братания с левыми элементами». Другой журнал, «Даун-бит», сообщая об этом запрете, холодно съязвил: «Если коммунисты выскажутся в пользу кормления младенцев молоком, немедленно поставьте полицию в известность, что вы лично не имеете ничего общего с этой крамольной мыслью».

Но в игре против «Ткачей» у ФБР и «Каунтераттэк» был припрятан козырь: Харви Мэтусоу — Мэтт, доносчик. Этот низенький пухлый человечек, получивший в школе прозвище «Дай монетку» за привычку клянчить у всех мелочь, жаждал личного успеха. Гонораров ФБР ему было мало, и он подрабатывал как осведомитель в нью-йоркском управлении образования и в городской полиции. Очередной ступенькой карьеры Мэтусоу счел приглашение сотрудничать с «Каунтераттэк».

«Именно в этой редакции я научился использовать имена известных людей театра и кино к собственной выгоде, выступая в судах как платный свидетель, — признавался Мэтусоу в своей автобиографической книге «Лжесвидетель», вышедшей в 1955 году. — Помню, мы обсуждали в редакции, как быть с известным квартетом, чья пластинка пользовалась в США рекордным спросом. Один из музыкантов (Пит Сигер. — Примеч. автора) фигурировал в «красных каналах», однако у нас не было против группы ничего конкретного... Зная всех четырех не как коммунистов, но как их друзей, я тем не менее торжествующе воскликнул: «Я знаю их, они коммунисты!» Оба редактора посмотрели на меня ободряюще: мол, так держать, парень, у тебя хорошо получается».

«Кажется, я помню Харви, — говорит Ронни. — Он ходил между столиками, продавая «Дейли уоркер». Мы его не принимали всерьез». А стоило бы. 6 и 7 февраля 1952 года после очередной «репетиции» в редакции «Каунтераттэк» Харви Мэтусоу дал показания в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Он заявил под присягой, что трое «Ткачей» состоят в компартии. Разгорячившись от света юпитеров и всеобщего внимания, он увлекся и переборщил, едва не угробив «дело»: начал обвинять коммунистов в том, что они будто бы играют на «сексуальных слабостях» американской молодежи, чтобы заманить ее в свою партию.

После лжесвидетельства Мэтта «Ткачей» стали сторониться как неприкасаемых. «Мы уже пробились в самые модные ночные клубы, как вдруг эти «черные списки», — вспоминает один из «Ткачей». — И тогда наша дорожка пошла под уклон. Все круче и круче, пока мы не оказались на задворках Кливленда в таких кабаках, как «Бар Даффи» и «Гриль». Но и там им не давали покоя. «Американский легион» потребовал у Даффи выгнать «Ткачей». На что Даффи, однако, бесстрашно ответил: «Ну уж нет. Это музыка! Отвалите, не то кликну моих мальчиков».

Хотя их пластинка к этому времени разошлась немыслимым тиражом — 4 миллиона экземпляров, «Ткачам» почти нигде не давали выступать. На демонстрации 1 мая 1952 года Пит Сигер шел по Пятой авеню Нью-Йорка в военной форме с плакатом на груди: «Запрещен цензурой».

В начале 1953 года группа, отыграв в последний раз по контракту с фирмой «Декка», взяла субботний отдых, который, как грустно шутил Ли Хейс, «перерос в понедельничный, вторничный и т.д.». Хотя «Ткачи» и выступали вновь с 1955 года по 1963 год, они уже не пользовались былой популярностью — даже в середине шестидесятых, когда произошло возрождение народной песни.

«Каунтераттэк» и ФБР смогли-таки затравить «Ткачей» с помощью своих «черных списков», но песня «Если бы у меня был молот» оказалась несокрушимой. «Ткачам» не представилась возможность вывести ее в разряд «хитов» (эта честь выпала на долю ансамбля «Питер, Поль и Мэри»), но они получили удовлетворение от того, что песню эту не смогли убить никакие эдикты и никакие комитеты и комиссии. Песни, подобно революциям, живут дольше тех, кто их породил. Великие песни, что бы с ними ни случилось — временное превращение в коммерческий боевик, утрата или возрождение, — имеют собственную жизнь.

Нынешняя жизнь «Ткачей» такова: Ронни Джилберт гастролирует с театральной труппой и строит себе дом в лесах Британской Колумбии. Фред Хеллерман сочиняет музыку для фильмов и выпускает пластинки. Ли Хейс, преодолевая нездоровье, работает, как он говорит, над «посмертными мемуарами». Пит Сигер и Тоси Ота живут в коттедже на берегу Гудзона. В свой камин они вмуровали камни, которыми тридцать лет назад в Пикскилле были выбиты стекла в их «джипе».

Харви Мэтусоу в 1955 году публично отрекся от своего лжесвидетельства и получил пять лет тюрьмы, чтобы зализывать раненую совесть. Он стал профессиональным ненавистником компьютеров, возглавив «Международное общество за ликвидацию счетно-вычислительных машин».

Песню «Если бы у меня был молот» исполняли все знаменитости — от Перри Комо до Ареты Фрэнклин.

Люди, травившие «Ткачей», кто умер, кто на пенсии, а кто — неизвестно кто, благодаря исключениям из закона о свободе информации.

Платон однажды заметил, что музыка имеет опасную силу, и посоветовал властителям подвергать ее тщательной цензуре. С этим, безусловно, согласны и чилийский Пиночет, и американское ФБР.

Примечание редакции журнала «Ровесник»

[1] Карл Сэндберг — выдающийся американский поэт (1878—1967).

Опубликовано в журнале «Ровесник», 1981, № 2.

Перевод с английского В. Черняка.

Дэвид Кинг Данауэй (р. 1948) — североамериканский преподаватель, радиоведущий, публицист, профессор Университета Нью-Мексико, заслуженный профессор Университета штата Калифорния в Сан-Франциско. Специалист в области устной истории и фолк-музыки, биограф Пита Сигера.

Автор книг «Хаксли в Голливуде» (Huxley in Hollywood, 1989), «Вспоминая Олдоса Хаксли» (Aldous Huxley Recollected, 1998), «Дискография Пита Сигера» (A Pete Seeger Discography, 2010), соавтор книг «Устная история. Междисциплинарная антология» (Oral History: An Interdisciplinary Anthology, 1996), «Певцы: устная история американского “фолк-возрождения”» (Singing Out: An Oral History of America's Folk Music Revivals, 2010) и др.