| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
Обычными стали барабанный бой и толчея в аллеях. Странно было думать, проходя мимо залепленных дацзыбао аудиторий и лабораторий, что здесь кто-то когда-то занимался, что-то изучал, исследовал. Собрания — вот их назначение. Собрания шли безостановочно, с трансляцией и без, но всегда с хриплыми, возбужденными ораторами, бурной общей реакцией и резкими репликами.
Площадь перед библиотекой стала местом дискуссионных митингов. Они начинались с наступлением темноты и шли при свете «юпитеров» до поздней ночи. Словесные бои нередко переходили в обычную драку, и тогда толпа грозно рычала, а проворные активисты с воспаленными от бессонницы глазами растаскивали спорщиков. Такие места назывались «боевыми площадками».
Суды с рукоприкладством и «уничтожением авторитета» происходили на стадионе.
«Мы должны уничтожить авторитет буржуазного образования и буржуазных знаний», — формулировали задачу судов многочисленные лозунги. Вот почему маоцзэдуновцы подвергали людей публичным издевательствам и бесчеловечному обращению! Ставя к столбу в дурацких бумажных колпаках седовласых профессоров и деканов, «революционеры» смотрели на них как на подопытных животных, которые собственной гибелью должны убеждать «массы» в ничтожестве образования, лишенного «идей» Мао Цзэ-дуна.
А погода стояла отличная, и в аллеях расцвели мимозы. Университет наполнился пряным ароматом и самыми причудливыми переливами мягких красок.
Как-то после завтрака я прогуливался по окаймленным цветущими мимозами аллеям. Со стадиона, где всегда кого-то мучили, вдруг раздался такой исступленный рев, что я невольно шарахнулся в сторону и стал за дерево. На аллею вырвалась вопящая, возбужденная толпа и с поднятыми кулаками, подстегиваемая собственным криком, бегом понеслась, не разбирая дороги, через цветочные бордюры и живые изгороди. Люди бежали плотной массой. Они выкрикивали чьи-то имена, но я уже и не старался вникнуть в смысл, а плотно прижался к стволу дерева, чтобы остаться незамеченным. Так поступил не я один — все находившиеся в аллее китайцы тоже быстро расступились. Бегущие пронеслись мимо, тяжело дыша, и ворвались в подъезд четырехэтажного жилого корпуса для преподавателей и их семей. Из открытых окон донеслись крики.
— Он член партбюро факультета и все дни не выходил из дому. Скрывается от масс. Его почему-то забыли сразу выволочь! — возбужденно рассказывал собравшимся возле дома любопытным щуплый подросток, прибежавший со стадиона.
«Выволочь» стало излюбленным словечком активистов «культурной революции». Оно означало, что человека насильно тащат на публичную расправу.
— Победа! Еще одну сволочь выволокли! — прокричал звонкий юношеский голос из распахнутого окна на втором этаже.
Из подъезда, подгоняемый пинками активистов, быстро вышел, согнувшись в три погибели, пожилой человек. Толпящиеся у подъезда «революционеры» плевали в него, норовя попасть в лицо. Не желая, чтобы его волокли, он сам из последних сил спешил к помосту на стадионе.
«Революционеры», оставшиеся в квартире «выволоченного», принялись за работу. Чей-то звонкий голос торжественно читал членам семьи «революционную» мораль и требовал «идейного перевоспитания».
— Вы должны помочь другим понять всю тяжесть совершенных преступлений, — доносилось из окна. — Если самые близкие родственники открыто обличат преступления, то это будет отвечать пылкости классового чувства. Классовые чувства должны быть сильнее, чем перешедшее из старого общества чувство родства. Во имя Культурной революции и в соответствии с идеями Председателя Мао вы должны выступить. Это спасет вас самих от ошибочных идей...
Пока он говорил, другие ребята, с виду совсем мальчуганы, заклеивали окна квартиры бумагой, расписывали их крепкими ругательствами и проклятьями.
Теперь я понял, что означает такое заклеенное окно жилого дома, ведь я видел их уже немало: в каждом подъезде непременно одно или два заклеенных окна.
Я старался выходить из общежития пореже и много читал у себя в комнате. Но, кроме посещения столовой, мне все же приходилось раза два в день наполнять свой термос кипятком в кубовой возле физической лаборатории сверхнизких температур. Небольшое здание лаборатории сияло люминесцентными лампами. Там всегда кто-нибудь работал допоздна. Проходя как-то мимо двери лаборатории, я обратил внимание на приколотую к ней дацзыбао.
Лаборанты осуждали заведующего лабораторией за то, что он «выше головы ушел в физику», «забывает о политике», «перегружает научной работой» так, что «не остается времени на изучение сочинений Председателя Мао».
На следующий день я увидел приколотый к этому дацзыбао листок из блокнота. То, что на нем было написано, буквально потрясло меня своей смелостью и высоким чувством человеческого достоинства.
«Я верю в физику, науку не только сегодняшнего дня, но и будущего, — писал ученый в ответ на обвинения дацзыбао. — Если сейчас мои знания нужны Китаю, то через двадцать пять лет они станут еще нужнее и важнее. А политику и идеи Мао Цзэ-дуна люди быстро забудут».
На другой же день наружные стены лаборатории были сплошь заклеены новыми дацзыбао. Отповедь ученого, тщательно и крупно переписанная, красовалась в центре, окаймленная траурной рамкой. Рядом красивыми размашистыми знаками стоял ответ:
«...Идеи Мао Цзэ-дуна — солнце человечества, вершина революционной науки нашего времени. Они сейчас побеждают в Китае и завоюют его через год, а через двадцать лет завоюют весь мир. Они навечно станут путеводным светом человечества! А тебя, ничтожное насекомое, люди забудут уже через десять дней...»
Я не был знаком, даже не видел никогда этого китайского физика, я только знал, что он учился в Советском Союзе и руководил в Педагогическом университете лабораторией сверхнизких температур. Но я собственными глазами читал и даже переписал в свой блокнот его полный отваги и достоинства ответ. И я знаю, что не забуду его, пока буду жив сам. Судьба его мне неизвестна — жив он или растерзан толпой фанатиков, но в его лаборатории свет погас.
Схваченных «революционеры» судят, но как живут и что делают осужденные в остающееся время суток? Постепенно они начали попадаться мне на глаза. Очевидно, к одним относились строже, а к другим — гораздо снисходительнее. Если одних волокли полубегом по аллеям, цепко держа за локти, то другие, с опущенной на грудь головой и озираясь по сторонам, сами шли по вызову на суд или какую-нибудь другую «революционную» процедуру.
Разоблаченных и осужденных «врагов революции» «водили» по университету. Это — особое наказание. Его смысл, как мне разъяснили, — уничтожение человеческого достоинства. Так поступали только с теми, кто известен своей ученостью, образованностью или опытом руководящей работы, чтобы развенчать их, развеять ореол вокруг «старой», либо же «черной» культуры — к ней «революционеры» относили все, что существовало до «идей» Мао Цзэ-дуна. Но по сути дела, сама унизительная процедура «вождения» — это возрождение средневекового обычая. Вообще «культурная революция» возродила многие мрачные и невежественные обычаи средневековья, с которыми я знакомился в повестях XI—XIII веков.
Вот это страшное, дикое зрелище, виденное мною воочию:
...Окруженный четырьмя активистами, медленно идет человек. Он связан, и у каждого из них в руках конец веревки. На нем островерхий бумажный колпак и нечто вроде бумажного плаща. Все это небрежно размалевано черными иероглифами, постоянно повторяющими выражения «контрреволюционный элемент», «черная сволочь», «предатель», «черепаха», «подонок», «сукин сын» и прочее. Немного поодаль, позади, шествует с громадным барабаном барабанщик. Медленно и мерно он бьет в него, а в паузах осужденный высоким фальцетом выкрикивает:
— Я старый контрреволюционер! Я не понял идей Председателя Мао! Я презирал революционные массы! Я жил, как буржуй! Я каждый день предавал революцию! Я гнул спину перед черной бандой! Я преданно проводил черную линию!..
За барабанщиком тянется процессия человек из пятидесяти. Время от времени они выкрикивают здравицы в честь председателя Мао и громко заявляют о своей решимости довести до конца «культурную революцию».
Я стоял на обочине, глядя на это шествие. В этот момент осужденный почему-то прокричал свое покаяние тише, чем обычно. Тогда шедший рядом активист размахнулся и дал ему затрещину, прикрикнув:
— Громче!
Шествие следовало дальше, и голос осужденного звучал громче.
Китайский народ любит зрелища, он очень музыкален. Поэтому все, что делали «революционеры», было театральным, торжественным, заранее продуманным церемониалом, нечто вроде какого-то священнодействия.
Но существовали у них наказания и другого рода: трудовые команды. Тут все было без театральности. Наткнулся я как-то на такую команду у себя в Педагогическом университете. Я направлялся к северным воротам. Аллея шла вдоль жилого квартала и была почти безлюдна. Только на середине прохаживались конвоиры с красными повязками, большей частью девушки лет восемнадцати — двадцати. Поравнявшись с ними, я увидел, что в канавах по обеим сторонам аллеи копошатся какие-то люди. Это и была команда осужденных, они чистили канавы.
Работали старики и старухи, на груди у них висели на длинном шнурке дощечки с позорными надписями. Старые люди, присев на корточки, короткими, ручными цапками прочесывали траву и кустарник, собирая жухлые листья, бумажки и прочий мусор. Подобное унижение седин до этого времени было просто немыслимо в Китае, я даже остановился в растерянности. Девушка-конвоир подошла ко мне и, любезно улыбаясь, сказала:
— Здесь проход разрешен, пожалуйста.
— Что это за люди? — спросил я.
— Это враги революции, тунеядцы и кровопийцы. Они недостойны называться людьми, — твердо сказала она.
Я подошел к скорчившейся в канаве старухе со слезящимися красными глазами — на вид ей было за шестьдесят — и, наклонившись, прочитал на болтавшейся у нее на груди дощечке: «Родственница контрреволюционного элемента».
— Но ведь сама-то эта старая женщина не контрреволюционер? — спросил я у девушки-конвоира.
— Как она может быть не контрреволюционером! — удивилась та. — Ее сын — крупный черный бандит. Он был врагом Председателя Мао внутри партии!
Тут ко мне подошел паренек постарше, очевидно начальник конвоя, и предложил проводить меня. Я последовал за ним.
Старики вдоль всей аллеи возились в канаве. Все они были бледны, никто не говорил ни слова.
В конце аллеи к нам подошла еще одна девушка-конвоир.
— Вот эта старуха плохо работает,— указала она на согбенную фигуру.
Оставив меня, молодой начальник подошел вплотную к осужденной и довольно вяло прикрикнул:
— Давай! Пошевеливайся!
В его голосе не было угрозы, а только усталость. Он не ударил старую женщину, хотя для этого у него был повод; а ведь в те дни осужденных избивали и оплевывали даже без малейшего повода. Девушка-конвоир куда лучше усвоила «идеи» Мао Цзэ-дуна: на ее широком лице кроме фанатичной веры в свою правоту можно было прочитать недоумение. Ей очень хотелось примерно наказать строптивую старуху. Начальник понял, что ему следует объяснить свое поведение.
— Я сопровождаю иностранца, — сказал он. — Это советский стажер.
Видимо, он действительно постеснялся моего присутствия и воздержался от рукоприкладства при таком свидетеле. Но девушка была настроена воинственней.
— Какое это имеет значение?! Я не согласна! Мы должны делать Культурную революцию, а не оглядываться на иностранцев, да еще на ревизионистов!
Начальник явно струхнул от такой острой критики и поспешно зашагал вперед, я последовал за ним. У первой боковой аллеи он остановился и предложил мне свернуть в нее: там трудовых команд не было.
Как-то, возвращаясь к себе в общежитие, я увидел над входом плакат с надписью: «Антиревизионистское здание».
Что-то новое. Но что это означает? Буду просто игнорировать, решил я.
В вестибюле ко мне подошел сотрудник канцелярии:
— Вы читали надпись у входа?
— Читал.
— У вас есть замечания?
— Нет. Меня она не касается. Ведь я иностранец, и ваши внутренние дела не имеют ко мне ровно никакого отношения, — резко ответил я, чтобы пресечь всякие разговоры на эту тему.
А все объяснялось просто. После того как руководство канцелярии по работе с иностранцами было изгнано, молодые сотрудники решили отмежеваться от него этой надписью и заняться «революционной» деятельностью. Они целыми днями заседали, плотно набиваясь в прежний кабинет заведующей, и приняли ряд «великих» решений.
Об одном из них я узнал из объявления, вывешенного на стене: срочно установить доску с изречениями Мао Цзэ-дуна у входа в общежитие. Объявление можно было понять как приглашение иностранцам участвовать в этом «священнодействии». Но охотников среди них не нашлось.
Тогда сюда пригнали команду осужденных. Я возвращался из столовой, когда они начали рыть ямы. Было жарко. Под козырьком подъезда стоял молодой конвоир с красной повязкой и лениво болтал со стариком-привратником. Я поздоровался и спросил конвоира, что за стройка здесь затевается.
— Мы вроем столбы, набьем доски, обтянем их красной материей, а поверх напишем изречения Председателя Мао золотыми знаками, — словоохотливо сообщил он мне. — Это будет очень красиво, торжественно и величественно.
— А что за изречения?
Оказалось, что он забыл, какие именно слова вождя будут начертаны. Завтра сюда придут художники и напишут их.
— А кто эти люди? — задал я ему свой обычный вопрос.
— Контрреволюционеры и помещики, — отвечал конвоир.
В самом деле, у одного из землекопов на груди был нашит знак из белой ткани с надписью «помещичий элемент».
— Так, значит, вы помещик, — обратился я к осужденному. — Кем же вы были до «культурной революции»?
Пожилой человек, бледный и осунувшийся, в кургузой и нескладной робе растерянно глядел то на меня, то на конвоира.
— Говори, говори! — милостиво разрешил ему конвоир.
— Я прежде был членом партбюро на историческом факультете, — робко ответил он.
— О, так значит помещиком вы были до Освобождения[I]?
— Нет, до Освобождения я был в восьмой армии[II].
— Так когда же вы были помещиком? — наивно спросил я.
— Я им никогда не был, но мой отец имел больше двадцати му[1] земли и считался помещиком. Я сам всегда участвовал в революции...
Тут конвоир вмешался в разговор.
— Это написано о его социальном происхождении, — ткнул он пальцем в надпись на груди осужденного. — Он вышел из враждебного народу класса. Сейчас во всей его деятельности сказались привычки паразита — все то, что у нас в Китае называется ревизионизмом.
— А вы сами член партии? — осведомился я.
— Нет, но я принадлежу к молодому поколению эпохи Мао Цзэ-дуна! — с нескрываемым самодовольством отвечал конвоир.
— А ведь он стал коммунистом, когда вас еще на свете не было и когда за членство в партии гоминьдановские реакционеры казнили людей. Он уже тогда рисковал жизнью за революцию! — высказал я сотую долю возмущения перед непробиваемой бессовестной демагогией.
Конвоир держался с невозмутимым достоинством истинного победителя.
— Работайте! Живее поворачивайтесь! — прикрикнул он на свою команду и, обратясь ко мне, снисходительно заметил:
— Вам, иностранцам, трудно понять Китай. Вы нас никогда не понимали и не поймете. Вас, наверное, в Советском Союзе считают специалистом по Китаю?
Я отвечал утвердительно, и собеседник хихикнул.
— Конечно, конечно, знающих китайский язык иностранцев совсем немного. Все вы поэтому специалисты, — он лукаво улыбнулся. — Знаете, что сказал про вас премьер Чжоу? Нет? Наш премьер Чжоу говорил об иностранных специалистах по Китаю...
Тут мой собеседник сделал многозначительную паузу.
— Он назвал их дипломированными учеными лакеями американского империализма и современного ревизионизма. Так он говорил. Но главное, он сказал, что их держат для предсказаний, что будет происходить в Китае. Так вот, ни одно их предсказание никогда не сбывается! Так сказал премьер Чжоу. А вы знали, что начнется Культурная революция?
— Не знал, — честно сознался я.
— Вот видите! — конвоир был горд и счастлив. — Эти люди, которых нельзя считать людьми, если они не исправятся, кричали о своих заслугах перед революцией. Но кому нужны их заслуги, если они не хотят усваивать идеи Председателя Мао? Это же самая худшая контрреволюция. Их ничтожная кучка, и массы легко с ними справятся, но их трудно распознать.
— А если человек сражался с гоминьдановцами, это ничего не значит?
— Нет, почему, конечно, это хорошо. Но не главное. Интеллигенты, — увлекся он новой мыслью, — легко поддаются на порывы, но не способны к твердости. Он сражался с гоминьдановцами. Это так, но после победы революции он хотел жить в довольстве, ни в чем себе не отказывая.
— А для чего совершается революция? Разве не для того, чтобы народу жилось лучше?
— Революция совершается во имя революции! Революция вечна, Китай всегда будет революционным. Лучшая жизнь — это жизнь ради торжества идей Мао Цзэ-дуна. Революция позволяет массам овладевать идеями Мао Цзэ-дуна, а это всего важнее!
— Значит, революция совершается ради «идей» Мао Цзэ-дуна? — иронически спросил я.
— Вам этого не понять, ваше сознание заражено современным ревизионизмом, — заявил он мне.
— А что означает такая надпись? — спросил я, не желая углублять спор, и указал на еще одного осужденного с нагрудным знаком «контрреволюционный элемент».
— Я тоже был членом партии и выступал против Культурной революции, — сухо сообщил мне носитель знака.
— Он из тех, кто признал свою вину, — самодовольно заметил конвойный. — Прежде он считался профессором.
— Что же с ними со всеми будет? — спросил я у конвойного как мог спокойнее.
— Мы еще не решили, — последовал ответ. — Они осуждены, но приговора еще не было. Пока мы их исправляем физическим трудом. Вы видите, что труд не тяжелый, но идейно он очень полезен, потому что наглядно показывает им самим величие идей Мао Цзэ-дуна. Это очень важное средство перевоспитания! Потом дело каждого будет рассмотрено. Мы называем такие собрания судом потому, что каждый член коллектива имеет право разоблачать их злодеяния. Но уже сейчас мы перевоспитываем их не только трудом, но и сменой условий жизни. Мы выселили их из квартир, конфисковали имущество и наложили арест на зарплату. Теперь они живут все вместе, и мы охраняем их от гнева масс. Революционеры безгранично великодушны! Сейчас они живут почти в тех же условиях, что и многие крестьяне, простой народ Китая.
— Но почему вы унижаете их человеческое достоинство, бьете, оплевываете?
Конвоир поразмыслил, прежде чем ответить.
— Это классовая борьба, и они — наши классовые враги. Разве у классового врага может быть человеческое достоинство? Смешные слова! Мы не считаем их людьми. У них были прекрасные возможности перевоспитаться и стать верными учениками Председателя Мао Цзэ-дуна, ведь со времени Освобождения прошло уже семнадцать лет. Но они сами не захотели сделать этого. Напротив, они проводили черный курс, устроили в Китае черное царство и ждали того часа, когда он потеряет свой красный цвет. Мы должны их унижать. Старое общество создавало культ вокруг никчемных знаний. Нам нужно вытравить в массах всякое преклонение перед бесполезными знаниями старой интеллигенции. Вот почему мы их водим с барабаном и надеваем позорные колпаки. Пусть все видят, как они смешны и беспомощны! Грош цена их науке! А как они держали себя раньше, как нагло отказывались изучать сочинения Председателя Мао. Они позволяли себе издеваться над нами — новой революционной сменой. Не понимали, что сочинения Мао Цзэ-дуна — вершина человеческой мысли!
Заведя разговор с этим пареньком, который показался мне не таким уж фанатичным, я думал, что услышу какие-то нормальные человеческие рассуждения и слова, но снова, увы, в который раз! — хлебнул стандартной агитации.
Пока мы спорили, команда ускорила темп рытья. Люди, конечно, внимательно слушали, но старались ничем не показать своего интереса и работали с особым нажимом. Ни одна голова не поднялась и никто не смотрел в мою сторону, когда я уходил.
Обычно я шел обедать минут на двадцать позже вьетнамских студентов. Все-таки их насчитывалось чуть ли не сто человек, они выстраивались в очередь и плотно занимали столы. Повар европейской кухни, которого держали в столовой для иностранцев, превратился теперь, так сказать, в моего личного повара — я был у него единственным клиентом. Но я предпочитал китайскую кухню и сохранил в своем рационе из европейской еды только молоко и простоквашу. Приходил я всегда в одно и то же время и сразу получал свой обед на подносе. Ждать совсем не приходилось, чем я очень дорожил.
Однажды, из-за выезда на экскурсию, вьетнамцы запоздали к обеду. Когда я вошел в зал, около раздаточной еще стоял народ.
— Подождите, пожалуйста! — попросила меня повариха, хозяйничающая с половником у супового котла.
От нечего делать я начал бродить по залу вдоль окон, а потом прошелся по темному коридору. Там помещалась контора столовой, и за дверью щелкали на счетах, стояли контрольные весы для продуктов, на полкоридора развалилась груда капустных кочанов, связками лежала у стен зелень к завтрашнему обеду. Коридор выходил в светлый зал прежней столовой для кадровых партийных работников и профессуры. Я остановился на пороге и осмотрелся.
В столовой кроме преподавателей и вообще людей пожилого возраста обедало много молодежи. Дежурные с красными повязками контролировали раздачу пищи, наблюдая за поварами. В дальнем углу зала появилось прорубленное в стене окно с надписью: «Для уродов, чудовищ и всей сволочи нашего университета». У окна стояло в очереди несколько человек с алюминиевыми мисками и нагрудными знаками. Из дверей к окну пробирались все новые осужденные. Им предстояло пересечь весь зал, лавируя между столами и обедающими. Один вошел было нормальной человеческой походкой, но кто-то из сидящих сразу громко крикнул ему:
— Склони голову, сволочь!
Провинившийся немедля согнулся, но было поздно: кто-то подставил ему подножку, другой пхнул споткнувшегося в спину, а молодой человек прямо напротив меня не спеша поднялся и, выждав, когда приблизится осужденный, плюнул ему в лицо.
Получив в миски порцию маринованной капусты и паровую круглую булочку-маньтоу цвета дорожного асфальта, осужденные спешили покинуть страшное место, чтобы поесть в одиночестве. Они торопились прошмыгнуть к выходу, но и на обратном пути их осыпали оскорблениями и ударами.
— Смерть дармоедам!
— Нечего кормить уродов и чудовищ!
— Зря еду переводим!
— Уничтожим негодяев по всей стране!..
Проклятия и озлобленные выкрики перемежались торжествующими возгласами:
— Да здравствует Великая культурная революция!
— Да здравствует Председатель Мао!
Я смотрел на происходящее как на сцену шабаша в театре, не отдавая себе отчета в реальности происходящего. Впрочем, деятельность по перевоспитанию «уродов и чудовищ» не мешала «молодым революционерам» энергично набивать рты рисом, вычищать лапшу из мисок и стучать черпаками по суповым пиалам.
Кто-то вежливо тронул меня за локоть. Повар Ли приветливо улыбнулся:
— А я вас давно ищу! Обед уже готов. Не надо стоять здесь.
— Мне было скучно ждать обеда... — объяснился я на всякий случай.
Самое тихое место в городе — парк Ихэюань в будний день. Только гуляют в нем только приезжие, а не пекинцы. Хорошо сесть в лодку на громадном озере, раздеться и загорать на воде. Сами китайцы обычно не загорают. В их стране так много солнца, что люди привыкли прятаться от него, они его не ценят. Китайцам странно смотреть на загорающего иностранца, они смеются, и только немногие молодые люди сбрасывают куртки и майки в ясный солнечный день.
Парк Ихэюань, дворцы и храмы, беседки, мостики, каналы, павильоны — все построено императрицей Цыси, последней самовластной правительницей маньчжурской династии. Строили его сравнительно недавно, можно сказать, что так и не достроили, но в конце XIX и начале XX века здесь работали лучшие зодчие и художники. Во дворце были собраны редкости, сокровища и драгоценности, шедевры прикладного искусства работы лучших мастеров. Ихэюань, с его обширным водным зеркалом и расписанными галереями по набережной, — любимое место отдыха, куда на выходные выезжает трудовой Пекин. Здесь хорошо в любую погоду, даже в дождь, когда, прогуливаясь по галерее, можно из-под крыши любоваться заботливо распланированным ландшафтом озера, арок, островов и златоверхих крыш.
Переплыть озеро в лодке и вернуться обратно занимает два с половиной часа. Лежа в лодке, я наслаждался солнечным утром и царящей на озере тишиной, прерываемой только ревом турбин на соседнем аэродроме. Тихо — это значит, что не слышно барабанного боя и монотонного выкрикивания лозунгов, повторяемых как буддийское заклятие.
За широким озером — причудливый белокаменный мостик с павильоном, прихоть старой императрицы, а потом озеро поменьше, с заливами и полуостровом-холмом, кустами и деревьями у берега, как будто это уже не городской парк.
Лодка скользнула в тень моста, когда сверху меня окликнули по-английски. Студент-китаец в очках и с книжкой перегнулся через перила павильона. Я ответил ему, что я русский, и парень весело сбежал вниз. Я подвел лодку к берегу, мы поздоровались.
Он сожалел, что не может говорить по-русски. Сам он был из Внутренней Монголии, знал монгольский язык, а в Пекине учил сначала русский, потом английский, а теперь испанский. Услышав это, я понял, что преподавание послушно следовало за флюгером китайской политики. Студент жаловался, что, кроме полуродного монгольского, других языков он толком не усвоил, но все же выговорил весьма чисто несколько отдельных русских слов.
Я уже собирался выйти к нему на берег, как сзади послышалось хлопанье весел. В широких белых чесучовых костюмах двое плотных широкоплечих мужчин дружно налегали на весла. Лодка их была обыкновенной, прогулочной, которую каждый может взять напрокат, но шла она у них особенно быстро.
Моего приветливого собеседника как ветром сдуло в кусты. Оттолкнувшись от берега, я медленно погреб вдоль травы, загорая в одиночестве, а вновь появившаяся лодка, не замедляя хода, описала дугу и нырнула обратно под мост, чтобы уйти в большое озеро.
Поплавав вдоль берегов, я не спеша погреб по середине к далекому причалу. И снова меня окликнули. Пожилой человек в обычной синей робе назвался спасателем. Его лодка подошла к моей, спасатель узнал, что я советский, и любезно предложил искупаться в озере. Я отказался: слишком илистой была вода. После прозрачной, чистой воды наших рек, насыщенные лёссом китайские воды казались непривлекательными для купанья.
Но просто поговорить со спасателем, о простых и понятных по-человечески вещах было очень приятно. Он охотно рассказывал, какую рыбу разводят в озере, где и на что ее удят и какие крупные рыбины выросли тут за шестьдесят лет разведения. Рыб отлавливают для лучших городских ресторанов. Но старая крупная рыба умеет избегать сетей. Поймать ее можно только на удочку, однако дело это нелегкое: рыба в озере хорошо упитанна, привередлива, и надо знать, на что она любит брать, а вкусы ее меняются с погодой. Чтобы удить рыбу в парке, надо брать билет и при выходе, если попались рыбины крупнее килограмма, уплатить за вес. Огромное озеро было вырыто человеческими руками для императорского удовольствия и, несмотря на размеры, является мелким. Недавно к нему подвели новый канал, проточной воды хватает, за трое суток вода заменяется полностью...
Из парка я уходил довольным и успокоенным. В старинном квадратном дворике у выхода приятно было выпить холодный компот из кислой сливы или горячий цветочный чай. Старый парк оставался по-прежнему чудесным, столичный город пока еще жил спокойно и только в стенах университетов совершалась «культурная революция».
По университету поползли слухи о самоубийствах. Говорили, что работник разогнанного пекинского горкома КПК утопился в быстрых водах обводного канала, который обновлял воду озера в парке Ихэюань. Слышал я и о том, что преподаватель марксизма-ленинизма, простояв несколько суток у позорного столба перед беснующейся толпой «революционеров», не вынес издевательств и покончил с собой, бросившись в колодец. Но слухи и разговоры — одно, а вот когда видишь такие вещи собственными глазами — совсем другое.
В один из дней, проходя мимо административного корпуса, у входа в который, как это обычно бывало, шел митинг, я насторожился. Оратор обращался к собравшимся с парадной лестницы, как и в день штурма парткома, но слушатели вели себя непривычно, непрерывно двигались, старались заглянуть через головы впереди стоящих на что-то. Оказывается, они все подходили поглядеть на безжизненное тело худого, в обтрепанной одежде студента. В толпе оживленно обсуждали его гибель, не очень-то слушая кричавшего оратора. Студент этот был сиротой и, что особенно тревожило «революционеров», из крестьянской бедняцкой семьи. Как я узнал впоследствии, еще в годы гражданской войны сироту-мальчика подобрал политработник Народно-освободительной армии, пришедший со своей частью в его родную деревню. Сирота прижился в новой семье, был усыновлен, получил образование и поступил в университет, в чем ему помог приемный отец. После демобилизации комиссар был направлен в Пекинский педагогический университет. Он здесь работал и учился, стал видным деятелем в партийной организации, а теперь попал в число «больших черных бандитов». «Революционеры» писали и говорили, что если Пекинский горком во главе с Пэн Чжэнем — «черный магазин», то партком Педагогического университета — «черная лавочка». При осуждении бывшего политработника на собрании от студента потребовали отказаться от своего приемного отца, но юноша не пошел на это. Более того, опираясь на свое бедняцкое происхождение, как на последний, хоть и слабый, козырь, он пытался оправдать осужденного, а такое не прощалось уже никому.
— Мы были вынуждены осудить его самого, — распинался оратор со ступеней, — но не с легким сердцем мы пошли на борьбу с нашим братом по классу, обманутым классовым врагом. Мы хотели, чтобы он прозрел и осознал свою жизнь, но он упорствовал в заблуждении, поставил личную благодарность выше классовой. Он не хотел понять, что своей судьбой обязан не предателю революционных масс, а нашему великому вождю Председателю Мао, освободившему китайский народ и поднявшему нас на Великую культурную революцию. Шесть часов мы обсуждали его на собрании и поняли, что он переродился во врага и не способен склонить голову перед массами, послужить примером для других, не способен отстаивать великие идеи Председателя Мао! И вот доказательство, что все так и есть на самом деле! Он выпрыгнул в окно от страха перед массами и от ненависти к революции! Он хотел своей смертью навредить Культурной революции, но вы все свидетели, что его злобный замысел сорвался! Он ничуть не повредил революции, а, напротив, доказал всем, что он враг. Теперь нет сомнений на этот счет. Но он своим самоубийством доказал и другое, он доказал, что враги Культурной революции бессильны, даже своей смертью они не могут помешать тому, что идеи Мао Цзэ-дуна завоевывают семисотмиллионный китайский народ!
Апломб и демагогия оратора были безмерны, просто непередаваемы, но все же не воздействовали обычным образом на собрание. Оно шло необычно, без оваций и здравиц, без привычного нечленораздельного рева. Люди подходили посмотреть на погибшего, разговаривали вполголоса друг с другом о случившемся, и не было здесь той атмосферы опьяняющего массового экстаза, которая для меня казалась всего страшнее на «революционных» собраниях.
Я всегда питал симпатию к китайцам и охотно дружил со своими сверстниками. Но теперь, столкнувшись лицом к лицу с «культурной революцией», я невольно задумался. Университетская молодежь забросила книги, оплевывала седины, насмехалась над знаниями и самой наукой; эти прежде такие милые и вежливые ребята стали насильниками и погромщиками. Может ли что-нибудь еще быть горше? И все же я пытался объяснить самому себе их поведение: они только инструмент, орудие злой воли. Вина же за все творимое падает на тех, кто сознательно, в государственном масштабе развязал дикие инстинкты, сделал одних прямыми жертвами насилия, а других развратил насилием.
Вблизи трудно рассмотреть тайные политические пружины, скрытно действующие за спиной взбудораженной толпы. Кто и как руководил «культурной революцией»? Картина раскрывалась постепенно. «Революционеры» чувствовали могучую поддержку государственной силы за спиной, которая обеспечивала им безнаказанность и свободу рук. Как раковая опухоль, движение «культурной революции» поражало и уничтожало жизненно важные органы страны, а центр, мозг, ЦК КПК, был парализован либо, что еще хуже, поощрял их шаг за шагом. Любое хулиганство было оправдано, глумление над людьми вошло в быт. Ни один полицейский, ни один солдат не смели вмешиваться в поощряемый сверху произвол толпы. Жертвы и страдания стояли за словами демагогов о том, что «подобного китайской культурной революции в мире не было». Да, чего не было, того не было.
Примечание автора
[1] Му — китайская мера площади, равная 1/16 га.
Комментарии научного редактора
[I] То есть до победы Китайской революции в 1949 г.
[II] 8-я армия — подразделение гоминьдановской Национальной революционной армии Китая (НРА), созданное в апреле 1937 г., после переговоров Гоминьдана с КПК и СССР, для совместной борьбы с японскими оккупантами. Несмотря на формальное вхождение в НРА, 8-я армия полностью контролировалась и управлялась КПК. Во главе армии стояли Чжу Дэ и Пэн Дэ-хуай. 8-я армия сыграла большую роль в освобождении северо-восточных районов Китая от японских захватчиков. После начала гражданской войны с Гоминьданом была преобразована в Северо-Восточную народно-освободительную армию.
Глава из книги: Желоховцев А.Н. «Культурная революция» с близкого расстояния. (Заметки очевидца.) М.: Издательство политической литературы, 1973.
Комментарии научного редактора: Александр Тарасов.
Алексей Николаевич Желоховцев (р. 1933) — советский, затем российский филолог и историк, китаист.
Развернувшаяся ныне Великая пролетарская культурная революция — это великая революция, затрагивающая живую душу людей, это новый этап еще более глубокого и широкого развития социалистической революции в нашей стране. На Х пленуме ЦК партии восьмого созыва товарищ Мао Цзэ-дун говорил: чтобы свергнуть ту или иную политическую власть, всегда необходимо прежде всего подготовить общественное мнение, проделать работу в области идеологии. Так поступают революционные классы, так поступают и контрреволюционные классы. Практика подтвердила полную правильность данного положения товарища Мао Цзэ-дуна. Хотя буржуазия уже свергнута, она тем не менее пытается с помощью эксплуататорской старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев разложить массы, завоевать сердца людей, усиленно стремится к своей цели — осуществлению реставрации. В противовес буржуазии пролетариат на любой ее вызов в области идеологии должен отвечать сокрушительным ударом и с помощью пролетарской новой идеологии, новой культуры, новых нравов и новых обычаев изменять духовный облик всего общества. Ныне мы ставим себе целью разгромить тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, раскритиковать реакционных буржуазных «авторитетов» в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, с тем чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя.
Главной силой этой Великой культурной революции являются широкие массы рабочих, крестьян, солдат, революционной интеллигенции и революционных кадров. Отважным застрельщиком выступает большой отряд неизвестных дотоле революционных юношей, девушек и подростков. Они напористы и умны. Путем полного высказывания мнений, полного разоблачения и исчерпывающей критики с помощью «дацзыбао» («газет, написанных большими иероглифами») и широких дискуссий они повели решительное наступление на открытых и скрытых представителей буржуазии. В таком великом революционном движении им, разумеется, трудно избежать тех или иных недостатков. Однако, их революционное главное направление неизменно остается правильным. Таково главное течение Великой пролетарской культурной революции, таково главное направление, по которому она продолжает двигаться вперед. Будучи революцией, Культурная революция неизбежно встречает сопротивление. Источником этого сопротивления являются главным образом те облеченные властью, которые пролезли в партию и идут по капиталистическому пути. Его источником является также и старая сила общественной привычки. В настоящее время это сопротивление все еще является довольно большим и упорным. Однако, как бы то ни было, Великая пролетарская культурная революция остается общей и неудержимой тенденцией развития. Масса фактов показывает, что при полной мобилизации масс это сопротивление можно быстро сломить. Поскольку сопротивление довольно велико, борьба будет сопровождаться рецидивами и даже множеством рецидивов. Но от таких рецидивов нет какого-либо вреда. Они позволят пролетариату и другим трудящимся массам, в особенности молодому поколению, закалить себя, приобрести опыт и извлечь уроки, понять, что путь революции извилист, а не прям.
Судьба нынешней Великой культурной революции зависит от того, найдет ли в себе партийное руководство мужество смело поднимать массы. В настоящее время партийные организации различных ступеней с точки зрения руководства Культурной революцией делятся на четыре категории: 1) Организации, руководители которых стоят впереди движения, смело и решительно поднимают массы. Эти руководители ставят во главу угла слово «мужество» и выступают бесстрашными борцами за коммунизм, достойными учениками товарища Мао Цзэ-дуна. Они — сторонники «дацзыбао» и широких дискуссий, поощряют массы разоблачать всю и всякую нечисть и вместе с тем критиковать недочеты и ошибки в своей работе. Такое правильное руководство есть результат выдвижения на первое место пролетарской политики, результат ведущей роли идей Мао Цзэ-дуна. 2) Ответственные работники многих организаций руководят этой великой борьбой с весьма слабым пониманием своего долга, весьма недобросовестно и весьма неэффективно и поэтому пребывают в крайне беспомощном положении. Они ставят на первое место слово «страх», цепляются за отжившие порядки, не хотят ломать принятые шаблоны, не хотят двигаться вперед. Новый революционный порядок масс оказался для них неожиданным, в результате их руководство отстает от обстановки, отстает от масс. 3) Ответственные работники некоторых организаций, допустившие те или иные ошибки в повседневной работе, в еще большей степени ставят слово «страх» на первое место и боятся, как бы массы не ухватились за их промахи. А на самом деле, если они проведут серьезную самокритику и воспримут критику масс, то они встретят понимание со стороны партии и масс. В противном случае они совершат новые ошибки и станут в конечном счете препятствием для массового движения. 4) Некоторые организации находятся под контролем тех облеченных властью, которые пролезли в партию и идут по капиталистическому пути. Эти лица страшно боятся, как бы массы не разоблачили их, и поэтому ищут всевозможные предлоги для зажима массового движения. Чтобы завести движение на ложный путь, они прибегают к таким приемам, как отвлечение внимания от главного объекта и выдача черного за белое. Почувствовав себя в крайней изоляции и увидев, что дела их хуже некуда, они плетут новые интриги, нападают из-за угла, фабрикуют слухи и всячески замазывают грань между революцией и контрреволюцией, чтобы нанести удар по революционерам. Центральный комитет партии требует, чтобы партийные комитеты всех ступеней твердо осуществляли правильное руководство, ставили слово «мужество» во главу угла, смело поднимали массы, вышли из беспомощного положения там, где оно существует, поощряли товарищей, допустивших ошибки, но желающих исправить их, сбросить с себя груз и включиться в бой, сняли с занимаемых должностей тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, отобрали у них власть и вернули ее пролетарским революционерам.
Единственным методом Великой пролетарской культурной революции является самоосвобождение масс, здесь недопустима какая-либо подмена. Нужно верить в массы, опираться на массы и уважать инициативу масс. Надо отбросить слово «страх». Не следует бояться беспорядков. Товарищ Мао Цзэ-дун постоянно учит, что революция не может совершаться так изящно, так деликатно, так чинно и учтиво. Пусть массы в ходе этого великого революционного движения сами воспитывают себя и распознают, что верно, а что ошибочно, какие методы правильны, а какие неправильны. Необходимо полностью использовать «дацзыбао» и широкие дискуссии, добиваться широкого и полного высказывания мнений, чтобы массы могли изложить свою правильную точку зрения, подвергнуть критике ошибочные взгляды и разоблачить всю и всякую нечисть. Только тогда широкие массы смогут в ходе борьбы повысить свою сознательность, умножить свои способности, различить, что правильно, а что неправильно, провести четкую грань между своими и врагами.
Кто наши враги и кто наши друзья? Вот вопрос, который имеет первостепенное значение в революции, первостепенное значение в Великой культурной революции. Партийное руководство должно уметь выявлять левых, ширить и крепить их ряды, решительно опираться на революционное левое крыло. Только таким путем в ходе движения можно полностью изолировать наиболее реакционных правых элементов, завоевать на свою сторону промежуточные силы, сплотить огромное большинство и добиться к концу движения сплочения свыше девяноста пяти процентов кадров и свыше девяноста пяти процентов масс. Сосредоточить все силы для нанесения удара по горстке ультрареакционных буржуазных правых элементов, контрреволюционных ревизионистов, полностью разоблачить и поставить под огонь критики их преступления против партии, против социализма, против идеи Мао Цзэ-дуна, максимально изолировать их. Центр тяжести нынешнего движения — борьба против тех облеченных властью, которые находятся в рядах партии и идут по капиталистическому пути. Обратить внимание на то, чтобы строго отличать антипартийных, антисоциалистических правых элементов от тех, кто стоит на стороне партии и социализма, но допустил некоторые ошибочные высказывания и действия, написал некоторые порочные статьи или порочные произведения. Обратить внимание на то, чтобы строго отличать буржуазных реакционных ученых-сатрапов и реакционных «авторитетов» от тех, кто придерживается обычных буржуазных взглядов в науке.
Следует четко различать два неодинаковых по своему характеру типа противоречий: противоречия внутри народа и противоречия между нами и нашими врагами. Нельзя возводить противоречия внутри народа в противоречия между нами и нашими врагами, нельзя также принимать противоречия между нами и нашими врагами за противоречия внутри народа. Наличие неодинаковых мнений среди масс — нормальное явление. Споры между разными мнениями неизбежны, необходимы и полезны. В ходе нормальных и исчерпывающих дискуссий массы подтверждают правильное, исправляют ошибочное и постепенно достигают единства взглядов. В ходе дискуссий необходимо применять метод приведения фактов, выяснения истины и убеждения доводами. Нельзя прибегать к каким-либо средствам давления, чтобы навязать свое мнение меньшинству, придерживающемуся иной точки зрения. Меньшинство следует защищать, ибо иногда правда на его стороне. Даже когда меньшинство ошибается, ему все же следует позволить высказаться и остаться при своем мнении. Когда идет дискуссия, ее нужно вести словами, а не пускать в ход силу. В ходе дискуссий каждый революционер должен уметь мыслить самостоятельно и развивать коммунистический стиль «смело думать, смело высказываться и смело действовать». При условии, что главное направление едино, революционные товарищи в интересах укрепления сплоченности должны избегать бесконечных споров по несущественным вопросам.
Ответственные работники некоторых учебных заведений, учреждений и рабочих групп не только организуют контрнаступление против масс, критиковавших их в «дацзыбао», но и выдвигают такие лозунги, как выступать против руководителей своего учреждения или рабочей группы значит выступать против ЦК партии, выступать против партии и социализма, значит совершать контрреволюцию. Поступая таким образом, они неизбежно наносят удары по некоторым подлинно революционным активистам. Это — ошибка в ориентации, ошибка в линии. Такие действия ни в коем случае недопустимы. Некоторые люди с серьезными ошибочными взглядами и в особенности некоторые антипартийные, антисоциалистические правые элементы, воспользовавшись кое-какими недостатками и ошибками в массовом движении, распространяют слухи, занимаются подстрекательством и злонамеренно разделываются с массами как с «контрреволюционерами». Необходимо зорко следить за этими нечистыми на руку людьми и своевременно разоблачать их трюки. В ходе движения необходимо карать по закону действующих контрреволюционеров, которые совершили такие преступления, как убийство, поджог, отравление, вредительство, хищение государственной тайны, и чья вина полностью доказана. Помимо этих случаев не следует вести борьбу против учащихся высших, специальных, средних учебных заведений и начальных школ. Для того чтобы предотвратить отвлечение внимания от главного объекта борьбы, воспрещается под каким бы то ни было предлогом подстрекать одну часть масс или учащихся к борьбе против другой их части. И даже в отношении действительно правых элементов предпринимать соответствующие меры следует лишь на поздней стадии движения.
Кадры в общем можно разбить на следующие четыре категории: 1) Хорошие; 2) Сравнительно хорошие; 3) Допустившие серьезные ошибки, но еще не являющиеся антипартийными, антисоциалистическими правыми элементами; 4) Незначительное число антипартийных, антисоциалистических правых элементов. Обычно первые две категории (хорошие и сравнительно хорошие) составляют огромное большинство. Антипартийных, антисоциалистических правых элементов необходимо полностью разоблачить, ниспровергнуть, разгромить и дискредитировать, свести на нет их влияние. В то же время нужно оставить им выход, позволить начать новую жизнь.
В ходе Великой пролетарской культурной революции стало появляться много новых вещей и явлении. Такие формы организации, как группы Культурной революции и комитеты Культурной революции, созданные массами во многих учебных заведениях и в учреждениях, представляют собой новое явление великого исторического значения. Группы, комитеты и конференции Культурной революции являются самыми лучшими новыми формами организации, с помощью которых массы под руководством Коммунистической партии сами воспитывают себя. Они служат самым лучшим мостом, тесно связывающим нашу партию с массами. Они представляют собой органы власти Пролетарской культурной революции. Пролетариату предстоит весьма и весьма длительная борьба против оставшихся от эксплуататорских классов существовавших тысячелетиями старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев. Поэтому группы, комитеты и конференции Культурной революции должны быть не временными, а постоянными массовыми организациями, рассчитанными на длительный период времени. Эти формы организации оправдывают себя не только в учебных заведениях и учреждениях, они в основном применимы и к промышленным предприятиям, городским районам и деревням. Члены групп и комитетов Культурной революции, а также делегаты конференций Культурной революции должны избираться путем всеобщих выборов, наподобие того, как это было в Парижской Коммуне. Список кандидатов выдвигается революционными массами после полного обмена мнениями и представляется на голосование после неоднократных обсуждений среди масс. Члены групп и комитетов Культурной революции, делегаты конференций Культурной революции могут быть в любое время подвергнуты критике со стороны масс, а в случае, когда они не справляются со своими обязанностями, после обсуждения в массах могут быть переизбраны или отозваны и заменены другими. В учебных заведениях группы, комитеты и конференции Культурной революции должны состоять главным образом из революционных учащихся и вместе с тем включать в себя известное число представителей революционных преподавателей, рабочих и служащих.
Преобразовать старую систему просвещения, старый курс и старые методы обучения — такова одна из крайне важных задач нынешней Великой пролетарской культурной революции. В ходе этой Великой культурной революции необходимо полностью покончить с таким явлением, как господство буржуазной интеллигенции в наших учебных заведениях. В учебных заведениях всех типов необходимо последовательно претворять в жизнь выдвинутый товарищем Мао Цзэ-дуном курс — образование на службу пролетарской политике, сочетать обучение с производительным трудом, с тем чтобы получающие образование могли развиваться нравственно, умственно и физически, чтобы они стали культурными трудящимися, обладающими социалистической сознательностью. Срок обучения нужно сократить. Нужно уплотнить учебный план и учебную программу. Учебные пособия нужно полностью переделать, причем некоторые нужно прежде всего освободить от всяких нагромождений. Учащиеся должны совмещать свою главную задачу — учиться — с другим, то есть не только заниматься своей учебой, но и приобщаться к промышленному, сельскохозяйственному труду, военному делу, должны также в любое время участвовать в такой борьбе, как Культурная революция, подвергающая критике буржуазию.
В ходе такого массового движения, как Культурная революция, необходимо умело сочетать пропаганду пролетарского мировоззрения, пропаганду марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэ-дуна с критикой буржуазной и феодальной идеологии. Нужно организовать критику как проникших в партию типичных представителей буржуазии, так и типичных реакционных буржуазных «авторитетов» в науке, а в частности критику всевозможных реакционных взглядов в области философии, истории, политэкономии, педагогики, литературы и искусства, литературоведения и искусствоведения, теории естественных наук и т.д. Вопрос о поименной критике в печати должен обсуждаться в партийном комитете соответствующей инстанции, а в некоторых случаях необходима санкция вышестоящего партийного комитета.
В нынешнем движении следует продолжать осуществлять курс «сплочение — критика — сплочение» в отношении ученых, инженерно-технических и рядовых работников, если только они патриотически настроены, активно работают, не выступают против партии и социализма, не поддерживают тайных связей с заграницей. Нужно оберегать тех ученых и научно-технических работников, которые имеют заслуги. Следует помогать им постепенно преобразовать свое мировоззрение и стиль работы.
Центр тяжести нынешней Пролетарской культурной революции приходится на культурно-просветительные учреждения и руководящие партийно-государственные органы в крупных и средних городах. Великая культурная революция обогащает движение за социалистическое воспитание в городе и деревне, поднимает его на еще более высокую ступень. Оба движения необходимо увязывать друг с другом. Различные районы и ведомства планируют их, исходя из своих конкретных условий. Не следует нарушать движение за социалистическое воспитание в тех деревнях и на тех городских предприятиях, где оно проходит нормально и где первоначальные планы являются целесообразными. Там надо действовать в соответствии с этими планами. Однако вопросы, поднятые в нынешней Великой пролетарской культурной революции, в соответствующий момент должны быть переданы на обсуждение массам с тем, чтобы содействовать дальнейшему всемерному утверждению пролетарской идеологии и всемерной ликвидации буржуазной идеологии. В некоторых местах Великая пролетарская культурная революция служит центральным звеном, которое способствует движению за социалистическое воспитание, политической, идеологической, организационной и экономической чистке. Такая практика допустима там, где местные парткомы находят ее целесообразной.
Цель Великой пролетарской культурной революции — революционизировать сознание людей и, следовательно, чтобы они работали во всех областях еще больше, быстрее, лучше и экономнее. При полной мобилизации масс и целесообразном распределении сил можно гарантировать, что Культурная революция и производство будут развиваться без ущерба друг другу, можно обеспечить высокое качество работы во всех областях. Великая пролетарская культурная революция служит мощной движущей силой в развитии общественных производительных сил нашей страны. Было бы неправильно противопоставлять Великую культурную революцию развитию производства.
Культурная революция и движение за социалистическое воспитание в воинских частях проводятся в соответствии с указаниями Военного Совета ЦК КПК и Главного политического управления НОАК.
В ходе Великой пролетарской культурной революции необходимо высоко нести великое красное знамя идеи Мао Цзэ-дуна и ставить пролетарскую политику во главу угла. Необходимо развертывать среди широких масс рабочих, крестьян и солдат, кадров и интеллигенции движение за изучение и применение трудов товарища Мао Цзэ-дуна в тесной связи с жизнью, необходимо рассматривать идеи Мао Цзэ-дуна как руководство к действию в Культурной революции. В сложной обстановке Великой культурной революции партийные комитеты всех ступеней тем более должны добросовестно изучать и применять произведения товарища Мао Цзэ-дуна в тесной связи с жизнью, в частности вновь и вновь изучать такие труды товарища Мао Цзэ-дуна о Культурной революции и методах партийного руководства, как «О новой демократии», «Выступления на совещании по вопросам литературы и искусства в Яньани», «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа», «Речь на Всекитайском совещании КПК по вопросам пропагандистской работы», «Несколько вопросов, касающихся методов руководства», «Методы работы партийных комитетов». Руководствуясь неизменными указаниями товарища Мао Цзэ-дуна, партийные комитеты всех ступеней должны неуклонно претворять в жизнь линию масс — черпать у масс и нести в массы, сначала быть их учеником, а потом учителем. Необходимо всемерно избегать односторонности и ограниченности. Необходимо выступать за материалистическую диалектику, против метафизики и схоластики. Великая пролетарская культурная революция, руководимая Центральным Комитетом партии во главе с товарищем Мао Цзэ-дуном, непременно увенчается великой победой.
Принято 8 августа 1966 года.
Опубликовано отдельной брошюрой: О Великой культурной пролетарской революции. Постановление Центрального Комитета Коммунистической партии Китая о Великой пролетарской культурной революции. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 1966.
Перевод с китайского: Издательство литературы на иностранных языках.