| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
Служить народу
«Умереть суждено каждому, но не каждая смерть имеет одинаковое значение. Древний китайский писатель Сыма Цянь говорил: “Умирает каждый, но смерть одного весомее горы Тайшань, смерть другого легковеснее лебяжьего пуха”. Смерть за интересы народа весомее горы Тайшань, смерть фашистского наёмника, смерть за интересы эксплуататоров и угнетателей народа легковеснее лебяжьего пуха». [1]
20 000 человек умирают каждый год потому, что акционеры автомобильной промышленности заинтересованы только в своей прибыли и при этом не принимают в расчет техническую безопасность автомобилей и дорог.
5000 человек умирают каждый год на рабочем месте или по дороге на работу и с работы потому, что для владельцев средств производства имеет значение только прибыль, а не жизнь работников.
12 000 человек каждый год кончают жизнь самоубийством потому, что они не хотят умереть на службе у капитала.
1000 детей каждый год убивают невыносимыми жилищными условиями — только потому, что владельцы домов и земель хотят иметь возможность получать высокий доход.
Смерть на службе у эксплуататоров люди называют «естественной смертью». Отказ умирать на службе у эксплуататоров люди называют «неестественной смертью». Поступки, совершенные людьми в отчаянии из-за условий работы и жизни, которые создал капитал, называют «преступлением». Говорят, что с этим нельзя ничего поделать.
Для того, чтобы люди не изменили свое неверное мнение на правильное, федеральный министр внутренних дел, министры внутренних дел земель и федеральная прокуратура сформировали полицейские команды палачей. Господство капитала невозможно без неверных представлений о преступлении и смерти.
Петра [2], Георг [3] и Томас [4] погибли в борьбе за то, чтобы никто не умирал на службе у эксплуататоров. Они были убиты, чтобы капитал мог спокойно продолжать убивать и чтобы люди и впредь думали, что с этим ничего нельзя поделать.
... но борьба только началась!
Брандт [5] ездил в Тегеран, чтобы развеять у шаха остатки дурного настроения от его приема западногерманскими и западноберлинскими студентами летом 1967 года [6]. Он сообщил ему, что эти левые в Федеративной республике и Западном Берлине уничтожены, остатки их ликвидируются, конфедерация иранских студентов достаточно изолирована, законы в отношении иностранцев, которые позволят ликвидировать эту организацию, находятся в разработке. Политика Брандта стала выражением политики концернов, господствующих на внутренних и внешних рынках. Брандт заявил в Тегеране, что внешняя политика Федеративной республики должна исходить из ее собственных интересов и быть свободной от идеологических предрассудков.
Интересы Федеративной республики в Иране — это интересы немецкой колонии в Тегеране: «Сименс», «АЭГ-Телефункен», «Байер», «БАСФ», «Хёхст», «Даймлер-Бенц», «Дойче Банк», «Маннесманн», «Хохтиф», «Клёкнер-Гумбольдт-Дойтц», «Мерк», «Шеринг», «Роберт Бош», Баварский объединенный банк, «Тиссен», «Дегусса» и другие. Это те, кто приветствовал приезд канцлера в тегеранских ежедневных газетах, те, ради кого шах дал распоряжение ежедневной прессе представить канцлера в возвышенных тонах как лауреата Нобелевской премии за мир. Это те, кто находится в Иране потому, что у шаха тоже нет идеологических предрассудков: из-за дешевой рабочей силы, из-за стабильной политической обстановки в этой стране, а кроме того, из-за сырья и близости определенных рынков.
Под «идеологическими предрассудками» канцлер и шах подразумевают интересы немецкого и иранского народов в отношениях между этими странами. За три дня до приезда Брандта в Тегеране убили четырех товарищей, в Аугсбурге — Томаса Вайсбекера. Спустя неделю после отъезда Брандта в Тегеране в отношении девяти товарищей были приведены в исполнение смертные приговоры. Федеральный прокурор Мартин [7] похвалил полицейских, которые проявили себя «с лучшей стороны» при проведении тотальной облавы в Аугсбурге и Гамбурге.
Немецкий капитал в Иране имеет налоговые льготы. Кредиты, направленные на помощь развивающимся странам, идут на финансирование немецких проектов в Иране. Немецкая военная помощь позволила модернизировать в Иране арсенал кайзеровских времен. 22 миллиона немецких марок, вложенных в иранскую военную промышленность в 1969 году, привели к последующим заказам для немецкой военной промышленности на 250 миллионов немецких марок. Используя G-3 и MG-3 [8] в борьбе против «преступности» в Иране, режим шаха заботится о том, чтобы и в дальнейшем зарплаты в Иране оставались на таком же низком уровне, политические условия оставались стабильными, условия для роста стоимости немецкого капитала в Иране — благоприятными, чтобы можно было снизить зарплаты в Германии, мотивируя это тем, что производство может быть вывезено за границу, чтобы воздействовать на немецкую общественность, говоря, что антифашистский протест против шаха якобы угрожает немецкой внешней политике, интересам ФРГ.
После коленопреклонения канцлера в Польше [9] — теперь коленопреклонение перед шахом-убийцей. Порабощение польского, русского, чешского, венгерского народа немецким фашизмом больше не актуально. Актуально порабощение иранского народа немецким империализмом. Нюрнбергские законы [10] больше не актуальны. Актуальны законы против иранских студентов, против греческих, турецких и испанских рабочих — рабочих, которые приезжают из стран с фашистскими режимами. Немецкие концерны извлекают выгоду из фашизма в этих странах, они оказывают давление на рабочих здесь, используя те условия, которые фашизм создает там. Смертные приговоры, которые здесь не грозят арестованным товарищам, не грозят им потому, что они приводятся в исполнение в Иране, Турции, Греции и Испании.
Западногерманские левые обошли молчанием визит Брандта в Иран. Они позволили ему трепать там языком. Они позволили Ховейде [11] распространяться о том, что смертные приговоры были направлены только против обычных уголовников. Хотя шах щепетилен. Хотя уже 2 июня [12] внесло небольшой разлад в отношения Федеративной республики и Ирана, хотя репутация шаха является настолько подмоченной, насколько это только возможно, хотя известно, что враги народа ничего так сильно не боятся, как называться врагами народа. Хотя можно предположить, что Брандт чувствовал себя не совсем хорошо среди этого лицемерия. Хотя немецкий капитал предрасположен к фашизму, хотя нетрудно представить связь между фашизмом в Иране и немецким капиталом в Иране, и нет никого, кто может защищать эти отношения, не заблуждаясь.
Левые интеллектуалы знают, что изменить сложившееся положение дел могут только пролетарские массы. Только западногерманские народные массы могут экспроприировать концерны, которые находятся во взаимовыгодных отношениях с фашизмом шаха. Зная об этом, левые перестали критически относиться к фашизму шаха, к господству немецкого капитала в «третьем мире». Зная, что сопротивление западногерманских народных масс может получить развитие только в результате нарастания проблем внутри ФРГ, они прекратили делать объектом критики проблемы в «третьем мире».
Это свидетельствует о догматизме и узколобости таких левых. Тот факт, что рабочий класс в Западной Германии и Западном Берлине думает и действует только в национальных рамках, не отменяет того, что капитал думает и действует глобально, и этот факт является скорее проявлением раскола пролетариата, проявлением его слабости. Левые, которые делают объектом своей критики только внутреннюю политику капитала и не обращают внимание на его внешнюю политику, сами провоцируют раскол в рядах рабочего класса. Они говорят рабочему классу половину правды о характере Системы, о политике капитала, с которой рабочий класс сталкивается — ежедневно, в борьбе за повышение заработной платы, — и будет сталкиваться в обозримом будущем. Противоречие состоит в том, что их экономические анализы и политические оценки основательнее, радикальнее и точнее, чем все то, что создали западногерманские левые до спада производства в 1966—1967 годах. Эти левые имеют представление о конце фазы послевоенной реконструкции и об усилении западногерманского империализма, они знают, что должны быть готовы к классовой борьбе в исключительных условиях [13]. И так же, как в пропагандистском и организационном плане они ограничивают себя сугубо национальными рамками, так и их представления о революционных методах борьбы ограничены и лишены фантазии. Антикапиталистический протест охватил учебные заведения, профсоюзы и СДПГ. Попытки левых придать ему «научную ориентацию», удерживать и укреплять свои позиции в вузах, усваивать марксизм и делать его доступным для учащихся учебных заведений и для учеников на производстве, проанализировать историю рабочего движения, внедриться на предприятия и в учебные заведения, обсуждать готовность к сопротивлению и организовывать сопротивление — эти попытки противоречат их признанию в качестве методов борьбы тех методов, какие рабочий класс разработал в период конкурентного капитализма и парламентаризма. А именно, когда Роза Люксембург на опыте всеобщей стачки в России в 1905 году признала огромное значение забастовки в политической борьбе, а Ленин — значение профсоюзной борьбы. Это — противоречие между их отношением к немецкому рабочему движению как к своей собственной истории и их отношением к развивающейся организации западногерманского капитала, западногерманского империализма как к своей исторической современности.
Часть революционных левых все еще считает РАФ личным делом Баадера и Майнхоф и обсуждает вопрос о вооруженной борьбе, как Ховейда — с позиции «Бильд» и «Берлинер цайтунг» [14], относя ее к криминалу. Поэтому они приписывают нам ложные мотивы и идеи. Тем самым они не разрешают противоречия между своим пониманием классовой борьбы и своим представлением о революционных методах борьбы. Они относят к нашей субъективной проблеме то, что является объективной проблемой и для них, и для нас. Они боятся трудной задачи, которая стоит перед ними, они зарывают голову в песок и больше ни о чем не думают. Обсуждение концепции городской герильи [15] среди части левых проводится слишком поверхностно, спустя рукава, так что мы могли бы просто смириться с увеличением пропасти между их взглядами и нашей практикой. Мы считаем, что мы не в состоянии устранить эту пропасть исключительно своими силами. В соответствии с их и нашей самоидентификацией мы считаем обоснованным мнение, что они тоже должны приложить усилие для этого.
Год назад мы говорили, что городская герилья объединяет национальную и интернациональную классовую борьбу [16]. Городская герилья — это возможность раскрыть людям механизмы империалистического господства. Городская герилья — это революционный метод борьбы в целом слабых революционных сил. Успех в классовой борьбе возможен только в том случае, если легальная работа сочетается с нелегальной, если у политической пропагандистской работы есть перспектива вооруженной борьбы, если политическая организационная работа предполагает возможность городской герильи. Это нужно конкретизировать на примере забастовки рабочих химического производства в 1971 году, учитывая объективную актуальность социальных проблем, субъективную актуальность проблем капиталистической собственности и милитаризацию классовой борьбы в Федеративной республике и Западном Берлине.
«На современном этапе истории никто уже не может отрицать того факта, что вооруженная группа, как бы мала она ни была, имеет намного больше шансов превратиться в большую народную армию, чем группа, которая ограничивается провозглашением революционных тезисов» («30 вопросов к Тупамарос» [17]). [18]
Крупные забастовочные движения 1971 года в химической и металлообрабатывающей отраслях промышленности, относящихся к самым прогрессивным отраслям Западной Европы, отчетливо показали, что проблемы рабочего класса останутся неразрешенными и в последующие годы. Они показали большую готовность рабочих к борьбе и, в то же время, экономическое и политическое превосходство капиталистов химической и металлообрабатывающей промышленности над рабочим классом. Они выявили сговор профсоюзной бюрократии с социал-либеральным правительством и роль этого правительства в качестве исполнительного органа «государства концернов». Забастовки закончились для рабочих поражением. Они требовали повышения зарплаты на 11—12 %, профсоюзы договорились с предпринимателями о 7,8—7,5 %. Ситуация, с которой придется столкнуться в последующие годы социалистам в Федеративной республике и Западном Берлине, характеризуется тем, что стало очевидным в ходе этих забастовок: субъективно — усиление готовности рабочего класса к борьбе, объективно — уменьшение способности к борьбе; объективно — снижение зарплаты, потеря «социального минимума», субъективно — большее осознание классовых противоречий, классовой ненависти.
Сила владельцев химической промышленности в экономике была результатом концентрации производства и экспорта капитала. К этому экономику Западной Европы подтолкнуло давление североамериканской конкуренции. В политике она была результатом уроков, которые извлекла западногерманская промышленность из Мая 1968 года во Франции и «диких» забастовок в сентябре 1969 года [19], результатом ее контрнаступления против ставшего очевидным, окрепшего в сентябрьских забастовках классового сознания немецкого рабочего класса.
Более крупные американские предприятия, несмотря на более высокие зарплаты, могут все еще добиваться более низких издержек производства благодаря своим размерам и технологическому превосходству. Хью Стивенсон из «Таймс» говорит: «Вопрос размера касается не столько величины фабрики, сколько финансовых и экономических параметров. Один большой товарооборот еще немногое значит. Однако он позволяет занять господствующую позицию на рынке. И это — награда, без которой нельзя одобрить большие инвестиции капитала в современную промышленность, если она не относится к сфере передовых технологий. Характер конкуренции между предприятиями в таких передовых отраслях промышленности, как автомобильная, химическая и нефтяная, в корне изменился. Расходы на новые инвестиции настолько велики, что компаниям, которым эти инвестиции предоставляются, в будущем должен быть обеспечен наиболее стабильный спрос, насколько это возможно при острой конкуренции. В этих условиях неизбежно объединение промышленных предприятий на следующей фазе концентрации капитала в малые и большие группы» (Die Welt, 23.2.72).
Во-первых, концентрация капитала. Во-вторых, выделение государственных средств на научно-исследовательские цели. В распоряжение североамериканских предприятий на эти цели поступает больше средств из-за их размеров и постоянной военной ориентации экономики США. В 1963—1964 годах США выделили на научные цели 3,3 % своего валового национального продукта, в Западной Европе в среднем выделялось только 1,5 %. Хью Стивенсон: «Европа не преуспеет в сфере передовых технологий с огромными и все возрастающими расходами на научно-исследовательские разработки, если не обеспечит постоянный приток государственных средств в эту сферу». Если этого не делать, то лучше с самого начала заключать с американскими фирмами соглашения о сотрудничестве.
Это — давление, которое экономика оказывает сегодня на государство. Концентрация капитала и государственные субсидии относятся к жизненно важным вопросам капиталистической Западной Европы.
В-третьих, экспорт капитала, участие в иностранных предприятиях и основание собственных производств за границей с целью доступа к более дешевому сырью, чтобы увеличить прибыль за счет более низкого уровня зарплаты и чтобы сэкономить на транспортных расходах при сбыте товаров на иностранных рынках.
Так как химическая промышленность занимает главенствующее положение в этом процессе, забастовка рабочих этой промышленности в 1971 году показательна, на ее примере можно проследить весь процесс: начиная с подготовки к забастовке владельцев химической промышленности уже в декабре 1970 года и заканчивая увольнением учителей — членов ГКП [20] с государственной службы [21] и преобразованием Федеральной пограничной охраны в Федеральную полицию; начиная с фашизма в Федеративной республике, который только выходит наружу, и заканчивая захватом ХСС [22] власти на Баварском радио; начиная с отказа оставить Манделя [23] во Франкфуртском университете и заканчивая применением смертной казни в отношении членов Фракции Красной Армии. Из этого следует, что в последующие годы все большее число людей, причем из всех слоев (за исключением владельцев капитала), объективно окажутся противниками капиталистических имущественных отношений. Из этого следует, что тактически и стратегически неверно не выделять всегда и везде проблему собственности в качестве главной проблемы, а уж тем более воспринимать всерьез такие вздорные аргументы, как «соучастие в управлении» [24] или «пресекай зло в корне» [25]. Это следует из развития ситуации, которое не могут скрыть даже те, кто извлекает из него выгоду.
Химическая промышленность в Западной Германии относится к отраслям промышленностям с сильнейшей концентрацией производства. На долю трех преемников «ИГ Фарбен» [26] — «Байера», «Фарбверке Хёхст» и «БАСФ» — приходится 50 % товарооборота отрасли. Эти три химических концерна относятся к четырем крупнейшим акционерным обществам Федеративной республики. Из 597 тысяч занятых в отрасли рабочих и служащих 200 тысяч работают в этих концернах. Они имеют в своем распоряжении более 50 % средств, выделяемых предприятиям химической промышленности на научно-исследовательские разработки. Только «БАСФ» в 1965—1970 гг. присоединила к себе предприятия и концерны с товарооборотом 4 миллиарда. Это больше, чем товарооборот самого «БАСФ» в 1965 г.
В федеральном научном докладе 1969 г. о совместной работе государства с химическими концернами говорится: «Как раз относительно химической промышленности можно говорить о настоящем разделении труда между поддерживаемыми государством фундаментальными исследованиями и научно-исследовательскими работами в промышленности. Химическая промышленность может сохранить неизменными прежние темпы роста и международное значение, если [поддерживаемые государством] фундаментальные исследования сохранят свой высокий уровень».
Экспорт капитала в химической промышленности: в то время как вся западногерманская промышленность в 1970 году произвела за рубежом 19,3 % своего товарооборота, для «Фарбверке Хёхст» эта цифра составила 44 %, для «БАСФ» — 50 %, для «Байера» — 56 %. Их производства расположены в том числе в ЮАР, Португалии, Турции, Иране и Бразилии [27]. Португалии, Турции и Ирану Федеративная республика одновременно предоставляет и военную помощь. Известно, что эта военная помощь обеспечивает условия для увеличения стоимости западногерманского капитала в этих странах, то есть для сохранения там низкого уровня заработной платы, для расстрела сопротивляющихся рабочих. Между тем известно и то, что эта военная помощь с середины 60-х годов предоставляется в качестве помощи для создания «сил безопасности», то есть для полиции, поскольку война против герильи ведется под видом борьбы с преступностью. Установлены такие языковые обороты, с помощью которых можно утверждать, что сопротивления не существует, массы со всем согласны, есть только «преступники» и «преступность». Американская военная помощь Ирану предоставлялась для «поддержки борьбы с торговлей наркотиками и контрабандой», у Брандта нет «идеологических предрассудков», когда смертные приговоры революционерам выдаются за приговоры уголовникам. Шеель [28] кратко сформулировал общие интересы Федеративной республики и бразильской военной хунты в борьбе против «терроризма» и «подрывной активности». Это было во время заключения договора, который обеспечил Федеративной республике доступ к бразильским месторождениям урана, это относилось к латиноамериканским партизанам, закладывавшим бомбы в резиденцию «БАСФ». Западногерманская химическая промышленность совместно с американскими концернами контролирует почти весь химический и фармацевтический рынок в Иране. Иран дает им самые высокие нормы прибыли: «Фольксваген», например, в последние годы выплачивал в среднем 30 % дивидендов, а в 1968 году — даже 45 %. Западногерманская химическая и фармацевтическая промышленность владеет 10— 12 % южноафриканского рынка.
Давление на зарплаты, сокращение расходной статьи по заработной плате достигаются благодаря низкому уровню зарплаты за рубежом, низких зарплат гастарбайтеров, а также благодаря инвестициям внутри страны, 75 % которых в химической промышленности в последние годы шли на расширение производственных мощностей и рационализацию, что привело к высвобождению рабочей силы. В то время как количество занятых в химической промышленности с 1950 по 1970 год выросло только на 100 %, товарооборот увеличился на 636 %. В целом существует тенденция к сокращению числа работающих. Закрытие «Фриксверке» стало газетной сенсацией. «Гюльз» объявил в феврале, что в 1972 году количество рабочих и служащих сократится на 3—4 %. Владельцы химической индустрии говорят о «возрастающей значимости бремени расходов на рабочих». Они подразумевают увольнения и уменьшение зарплаты. В 1971 году они шли на переговоры о заключении тарифного соглашения с намерением провести в жизнь свое представление о «бремени расходов на рабочих», то есть массированным наступлением загнать рабочий класс в оборону.
Предпосылкой для участия капитала в переговорах с позиции силы является концентрация капитала, концентрация производства, она означает единые действия работодателей, союзы которых занимают господствующее положение. На рынке господствуют «Байер», «БАСФ», «Хёхст». Экспорт капитала дает ему силу, поскольку рабочие, которые противостояли промышленникам химической отрасли, — это теперь не единственные производящие прибавочную стоимость рабочие химической промышленности. В то время как ликвидация конкуренции среди наемных работников в ходе забастовочной борьбы в пределах национального государства все еще имеет свои фактические пределы, забастовка лишь частично приостанавливает производство прибавочной стоимости для капитала. В то время как рабочие ставят на карту всё, капитал рискует только частью.
Не стоит вообще жаловаться на то, что владельцы химической индустрии бесцеремонно пускали в ход свою силу на переговорах о тарифах, умело используя политическую обстановку. Неверно усматривать специфическую злобу владельцев именно химической индустрии в том, что они стараются понизить уровень зарплаты, используя рабский труд в Африке, Азии и Латинской Америке, хотят избавиться от рабочей силы при помощи инвестиций и обеспечить себе экономическую и политическую свободу действий и маневренность при помощи концентрации. Жестокость их действий, выразившаяся в эксплуатации, в политическом угнетении, в стремлении свести к минимуму издержки на воспроизводство рабочей силы, соответствует рациональности Системы в условиях давления со стороны североамериканских конкурентов на экономику Западной Европы, рациональности отрасли, ее продуктов и рынков. Эта жестокость имманентна Системе как бесчеловечной и преступной и перестанет существовать только вместе с Системой.
Владельцы химической индустрии до мелочей подготовили забастовку, они, а не профсоюзы, хотели забастовки, и они, а не профсоюзы, извлекли выгоду из забастовки. Рабочие потерпели поражение. Все, распределив между собой роли, были против них: капитал, правительство, профсоюзная бюрократия.
В феврале 1971 года профсоюзы заявили о расторжении с 31 марта договора о тарифах для Гессена, Северного Рейна и Рейнланд-Пфальца и потребовали повышения зарплаты на 11—12 %, для Гессена — на 120 марок. Для Гессена это означало одинаковое повышение зарплаты для всех тарифных разрядов, замораживание ножниц зарплаты, шаг к установлению единства рабочего класса. Промышленники не сделали ответного предложения.
Уже в декабре 1970 года промышленники готовили «взаимную помощь» в случае забастовки. Это значило принятие на себя заказов на обработку и переработку сырья и полупродуктов, предоставление в распоряжение друг другу производственного оборудования и транспортных средств; создание запасов продукции для своих заказчиков по меньшей мере на восемь недель, что затронуло аптеки и университеты. Ректор университета в Дюссельдорфе, например, призывал институты и семинарии предусмотрительно делать запасы. Производственные мероприятия были детально проработаны: инструкция для штрейкбрехеров, установка прослушки телефонов, составление списков представителей профсоюза, использование возможности для печати листовок, установление контактов с провинциальной прессой и с теми, кто формирует общественное мнение на местах — учителями, священниками, общественными объединениями; составление списков «подпольных политических сил» для Федерального ведомства по охране конституции и для полиции, установление контактов с полицией, правительственными учреждениями, министрами внутренних дел. Были подготовлены вереницы пропагандистских аргументов, таких как «опасность потерять рабочие места из-за забастовки» и т.п.
Представители профсоюза «Фарбверке Хёхст» в декабре 1970 года потребовали провести опрос членов профсоюза по поводу предстоящего изменения тарифов. Тарифная комиссия, состоящая из представителей профсоюза работников химической промышленности и производственных советов крупных предприятий, отклонила это требование. Результат голосования, вследствие которого рабочих не допустили к управлению предприятием, был красноречивым: 4 против 1. Представители профсоюза предприятия «Мерк» (Дармштадт) требовали повышения зарплаты на 160 марок или на 12 %. Они также ничего не добились в своей тарифной комиссии.
Союзы работодателей пользовались поддержкой государства. Первоначально запланированное индексирование зарплат на 9 % в начале года было снижено до 7,5 %. 11 мая Брандт заявил в бундестаге: «Значительным повышением расходов на зарплату на данном этапе можно было бы вызвать угрозу частичной безработицы». «Эксперты» в своих специальных заключениях, направленных на поддержку владельцев химической индустрии, заявили, что «очень медленного сокращения темпа роста зарплаты» недостаточно, «необходима пауза» в росте вообще (май 1971 года).
В мае владельцы химической индустрии выступили с предложением о пятипроцентном повышении. В мае профсоюз работников химической промышленности в своих официальных сообщениях дал понять, что он не станет настаивать на 11—12 %, а будет удовлетворен 8 или 9 %.
24 мая в Рейнланд-Пфальце к удивлению общественности был заключен тарифный договор о 7,8 % на 10 месяцев, при фактическом сроке в 12 месяцев это означает 6,5 %, даже меньше, чем ориентировочные цифры Шиллера [29]. В Рейнланд-Пфальце господствует «БАСФ». «БАСФ» забастовка была не нужна. Позднее на заводах «Байер» и «Хёхст» также не бастовали. Коллективы крупных предприятий не хотели оказаться в униженном положении проигравших, они дисциплинированы многократно усовершенствованной системой «сотрудничества»: съемные квартиры, предоставляемые предприятием; мнимое участие в распределении прибыли; субсидии на образование; представительство профсоюзов в производственных советах; организация работы, которая стократ раскалывает коллективы на отдельные производственные подразделения; система оплаты труда, которая разделяет рабочих по тарифам; дискриминационные тарифные разряды, которые делят их по половому признаку.
Листовку, которую профсоюз работников химической промышленности распространял в поддержку этой сделки среди своих членов, в Гессене промышленники распространили на своих предприятиях. Тарифные комиссии в Северном Рейне и Гессене дали понять, что возмущены этой сделкой в Рейнланд-Пфальце. Они говорили о мерах борьбы, не будучи к ним готовы. Профсоюз работников химической промышленности ограничился тем, что призвал своих членов привести в порядок взносы и привлекать новых членов.
Из-за противодействия промышленников федеральным властям не удалось уладить конфликт в Северном Рейне, Гессене, затем — в Вестфалии и Гамбурге. После того, как компромисса достичь не удалось, начались забастовки. С начала июня до начала июля в этих четырех землях бастовало суммарно 50 тыс. рабочих, 150 тыс. участвовало в акциях поддержки. В Северном Рейне требовали повышения зарплаты на 9 %, в Гессене — минимум на 120 марок или на 11 %, в других округах — на 11 и 12 %. Это были первые забастовки в химической промышленности за последние 40 лет, с тех пор как в конце 20-х годов велась борьба за повышение зарплаты.
Организационная инициатива исходила не от профсоюзов, а от рабочих. На предприятии «Гланцштоф» (Обербрух) она исходила от 120 мастеров, которые 3 июня спонтанно прекратили работу. Когда позднее профсоюз предложил парализовать ключевые отрасли промышленности, другие сектора спонтанно присоединились к активной забастовке. На предприятии «Динамит Нобель» (Тройсдорф) акции начались со спонтанного прекращения работы мастерами с фабрик воспламеняющихся материалов. На заводах резиновых изделий (Кёльн) забастовку, которая продолжалась в течение 4 недель, начали вальцовщики. На заводе «Дегусса» (Вольфганг) мастера небольшими группами прошли по производственным цехам, чтобы позвать рабочих на митинг производственного совета и представителей профсоюза. На заводе «Браун» (Мельзунген) забастовку начали рабочие-приборостроители. На предприятии «Гланцштоф» (Кельстербах) несколько испанцев начали сидячие забастовочные акции. На предприятиях «Мерк», «Фарбверке Хёхст» — везде акции начинали небольшие активные группы. На некоторых предприятиях забастовки продолжались больше месяца.
8 июня 10 тыс. рабочих приняли участие в большом митинге профсоюза работников химической промышленности в кёльнском дворце спорта. 14 июня было днем акций в Северном Рейне: на 38 предприятиях бастовало 19 тыс. рабочих. 16 июня состоялся второй большой митинг профсоюза работников химической промышленности в Кёльне, снова собравший 10 тыс. рабочих. Одновременно 16 тыс. рабочих участвовали в акциях в Гессене: 4 тыс. рабочих «Фарбверке Хёхст» вышли на профсоюзную демонстрацию. Это случилось впервые за последние 50 лет, чтобы на предприятии «Хёхст» — пусть даже всего лишь на несколько часов — устроили забастовку. В конце июня в Гессене, Северном Рейне, Гамбурге и Вестфалии бастовали 88 тыс. рабочих. Если учесть, что профсоюзная бюрократия занимала двурушническую позицию, что инициатива в забастовочном движении исходила от небольших групп, то это — внушительные цифры.
Однако на заводе «Мерк» председатель производственного совета выступил в защиту требований профсоюза только под давлением коллектива. Руководство стачки на предприятии «Байер» (Леверкузен) своей резолюцией о проведении забастовки ничего не добилось от стачечного комитета округа. Многие не хотели бастовать, так как требования для них были недостаточно высокими. Многие не хотели участвовать в забастовках, так как они считали, что всё так или иначе закончится гнусным компромиссом. То, что на предприятиях «Фарбверке Хёхст» и «Байер» (Леверкузен) — самых крупных предприятиях в Гессене и Северном Рейне — всё ограничилось отдельными акциями, многих лишило мужества. Система сотрудничества концернов оправдала себя.
В то время как рабочие бастовали, промышленники делали все, чтобы сохранить инициативу за собой и оставить профсоюзы на позициях обороняющихся. Сильнейшее давление на рабочих оказало заявление, что забастовки незаконны, так как голосование о проведении забастовок не состоялось: профсоюз работников химической промышленности не признал законным проведение голосования по поводу забастовок, в отличие от профсоюза металлистов. На предприятиях «Хёхст» с аргументом «нет забастовки без голосования» так ни к чему и не пришли. Стачечный комитет завода «Мерк» ставил вопрос права как решающий вопрос в классовой борьбе: «В забастовочной борьбе, о чем говорит само это высказывание, наше право основано в первую очередь на мнении большинства, то есть на мнении бастующих». Профсоюзу работников химической промышленности оставалось только ссылаться на свой устав.
Для промышленников законные и незаконные средства были одинаково правильными: на заводе «Мерк» распространялись слухи, что будто бы есть пострадавшие, что кто-то заложил камнями заводские рельсы, что «посторонние элементы» устраивали акты саботажа, что стачечные пикеты были вооружены велосипедными цепями и кастетами. На предприятии «Гланцштоф» (Обербрух) распространялись слухи о перестрелках. Привлечение полиции позволило штрейкбрехерам проходить на предприятия «Мерк» и «Гланцштоф», шпики фотографировали стачечные пикеты, нападали на них, автобусы со штрейкбрехерами наезжали на стачечные пикеты («Гланцштоф»). Руководство завода «Мерк» создавало помехи для радиосвязи между стачечными пикетами, усилило заводскую охрану, дежурные полицейские отряды стояли наготове, в качестве штрейкбрехеров привозили не работающих на этом предприятии, склад вывезли с территории завода в другое место. На предприятии «Гланцштоф» вмешательство полиции было настолько жёстким, что молодые полицейские начинали плакать, и их вынуждены были заменить более старыми, прежде чем полиция смогла расчистить дорогу для штрейкбрехеров.
Временные постановления судов по трудовым спорам принимались для того, чтобы обеспечивать штрейкбрехерам вход на предприятия, чтобы узаконить вмешательство полиции и объявить вне закона забастовочные акции. На заводе «Мерк» химический концерн по предписанию временного постановления заключил мировую сделку, которая не отменяла содержания постановления — проход для штрейкбрехеров. Для этого судебное вмешательство было санкционировано профсоюзом. Так профсоюз нанес рабочим завода «Мерк» удар в спину; стачечный комитет охарактеризовал временное постановление следующим образом: «Око закона находится на лице господствующего класса» (Эрнст Блох). «Руководство предприятия приписывает нам насилие, которое исходило и исходит именно от этого руководства и только от него». Стачечный комитет так прокомментировал эту сделку: «Договор имитирует право на труд для так называемых желающих работать, то есть для штрейкбрехеров. Однако предприниматели довольно решительно отказываются предоставлять действительное право на труд. Где было право на труд во время кризиса 1966—1967 годов?»
Обер-бургомистр Дармштадта сопроводил объявление нейтралитета со стороны государства и полиции угрозами — мол, ни один рабочий не хотел бы провести свой отпуск в больнице.
Рабочим завода «Мерк» вновь и вновь удавалось блокировать проход для штрейкбрехеров, противостоять полиции, иногда при поддержке студентов. Пока их забастовка имела наступательный характер, у рабочих не было сомнений в ее законности. Незаконным, напротив, было увольнение 17 учеников и молодых рабочих завода «Мерк» после завершения забастовки.
В то время как профсоюзы постепенно понижали свои требования, в то время как рабочие бастовали, промышленники без лишних церемоний объявили о повышении зарплаты с 1 июня на 6,5 %. Эта попытка подкупа рабочих по большому счету не удалась. Но с махинациями профсоюзного руководства рабочим справиться было не под силу. В июне оно присоединилось к коммюнике «согласованной акции» [30], которое фактически означало требование завершить забастовки поражением: «Участники обсуждения “согласованной акции” с полной личной ответственностью будут влиять на предпринимателей и профсоюзы с тем, чтобы они ориентировались не на ожидание подъема цен и доходов, а на необходимость фазы общеэкономической консолидации».
В начале июля главное правление профсоюза работников химической промышленности и промышленники договорились между собой, этим все и закончилось: 7,8 % — повышение зарплаты в пределах дозволенного — результат Рейнланд-Пфальца. Стачечный комитет завода «Мерк» отправил в главное правление профсоюза работников химической промышленности телеграмму с требованием, чтобы оно ушло в отставку. На заводе резиновых изделий «Клоут» были освистаны представители профсоюза, которые объявили о завершении стачки. Забастовка закончилась.
Промышленники добились того, чего они хотели. Они хотели сами определять ход и содержание первой забастовки в химической промышленности, чтобы первый опыт забастовки у рабочих химической промышленности этого поколения был опытом поражения, так как они, «принимая во внимание возрастающие производственные издержки, учитывают возможность того, что при будущих переговорах по тарифам в химической промышленности нельзя будет избежать серьезного противоборства, а при известных условиях и забастовочной борьбы» («Оказание помощи при забастовочной борьбе»), так как для владельцев химической индустрии эта забастовка была не единичным явлением, а этапом в долгосрочной стратегии борьбы против рабочего класса. Говоря словами представителя «Дойче Банка» Ульриха, «требуются более значительные шаги, которые каждый раз должны быть, конечно, достаточными для того, чтобы быстро достичь цели — темпов прироста от 2 или 3 %» (февраль 1972 года).
Рабочие не добились того, чего они хотели: большего единства — это было содержанием требования повышения зарплаты на 120 марок в Гессене; повышения зарплаты, которое не отстает от повышения цен — это было содержанием забастовочного движения; сплоченности рабочих предприятий «БАСФ», «Хёхст» и «Байер»; успеха.
Ясно, что это заключение сделки по тарифам выражает современное соотношение сил между классами. Причем можно сказать, что капитал владеет почти всем, а рабочие почти ничем. Сторонники капитала едины и «сконцентрированы», рабочий класс разделен на разные группы; у капитала есть могущественные организации, которые он контролирует, у рабочих — профсоюзы, которые они не контролируют, бюрократия и руководство которых проводит антирабочую политику совместно с нынешним правительством; у капитала есть государство, это государство выступает против рабочего класса; капитал организован в международном масштабе, рабочий класс все еще может действовать только в национальных рамках; у капитала есть ясная, рассчитанная на длительное время стратегия, и он пропагандирует ее во всех сферах, решительно ведет наступление на рабочий класс. Рабочие могут противопоставить ему свою ярость — это, однако, и все, что у них есть.
Несмотря на такую силу капитала, несмотря на такую слабость рабочего класса, государство наращивает вооружение, подготавливает милитаризацию классовой борьбы. Политические меры соответствует экономическим фактам: агрессии капитала. Политические факты говорят о размере и интенсивности наступления.
Чем меньше общего блага — то есть благосостояния, растущих доходов, улучшения условий жизни для всех — влечет за собой политика капитала, тем сильнее нужно нагнетать тревогу, тем меньше можно позволять остро критиковать действия капитала. Поэтому повсюду увольняют критически настроенных журналистов, поэтому школы очищают от левых, поэтому ХСС берет под контроль Баварское радио, и это может быть только началом насильственного приобщения к господствующей идеологии АРД и ЦДФ [31] — даже если в других федеральных землях этот процесс может протекать и не так быстро.
По мере того как становится более затруднительным покупать лояльность масс по отношению к Системе, возникает необходимость добиваться лояльности силой. Там, где что-либо нельзя больше осуществить на добровольных началах, грозят применить силу: пограничную охрану ФРГ преобразовывают в федеральную полицию и увеличивают ее численность с 23 тыс. человек до 30 тыс.; полицию вооружают автоматами, обыватель должен привыкать к вооруженным автоматами фараонам на перекрестках, как к уплате налогов; расширяется право лишать граждан свободы; на случай объявления чрезвычайного положения проводятся учения, на которых стреляют боевыми патронами; арестовывают товарищей, убивают подозреваемых в принадлежности к РАФ.
Так как у народа больше нет причин сохранять антикоммунистические настроения после того как капитализм в Западной Германии был насажден насильно, необходимо силовыми методами изолировать коммунистов от народа. Поэтому левых увольняют с предприятий, поэтому все выше становится цена, которую ГКП должна платить за свою легальность (и, кажется, она платит всем), поэтому химическая индустрия угрожает Франкфуртскому университету, не собираясь нанимать на работу выпускников университета, если в нем не будут восстановлены «спокойствие и порядок».
По мере того как идея коммунистической альтернативы, вызванная противоречиями, которые порождает сама Система, приобретает сторонников, становится необходимо закрыть то свободное пространство, откуда могла бы еще распространяться пропаганда этой идеи. Поэтому Манделя не оставляют во Франкфуртском университете, президент университета вызывает во Франкфурт фараонов, чтобы провести экзамены, которых требуют промышленники, поэтому Лёвенталь [32] ведет оголтелую враждебную кампанию против «Спартака» [33], операторы Лёвенталя нападают на студентов, чтобы получить сцены беспорядков, которые используются для того, чтобы вызвать враждебную реакцию телезрителей.
После того, как в течение 10 лет иностранцам предоставлялась работа в Федеративной республике — начиная с установления стены в 1961 году [34], — доля несчастных случаев среди иностранцев все еще вдвое больше, чем среди немецких рабочих, несчастные случаи с которыми происходят довольно часто. Места проживания иностранных рабочих — все еще гетто, дискриминация их на предприятиях и в городских районах все еще тотальна. Теперь иностранные рабочие начинают организовываться, чтобы иметь возможность лучше защищать себя, а конституцию ФРГ изменяют, чтобы можно было еще лучше контролировать организации иностранцев, еще быстрее их ликвидировать, в то время как это уже возможно, основываясь на фашистском законе об иностранцах [35] и на антикоммунистическом законе о союзах [36].
Учитывая такое развитие событий, смехотворный предлог, который позволяет пропаганде капитала во всем обвинять Фракцию Красной Армии, связывать с нами обострение классовой борьбы, связывать с нами возникновение правого радикализма, объективно является аргументацией классового врага, субъективно же является абсолютно поверхностным взглядом, который исходит только из внешней картины, причем такой, какая навязана буржуазной прессой.
Легально работающие левые не только занимают оборонительную позицию, в то время как капитал переходит в наступление, они еще и не понимают, что делать. Они противопоставляют этому наступлению свои листовки и газеты, свою агитацию среди рабочих, объясняя, что капитал во всем виноват. Это, конечно, верно, что рабочие должны организоваться, что социал-демократическое направление должно победить в профсоюзах, чтобы учить рабочих вести экономическую борьбу, чтобы они вновь осознали себя как класс. Это необходимая политическая работа. Но недальновидно делать ее единственной политической работой. Легальные левые видят автоматы и говорят: «развивать экономическую борьбу». Они видят военные учения по введению чрезвычайного положения и говорят: «развивать классовое сознание». Они видят фашизм и говорят: «не надо обострять классовую борьбу». Они видят приготовления к войне и говорят: «политика союзов со “средним классом”». Они видят решения местных и федеральных судов по трудовым спорам, в связи с которыми будущие забастовки должны стать нелегальными, и говорят: «легальность».
Контрреволюция считает, что она способна справиться со всеми проблемами, которые сама же порождает, и для этого она не брезгует никакими средствами. Но она не может ждать, пока фашизм действительно проявит себя, чтобы мобилизовать для нее массы, и ей необходима уверенность в том, что оружие и вооруженная борьба останутся ее монополией, что ярость рабочего класса, которую она решилась спровоцировать, не постигнет идею (а с идеей и средство) вооруженной борьбы в форме революционной герильи, которая ведет борьбу из засады и потому неуловима, которая привлекает контрреволюцию к ответу, которая деморализует ее полицию, которая использует ответное насилие для сопротивления ее насилию.
Геншер [37] не был бы министром внутренних дел господствующего класса, если бы он не прилагал самые немыслимые усилия, чтобы «изъять нас из обращения», если бы он не объявил нас «врагом государства номер один» прежде, чем мы сделали что-либо, что дало бы основание обозначить нас подобным образом, если бы он не делал всё, чтобы изолировать нас от левых, от рабочих, от населения, если бы он не позволял нас убивать. Такое положение дел может стать лишь еще хуже.
Но они больше не могут тайно готовиться к войне и опираться на свою собственную законность, они вынуждены разрушать свой собственный порядок и выступать в качестве тех, кем они являются на самом деле: в качестве врагов народа. И левые проводят диалектически более верную пропаганду, которую они, собственно, и хотят проводить, когда говорят: террор направлен не против РАФ, а против рабочего класса. Конечно, он направлен не против РАФ, а является подготовкой к предстоящей классовой войне. Речь идет об идее вооруженной борьбы со всей властью, которая в настоящий момент противостоит рабочему классу. Мы терпеливы. Система нервничает. Капитал не может ждать, пока фашизм выйдет наружу, американские конкуренты ждать не будут. Истерия Системы доказывает верность нашей стратегии и тактики. Наша стратегия и тактика потому верна, что Система постоянно создает для нас трудности на пути закрепления герильи в массах. Оказывать сопротивление потому верно, что эта война — длительная [затяжная] [38].
Чего, собственно, ожидают товарищи от страны, которая, не сопротивляясь, терпеливо сносила Аушвиц? За спиной рабочего движения которой — история немецкого рабочего движения, за спиной полиции которой — история СС?
«Коммунисты борются во имя ближайших целей и интересов рабочего класса, но в то же время в движении сегодняшнего дня они отстаивают и будущность движения» («Коммунистический манифест») [39].
Это мы и понимаем под словами «СЛУЖИТЬ НАРОДУ» [40].
Аргумент «Федеративная республика — это не Латинская Америка» скорее скрывает нашу ситуацию, нежели раскрывает ее. Имеется в виду (поскольку этот аргумент выдвигается в ходе дискуссии не только для болтовни): здесь не царит такая же катастрофическая нищета, как там, здесь нет внешнего врага, здесь режим не настолько ненавистен народу, здесь еще нет господства военной хунты, как во многих государствах Латинской Америки. Имеется в виду: там условия жизни настолько невыносимы, что помогает только насилие, здесь условия жизни еще достаточно терпимы, поэтому насилие неоправданно. В примечании к вышедшей в издательстве «Rowohlt» книге «Уничтожить островки зажиточности “третьего мира”», в которую вошло руководство Маригеллы по городской герилье, говорится, что эта публикация являтся выражением протеста против арестов и пыток в Бразилии, а не руководством к действию здесь. Она показывает, «как все еще может быть слаба и может быть поставлена под угрозу своим экономическим строем парламентская демократия». «Использовать ответное (как у латиноамериканских городских партизан) насилие против террористической системы господства капитала в стране, в которой по крайней мере идет дискуссия об участии рабочих в управлении предприятиями — это издевательство над проклятьем заклейменными нашей планеты». Поэтому бомбы против «БАСФ» в Людвигсхафене — это глумление над бомбистами, борющимися против «БАСФ» в Бразилии. Латиноамериканские товарищи думают об этом иначе, «БАСФ» тоже.
Аргумент «Федеративная республика — это не Латинская Америка» приводится людьми, которые комментируют текущие события с позиции гарантированных месячных доходов для обеспечения себя месячными доходами. Это — выражение человеческого равнодушия и интеллектуального невежества по отношению к проблемам немецкого народа. При этом и фактически, и аналитически игнорируется действительность Федеративной республики.
При анализе условий жизни нужно исходить из объективной актуальности социальных проблем, из субъективной актуальности проблем собственности и из милитаризации классовой борьбы.
Объективная актуальность социальных проблем — это бедность в Федеративной республике. Тот факт, что беднота в основном не заявляет о себе, не означает, что ее не существует. То, что она не может стать источником социальной революции, не причина забывать о ней, делая вид, что ее нет.
Юрген Рот [41] в своей книге «Бедность в Федеративной республике» собрал самый большой материал, посвященный теме бедности. В соответствии с ним в Федеративной республике и Западном Берлине в бедности сегодня живут 14 миллионов человек. 1,1 миллиона проживают в сельской местности и вынуждены довольствоваться 100—400 марками в месяц, это семьи мелких крестьян и пенсионеры. 4,66 миллиона семей, состоящие примерно из 3 человек, имеют чистый доход менее 600 марок в месяц, это — 21 % всех семей. Свыше 5 миллионов пенсионеров получают пенсию до 350 марок в месяц. К этой категории также относятся 600 тысяч проживающих в приютах для бедных, 450 тысяч бездомных, 100 тысяч воспитанников детских домов, 100 тысяч душевнобольных, находящихся в лечебницах, 50 тысяч взрослых тюремных заключенных, 50 тысяч подростков в домах для малолетних правонарушителей. Это — официальные данные. Всем известно, что официальные данные в этой сфере округляются в меньшую сторону. В Бремене 11 тысяч человек получают топливную помощь, так как у них не хватает денег на покупку угля. Мюнхенское жилищное управление принимает исходя из того, что число бездомных возрастет с теперешних 7300 до 25 000. В Кёльне уже в 1963 году проживало в приютах для бедных 17 тысяч человек.
В северо-западной части Франкфурта сегодня за две комнаты величиной около 60 кв. м платят в среднем 450 марок. В северо-западной части города в подвалах висят счетчики электроэнергии. Почти в каждом высотном доме установлен по меньшей мере один счетчик, при этом во внимание не принимаются зима и проживающие в квартире маленькие дети. Ежедневно 50 отключений, уведомляет город Франкфурт, ежемесячно примерно 800 семьям отключают электричество.
Во Франкфурте-на-Майне живет 5000 бездомных. По ночам их водой сгоняют со своих спальных мест в подземную часть вокзала Хауптвахе. Когда полиция уходит, они возвращаются, раскладывают газеты на сырой земле и продолжают спать.
В 7 миллионах жилищ в Федеративной республике нет ни ванны, ни туалета. 800 тысяч семей живут в бараках. Во Франкфурте 20 тысяч нуждаются в жилплощади, в Дюссельдорфе — 30 тысяч.
600 тысяч человек в Федеративной республике больны шизофренией. Шизофрения не вылечивается, она приводит к инвалидности. 3 % населения неработоспособно из-за психических заболеваний. 5—6 миллионов человек нуждаются в том или ином виде психической помощи. В некоторых психиатрических больницах на одного пациента приходится от 0,75 кв. м.
80 % всех работающих детей, которые, по мнению их учителей, должны посещать среднюю школу, в школу не ходят.
Бедность в Федеративной республике не исчезает, она нарастает. Жилищный кризис растет. Школьный кризис растет. Растет число случаев жестокого обращения с детьми.
В конце 1970 года было зафиксировано 7000 случаев жестокого обращения с детьми. Предполагается, что в действительности их было 100 тысяч. По неофициальным данным, ежегодно до смерти избивают 1000 детей.
«Описывать школы в Федеративной республике — значит описывать бедность в богатой стране», — говорит Люк Йохимсен [42] в своей книге «На задворках нации», которая дополняет наглядный материал по этой теме. «Общественная система воспитания находится в жалком состоянии, она наделена всеми отличительными чертами трущоб: нужда, дефицит, нехватка помещений, моральный износ, переполненность, выгорание, недовольство, безразличие, безучастность, безжалостность». «То, что сегодня делают с 6—7-летними детьми в начальной школе Федеративной республики, сводится к сознательному и спланированному отказу в праве на воспитание и образование при посредстве всеобщего обязательного обучения. Это преступление воспитания. Преступление, за которое не существует наказания. Преступление, которое не подвергается преследованиям».
В районе Берлин-Бранденбург в 1970 году проживало 35 тысяч человек, в 1980 году их число должно увеличиться до 140 тысяч. Люди говорят: «Снаружи жизнь здесь выглядит жестокой, очень подлой, но внутри есть сглаживающий момент — квартира в сущности неплохо делится на части». В районе Берлин-Бранденбург практически всего не хватает: детских площадок, транспортных средств, школ, дешевых магазинов, врачей, адвокатов. Рассадник нищеты, жестокого обращения с детьми, самоубийств, уголовных банд, озлобленности, нужды. Берлин-Бранденбург — это социальное будущее.
(Буржуазные авторы, на результаты исследований которых мы здесь ссылаемся, не потрудились проанализировать свои наблюдения, исходя из перемещения капитала, раскрыть концентрацию капитала в банках, в страховых компаниях, в недвижимом имуществе и земельной собственности как причину обнищания. Результаты своих расследований они снабдили лишь словесным протестом).
Актуальность бедности не идентична актуальности революции. Бедняки не революционны, предсказуемы, безынициативны. Свою агрессивность они в большей степени направляют против себя, чем против своих угнетателей. Объект их агрессии — те, кто еще беднее, а не те, кто извлекает пользу из бедности, не жилищно-строительные компании, банки, страховые компании, концерны, проектировщики городской застройки, а их жертвы. Не мобилизующий, а скорее удручающий, отпугивающий пример, фашистский материал для «Бильд» и ZDF.
ZDF организует сюжет: в трущобах Висбадена дети для съемочной группы ZDF должны были играть в грязи, бить друг друга, кричать. Взрослые должны были ругаться, бросаться друг на друга. Телевидение преподносит фразу «Федеративная республика — не Латинская Америка»: бедные в Федеративной республике виноваты сами, они — часть криминального мира, бедных людей немного — это очевидный факт. Пресса Шпрингера высказывается в том же духе. Фашистская пропаганда.
Но объективная актуальность бедности субъективно сделала важной проблему капиталистической собственности в такой степени, в какой ее не существовало с первых послевоенных лет — с Аленской программы ХДС [43]. Не внезапно, а постепенно. Она широко распространена в обществе, но меньше среди самих бедных; как гражданская инициатива и общеизвестная истина она еще мало систематизирована, неопределенна, но и не слишком замалчивается.
То, что 20 тыс. погибших в ДТП — жертвы погони за прибылью автомобильной промышленности, которая производит машины, не учитывая развитие дорожного строительства; то, что в основание дворцов страховых компаний заложен капитал, который был выбит из больных, обратная сторона которого — жалкое состояние больниц; противоречие между долгами общин и доходами концернов, которые занимаются производством на земле общин, противоречие между эксплуатацией гастарбайтеров и условиями их проживания, противоречие между жалким видом детей и прибылями индустрии игрушек, между доходами с домов, сдающихся в аренду, и их жалким состоянием — все это почти уже общеизвестные истины. «Шпигель» каждую неделю наполнен подобными фактами, «Бильд» — ежедневно, каждый отдельный случай изображается как единичный, но эти случаи настолько шокируют своей массовостью, что умалчивать о них больше невозможно. Представитель «Дойче Банка» Ульрих сетует на «очернение предпринимательства», «наступление на нашу экономическую систему», «критику доходов». «Все мы еще недостаточно настойчивы в том, чтобы повсюду сделать понятным значение предпринимательской прибыли, без которой в свободной рыночной экономике, конечно, невозможны прогресс и развитие» — едва ли кто-нибудь, кроме самих владельцев капитала, верит, что под этим еще может иметься в виду общественное благо.
Эпплер [44] хочет сгладить негодование в обществе по поводу непопулярного повышения налога на предметы потребления — то есть обложения налогом высоких доходов. ХДС опасается, что отступление на идеологическом фронте внутри Федеративной республики могло быть следствием восточных договоров [45]. Главный аргумент Шрёдера [46]: очернение коммунизма может теперь показаться неправдоподобным, потому что коммунизм — это экспроприация, обобществление средств производства. ХДС не выступает против содержания восточных договоров, она выступает против идеи идеологической терпимости в них, идеи, которая является смертельным врагом капитализма.
Инициативы левых после 1968 года, если они вообще имели какую-то значительную базу, обязательно затрагивали проблему собственности, представляли собой наступление на капиталистическую собственность, могли создавать препятствия капиталистической погоне за прибылью. Левые были едины в своей критике: захваты домов во многих городах Федеративной республики, гражданские инициативы против городской санации [47], инициативы за создание социальных организаций на городских окраинах — в районе Берлин-Бранденбург, в северо-западной части Франкфурта, гражданские инициативы против строительства промышленных объектов вблизи жилых районов. Гейдельбергский СКП [48] в своей критике настолько настойчиво в коллективном процессе познания и действия проводил связь между капитализмом и болезнью, что члены СКП с июля 1971 года сидят в тюрьме по статье 129 [49]. Борьба студентов против порядков проведения экзаменов, которые им навязывает капитал, кампании членов организации «Молодые социалисты» [50] против частной собственности в природных зонах отдыха делают капиталистическую собственность объектом критики. Самые значительные забастовки были в сентябре 1969 года [51], они вспыхнули при высоких годовых дивидендах, самая крупная кампания студенческого движения была против концерна Шпрингера: «Экспроприируйте Шпрингера!» [52]. Самые жестокие полицейские акции были направлены против занятия домов в бельгийском поселении в Касселе, где женщин и детей вышвыривали на улицу, против занявших дома в Ганновере, с которыми разделались при помощи процессов по возмещению убытков. После убийства Георга [53] в Берлине расклеили листовку: «Свиньи-убийцы [54] убили нашего брата Георга, потому что они боятся за свои бабки».
Обещания реформ стали религиозным суррогатом, опиумом народа, обещание лучшего будущего служит только тому, чтобы способствовать появлению психологической мотивации для терпения, ожидания и пассивности. Усилия, которые необходимы для проведения реформ, лучше было бы использовать для осуществления революции. Кто дурачит людей, как «Молодые социалисты», кто принимает «Молодых социалистов» за силу, которая будет проводить эффективные реформы, тот недооценивает мощь сопротивления Системы, которая использует всю свою решимость для приспособления общества к условиям, когда всего лишь увеличивается стоимость капитала — и давно уже не только «средствами правового государства», недооценивает прежде всего то, что «Молодые социалисты» являются всего лишь молодым поколением социал-демократов.
Несмотря на это, различие между СДПГ и ХДС существует. Они по-разному оценивают рабочий класс, народ. СДПГ говорит: пряник и кнут, ХДС отдает предпочтение кнуту. СДПГ более опытна в том, как водить рабочий класс за нос. Венер [55] более опытен в том, как обманывать левых и выбивать у них почву из-под ног, Брандт более опытен в том, как надо возглавлять движение для того, чтобы его было легче подавить (например, движение против ядерного вооружения в Западном Берлине в 1958 году). Социал-демократы в большей степени способны применять тактику лавирования в отношении народа, чем ХДС. СДПГ добилась амнистии, чтобы устранить опасность солидаризации социал-демократической молодежи с арестованными студентами, прервала непрерывность критики системы правосудия, не давала левым солидаризироваться против этой системы и против администрации и теперь вышвыривает их по отдельности с государственной службы, где в результате больше нет проявлений сопротивления. Своей «восточной политикой» она отгораживается от критики своей же провальной политики реформ. Берлинский сенат [56] не использовал полицию во время захвата здания больницы «Вифания» и переименования ее в «Дом Георга фон Рауха» [57], вместо этого он подкопался под левых, поставив «Дом» под управление сената. Хайнеман [58] еще страдал дипломатической близорукостью из-за протестов против его визита в Иран. В то время как Брандт был в отъезде, уже готовился запрет иностранных организаций. СДПГ более уверена во влиянии, которое она оказывает на рабочих через профсоюзы, чем ХДС, которая не доверяет профсоюзам. СДПГ действует с помощью создания капитала посредством добровольных членских взносов, а не с помощью выкачивания денег из прибавочной стоимости. И Поссер [59] еще верит в чью-то ложь, будто бы Малер [60] «свой», в то время как жестокое обращение с Бригиттой Асдонк [61] находится в его, Поссера, компетенции. Некоторые товарищи определяют различие между СДПГ и ХДС как различие между чумой и холерой. У западногерманского народа есть свобода выбора между ними.
Для того, чтобы сохранить общественный статус-кво, Система наращивает вооружение. Сохранить статус-кво значит: устоять перед американской конкуренцией посредством концентрации европейского производства; сохранить высокие нормы прибыли при помощи фундаментальных исследований на средства, полученные от налогов; сохранить рынки посредством экспорта капитала; сдержать освободительные движения в «третьем мире» с помощью поставок оружия реакционным режимам; сохранить низкие зарплаты в ФРГ с помощью иностранного производства; оградить от критики общее собрание акционеров «Сименс» за участие в Кабора-Бассе [62], оградить от критики шаха за смертные приговоры оппозиционерам в Иране. Сохранить статус-кво значит: отделить тех, кто беден, от тех, кто поднимает проблему собственности; обнадеживать рабочий класс возможностью повысить благосостояние и обещаниями реформ; продолжать утверждать, что личная собственность — это то же самое, что и собственность на средства производства, что любое посягательство на частную собственность является посягательством на все виды собственности, что любое посягательство на частную собственность является преступлением, что капиталистический способ производства является естественным способом производства, что он лучший из возможных и лучший из тех, которые вообще можно себе представить, что критика капитализма служит частным эгоистическим интересам отдельных индивидов и групп, что в инфляции виноват рост зарплат, что тот, кто придерживается других взглядов, встал на неверный путь, стал отщепенцем и, в конце концов, станет преступником. Это — статус-кво имущественных отношений и идей, который не может сохраниться без милитаризации классовой борьбы и криминализации левых.
Роль прессы Шпрингера в милитаризации классовой борьбы была точно определена уже в 1968 году во время кампании «Экспроприируйте Шпрингера!»: «Схему, по которой пресса Шпрингера формирует общественное мнение, можно свести к следующей простой формуле: каждую попытку освобождения людей от цепей позднего капитализма пресса Шпрингера изображает как преступление. Политический революционер наделяется чертами преступника, применяющего насилие. Политическая борьба представлена как индивидуальный и абстрактный террор, империалистические кампании подавления — как акции по истреблению паразитов». «Концерн Шпрингера находится в пропагандистском авангарде агрессивного антикоммунизма. Пресса Шпрингера — враг рабочего класса. Она блокирует способность к политическому волеизъявлению и к солидарным действиям. Потребность читателей в справедливости пресса Шпрингера превращает в инстинкт линчевателей, стремление к свободному обществу — в ненависть к тем, кто хочет такого общества достигнуть. Пресса Шпрингера ведет психологическую подготовку к войне. Используя вражеские словесные конструкции, она внушает: “Если вы когда-либо предпринимаете что-нибудь самостоятельно, если вы не доверяете вопросы развода судам, вопросы повышения зарплаты — комиссии по тарифным ставкам, свои квартиры — жилищному управлению, вопросы о несправедливости — юристу, вопросы своей безопасности — полиции, а свою судьбу вообще — позднему капитализму, тогда происходят убийство, пытка, насилие и преступление”» («Закат “Бильд-цайтунг”»).
Ситуация обострилась в феврале 1968 года, после мероприятия, посвященного «коктейлю Молотова» [63]. «Бильд» завела колонку «Бильд борется за вас!» и ежедневно сообщает об успехах с линии фронта в борьбе против взвинчивания квартирной платы, против криминализации иностранцев, против выселения многодетных семей, против отчаяния пенсионного и предпенсионного возраста. Еще прежде, чем эксплуатируемые массы отвернулись от институтов правового государства, от них отвернулась «Бильд»; еще прежде, чем недовольство институтами классового государства смогло сформироваться как классовое сознание, «Бильд» возглавила это недовольство — так же, как это сделал в 1933 году нацизм, призванный капиталом, а не пролетариатом. Чтобы предупредить недоразумения, Бёлль [64] назвал это фашистскими методами: «Подстрекательство, ложь, грязь». Здесь он и с аналитической, и с политической точки зрения попал не в бровь, а в глаз. Реакция показала, насколько чувствительной стала Система, насколько неустойчив статус-кво, насколько фашистской стала «Бильд», насколько нервозной стала обстановка в концерне Шпрингера.
Вопрос не в том, хотим ли мы реакционной милитаризации или нет, вопрос в том, можем ли мы использовать условия, которые ведут к фашистской милитаризации, удастся ли нам превратить реакционную милитаризацию в революционную. Что лучше: «просто лечь и умереть или встать и сопротивляться?» (Ким Ир Сен).
Большинство говорит, что ничего не выйдет. Большинство говорит: массы не хотят. Многие говорят, что бороться сейчас — значит провоцировать фашизм. Бёлль говорит: «6 против 60 000 000 — у капитала есть все, у нас не было бы ничего». В их поле зрения есть только статус-кво. В насилии Системы они видят только насилие, а не ее страх. В милитаризации они видят только вооружение, а не хрупкость ее опоры в массах. В подстрекательской пропаганде «Бильд» они видят только подстрекательскую пропаганду, а не недовольство читателей «Бильд» своей жизнью; в фараонах с автоматами они видят только фараонов с автоматами, а не отсутствие массовых фашистских демонстраций; в терроре против нас они видят только террор, а не страх перед социальной силой взрыва, который они должны «подавить в зародыше».
В политической апатии пролетариата они видят только апатию, а не протест против Системы, для которой не стоит проявлять активность; в большой доле самоубийств среди пролетариата они видят только акт отчаяния, а не протест. В отвращении пролетариата к экономической борьбе они видят только отвращение к борьбе, а не отказ от борьбы за смехотворные проценты и тупое потребление. В профсоюзной неорганизованности пролетариата они видят только неорганизованность, а не недоверие к профсоюзной бюрократии как к сообщнице капитала. В агрессивности публики по отношению к левым они видят только агрессивность по отношению к левым, а не ненависть к социально привилегированным. В нашей изоляции от масс они видят только нашу изоляцию от масс, а не немалые усилия, которые прилагает Система, чтобы изолировать нас от масс. В долгом предварительном заключении наших товарищей они видят только долгое предварительное заключение, а не страх Системы перед остающимися на свободе товарищами из РАФ. В вышвыривании с работы учителей — членов ГКП они видят только конец «марша через институты» [65], а не начало революционизации детей и родителей, революционизации, которую Системе необходимо подавить. Во всем они видят только сиюминутное движение, а не будущее, только плохое, а не хорошее — не диалектику революции и контрреволюции.
Мы не говорим, что легко вести партизанскую войну, что массы только и ждут того, чтобы присоединиться к герилье. Но мы прежде всего не думаем, что ситуация изменится сама. Мы не думаем, что герилья может возникнуть спонтанно из массовой борьбы. Мы считаем подобные представления нереалистичными. Спонтанно возникшая из массовой борьбы герилья — это кровавая бойня, а не герилья. Мы не думаем, что герилья может представлять собой «нелегальный штаб» легальной организации. Нелегальный штаб привел бы к переходу организации на нелегальное положение, то есть к ее ликвидации, ни к чему больше.
Мы не думаем, что идея герильи может возникнуть сама из политической работы. Учитывая террор «индустрии сознания» [66], мы думаем, что возможности и специфические функции герильи в классовой борьбе могут быть осмыслены и поняты всеми только тогда, когда герилья уже развернута.
Мы говорили, что удачное сообщение о нас может быть только: пленен или убит. Мы считаем, что герилья будет расширяться, утверждаться, что развитие классовой борьбы само выработает программу, но только в том случае, если есть те, кто будет это делать, кто готов действовать, кто не деморализован, кто не просто «ложится и умирает».
Мы считаем, что идея герильи, которую разработали Мао, Фидель, Че, Зиап [67], Маригелла, хороша тем, что никто больше не может от нее отмахнуться, но что недооценивались трудности, возникшие перед ее воплощением на практике. Когда трудностей, с которыми мы должны бороться, только боятся, в этом также содержится недооценка трудностей, с которыми должна бороться герилья, где она уже возникла и закрепилась в массах. Мы считаем, что это — страх перед тем, на что капитал готов пойти, когда речь идет о безопасности условий увеличения его стоимости, перед тем, с чем он никогда не медлил: ни во время Парижской коммуны, ни в Германии в 1918 году, ни в 1933 году, ни в Алжире, Вьетнаме, Конго, Кубе, Латинской Америке, Мозамбике, Аттике [68], Лос-Анджелесе [69], Кенте [70], Аугсбурге [71] и Гамбурге [72]. Сделать вопрос о собственности главным вопросом во всех движениях!
Пропагандировать революционную герилью в противовес реакционной милитаризации!
«Партия не может считаться революционной, если она не ведет подготовку к вооруженной борьбе, то есть ко всем этапам развития революции. Это — единственный способ противостоять реакции на любом этапе революционного процесса с максимальной эффективностью. Пренебрежение к этой точке зрения может привести к тому, что будут упущены возможности революционной ситуации» («30 вопросов к Тупамарос»).
Именно так мы понимаем слова «Служить народу!»
Если бы в Федеративной республике еще существовала либеральная пресса, этот процесс вызвал бы скандал. Руланд [73] никогда не был настолько близок к Фракции Красной Армии, как он это заявляет. Его рвение, его обжалование результатов расследования, тот факт, что защитник Малера Шили [74] не был допущен к этому процессу, тот факт, что с начала процесса стало ясно, что уже есть приговор, который не будут оспаривать ни прокуратура, ни защита, назначенная судом (об этом сообщила «Франкфуртер альгемайне»), заседание суда, которое «Франкфуртер рундшау» изображает так, «как будто славный учитель обсуждает с симпатичным учеником известную с давних пор пьесу», — совершенно ясно, что все это уже не имеет вообще никакого отношения к установлению истины и к законности. Заверение, что Руланд будто бы определенно говорил правду, угроза, что люди, которых он обвиняет, не говорили правду, предрассудок, что тот, кто не сотрудничает с классовым правосудием, изобличает самого себя — именно это является классовым правосудием, именно это делает показательный процесс, перегруженный функционально, составной частью всеобъемлющего наступления капитала на левых как на авангард рабочего класса в Федеративной республике и Западном Берлине.
Больше нельзя, как раньше — в процессах против коммунистов — навязывать общественности, поляризация которой возрастает из-за классовых противоречий, «связных» (V-Leute) [75], таких, как Урбах [76]. Левая общественность должна стать запуганной при помощи главного свидетеля, извлеченного на свет Боннской группой охраны [77], — и общественность успешно становится запуганной. Кто при этом совсем смешан с дерьмом, так это сам Руланд — с тех пор, как больше не может отличить друга от врага, верх от низа, революцию от контрреволюции, себя, бедолагу, от тех, кто его использует.
Городская герилья не должна позволить деморализовать себя насилию со стороны Системы. Нет причины поэтому позволить деморализовать себя процессом, который политически и морально признает нашу правоту, так как он устраивался именно с целью нашей деморализации. Процесс Руланда — это лишь незначительное событие с точки зрения процесса исторического развития, в рамках развития классовой борьбы, для которых городская герилья — дело правое [78].
Есть люди, которые полагают, что в том, что так расписывают Хоман [79] и товарищи, могла быть доля правды. По крайней мере, у Хомана, считают они, голова не только мякиной набита. Они воспринимают его так, как он представил себя в «Шпигеле»: «политически образованным»; подобная лексика характерна для соблазнителей и обольстителей. К классовому антагонизму эти определения не имеют никакого отношения, высказывание не будет верным вследствие только того, что его сделал образованный, что его сделал тот, кто может воспользоваться техническими приемами журналистов «Шпигеля».
Сущность марксизма, диалектики бытия и сознания в том, что показания в полиции и верная информация о революционной стратегии исключают друг друга. Только марксисты могут обучать марксизму, — объяснила Маргарита фон Брентано [80] «Шпигелю». То, что Мандель может сказать без бумажки, Шван [81] не сможет прочитать по слогам. Нельзя получить информацию о возможностях изменения общества от тех, кто заинтересован в статус-кво. Предателя выдает как раз то, что он заинтересован в статус-кво, что он хочет снова занять свое исконное место в классовом обществе, что он теряется в ситуации перемен, только в привычной обстановке он сохраняет свое «я», хочет оставаться «объектом развития». Руланд хорошо себя чувствует в своей старой роли пролетария-уголовника в наручниках. Хоман — в роли люмпен-пролетарского блудного сына, который, как повелось издавна, на службе буржуазии — при «Шпигеле» и «Конкрете» — не подвергает себя, заинтересованную сторону в этом деле, опасности. Штурм [82] вернулась после любовной интрижки домой, в лоно семьи. Руланд остается жертвой, Хоман — потребителем. Необразованный доплачивает, образованный извлекает выгоду — восстановлены классовые различия, легальность, мнимое естественное состояние. «Франкфуртер альгемайне» пишет о Хомане: «... журналист и деятель искусства — просветитель с политически неопытным, но чувствительным интеллектом»; о Руланде: «... он не хочет быть злодеем, возможно, он человек порядочный и простодушный. В отношении своих конвоиров в зале суда — двух молодых сотрудников службы охраны порядка — он ведет себя очень естественно, по-приятельски». Предателю свойственны продажность и консервативность. Консервативная «Франкфуртер альгемайне» симпатизирует блудному сыну и холопу.
Мы недооценили ложное очарование, которое имеет нелегальность. Мы неверно оценили предупредительность, с которой работают некоторые организации. Это значит, что мы не учли всех хитросплетений студенческого движения как движения относительно привилегированного, недостаточно обращали внимание на то, что для многих (и очень многих) от политизации 1967—1968 годов ничего больше не осталось, кроме новой возможности стать привилегированными.
Поскольку, конечно, может быть очень приятно немножко знать и понимать марксизм, быть немножко просвещённым относительно экономических условий господства и его психического воздействия, это многих освобождает от необходимости истязать самого себя выработкой гражданского сверх-Я, от переживания отчуждения. Это — марксизм в качестве единицы инвентаря интеллектуальной собственности и благосостояния, полученный как часть привилегированного положения, а не обобществлённый, чтобы служить народу.
Предпочтение определенных действий из-за их нелегальности является выражением именно того буржуазного своекорыстия, от которого, отталкиваясь от своих предпосылок, не могло освободиться студенческое движение, оно не могло освободиться от менталитета попутчика и наемника. Длительная кропотливая работа городской герильи, которая вообще впервые должна использовать для своего существования все имеющиеся в ее распоряжении средства, и правда должна ощущаться бэд-трипом [83] для людей, которые присоединяются к герилье морально неподготовленными.
Кто приходит в герилью с уголовными представлениями, кто хочет лишь улучшить свое собственное положение, тот неизбежно улучшает его через предательство.
Мы думали, что если кто-то говорит, что он участвовал в работе той или иной организации в течение того или иного времени, то он знает, что такое политическая работа, что такое обязательства, иначе его уже вышвырнули бы из организации. Теперь мы знаем, что мы сами должны определять понятие политического обязательства, которое является предпосылкой городской герильи, что мы совершаем ошибку, когда просто полагаемся на других.
Правда, мы полагаем, что нам будет очень тяжело одним предотвратить предательство, учась на своих ошибках.
Мы полагаем, что ложное представление о функции полиции и правосудия, ложное представление о СЛУЖБЕ НАРОДУ, неверное отношение к противоречиям среди новых левых благоприятствовали предательству.
Пока предатели еще могут оказываться среди товарищей, ни разу не получая настоящего возмездия, они даже находят понимание, когда ради быстрого восстановления своего буржуазного существования уничтожают существование других. Так как они не могли ни дня выдержать в тюрьме, они отправляют туда других на годы, они выдают других карательным командам полиции. Пока сотрудничество с вооруженной силой капитала еще допускают как «расхождение в убеждениях», терпят его, все политические начинания обречены — до тех пор будет существовать предательство. Без критики либерализма среди левых мы не сможем ликвидировать предательство.
Предатели должны быть исключены из рядов революции. Терпимость по отношению к предателям рождает новые предательства. Предатели в рядах революции причиняют больше вреда, чем может причинить полиция.
Мы считаем, что это имеет всеобщий характер.
Нельзя при этом руководствоваться угрозой, что тогда они будут предавать еще больше. Нельзя дать шантажировать себя тем фактом, что они — «бедолаги». Капитал будет делать людей бедолагами до тех пор, пока мы не уничтожим его господство. Мы не ответственны за преступления капитала.
Некоторые говорят: ограбление банка не является политическим актом. Но с каких пор вопрос финансирования политической организации не является политическим вопросом? Городские партизаны в Латинской Америке называют ограбление банка «актом экспроприации». Никто не утверждает, что ограбление банка для себя что-либо изменяет в режиме эксплуатации. Для революционной организации оно в первую очередь означает лишь решение ее финансовых проблем. Оно верно логически, так как по-другому нельзя решить финансовую проблему. Оно верно политически, так как оно является актом экспроприации. Оно верно тактически, так как является пролетарской акцией. Оно верно стратегически, так как служит финансированию герильи.
Политическое сознание, которое выводится из парламентской демократии, политическое сознание конкурентного капитализма, которое под классовым антагонизмом подразумевает лишь игру политических сил, которое принимает институты классового государства за институты правового государства, где прогресс и гуманность находятся в хороших руках, не может вмещать в себя ограбление банка. В центрах империализма организация антиимпериалистической борьбы как одновременно легальной и нелегальной, политической и вооруженной борьбы не может отказываться от ограбления банков. Оно указывает направление: экспроприация; и метод, лишь с помощью которого можно установить диктатуру народа над врагами народа: вооруженный.
Многим товарищам импонируют акции «тупамарос». Они не понимают, почему мы не проводим популярные акции, а вместо этого занимаемся логистикой. Они не потрудились представить себе, что такое городская герилья и как она функционирует.
Наверное, уже из злобы товарищи повторяют слова дюссельдорфского судьи на процессе Руланда о том, что Руланд был ремесленником и взломщиком в группе. Теоретически они уже сталкивались с проблемой капиталистического разделения труда, на практике они представляют пролетарских товарищей все еще как многопрофильных ремесленников из верхнесилезской идиллии. То, что технические средства могут вырабатываться только в коллективном рабочем и учебном процессе, то, что тенденцией городской герильи должна быть ликвидация разделения труда, чтобы арест одного не стал катастрофой для всех — на большее фантазии товарищей не хватает.
Не решать частично логистические проблемы, не познавать себя при решении логистических проблем, не начинать в коллективных учебных процессах коллективный рабочий процесс — значит технически, психологически и политически предоставлять исход акций воле случая.
Решение проблем логистики гарантирует непрерывность революционной организации. Мы придаем большое значение тактической задаче обеспечить непрерывность Фракции Красной Армии.
Если интересами капитала являются разделение, прекращение, устранение солидарности, изоляция, отрицание исторических связей как в области производства, так и в области жилья, транспорта, формирования общественного мнения, воспитания — чтобы обеспечить себе непрерывность прибыли, то интересы пролетарской революции во всем им противоположны: единство, непрерывность, историческое и классовое сознание. Без организационной непрерывности, без перманентно организованной защиты результатов революционного действия революционные процессы становятся предоставленными анархии Системы, случаю, антиисторической спонтанности. Пренебрежение вопросом организационной непрерывности мы считаем формой проявления оппортунизма.
Революционный процесс именно потому является таковым, что он отводит законам капиталистического производства товаров и обмена роль объекта, а сам не является их объектом. Его нельзя мерить критериями этого рынка. Его можно измерить только теми критериями, которые разом отменяют критерии успеха этого рынка.
Солидарность, которая не исходит из критериев рынка, отменяет эти критерии. Солидарность является политическим действием — не только как солидарность в сфере политики, но и как отказ действовать, слепо повинуясь закону стоимости, как отказ быть предметом меновой стоимости. Солидарность по своему существу — неподвластное капиталу действие, как таковая она всегда является сопротивлением влиянию господствующего класса на отношения между людьми, она всегда справедлива как сопротивление против господствующего класса. В соответствии с сущностью Системы, люди, действия которых не ориентированы на критерии успеха Системы, — заблудшие, идиоты или неудачники. В соответствии с сущностью революции каждый, кто проявляет солидарность, — товарищ.
Солидарность становится оружием, если она используется организованно и последовательно по отношению к судам, полиции, органам власти, начальникам, шпионам, предателям; то есть нужно отказаться от любой совместной работы с ними, не предоставлять им никакой информации, не делать доступными доказательства, создавать им трудности. К солидарности относится борьба с либерализмом среди левых, рассмотрение противоречия среди левых как противоречия внутри народа, а не так, как будто они являются классовыми противоречиями [84].
Любая политическая работа зависит от солидарности. Без солидарности она беззащитна перед произволом репрессий.
«Мы должны по возможности избегать ненужных жертв. Все люди, участвующие в революции, должны заботиться друг о друге, должны относиться друг к другу с любовью, помогать друг другу».
Служить народу!
Всегда делать вопрос собственности главным вопросом!
Поддерживать вооруженную борьбу!
Разворачивать революционную герилью!
Победа в народной войне!
«Вооруженная борьба — дело техническое, поэтому она требует технических знаний: обучение, боевой дух, и, наконец, практика. Импровизация в этом деле стоит многих человеческих жизней и приводит к провалам.
“Спонтанность”, которой хвастаются те, кто неопределенно говорит о революции народа, “масс”, или является просто отговоркой, или заключается в том, чтобы в решающих фазах классовой борьбы полагаться на импровизацию. Каждое авангардное движение, если оно желает в решающий момент борьбы не сойти с верного пути, должно принимать решительные меры и суметь направить усилия народа против угнетения в техническом плане по правильному пути, чтобы достичь цели с как можно меньшими потерями».
Вся власть — народу!
Апрель 1972
Комментарии
[1] Мао Цзэ-дун. Служить народу! // Мао Цзэ-дун. Избранные произведения. Т. 4. М., 1953.
[2] Шельм Петра (1950—1971) — член РАФ, первая жертва в войне РАФ против ФРГ. Активно включилась в деятельность внепарламентской оппозиции после переезда в Западный Берлин. Принимала участие в работе кружка по проблемам жилья и квартирной платы, который занимался ресоциализацией маргинальных групп. В июне 1970 г. вместе с другими членами РАФ была в Иордании. Весной 1971 г. Верховный федеральный суд выписал ордер на ее арест. 15 июля 1971 г. смертельно ранена полицейским на одной из улиц Гамбурга. По свидетельствам очевидцев, прямо противоположным официальной версии, полицейский открыл огонь первым и без предупреждения, а после ранения Петра пролежала на мостовой около 10 минут, при этом ей даже не была оказана первая медицинская помощь.
[3] фон Раух Георг (1947—1971) — участник леворадикальной группы «Блюз». В 1967 г. вступил в Социалистический союз немецких студентов. Он был одним из основателей «Критического университета», активно участвовал в акциях левых, в движении против Вьетнамской войны. Состоял в «Виландкоммуне», где по примеру «Коммуны 1» практиковался антибуржуазный уклад жизни. 2 февраля 1970 г. был арестован, но 8 июля 1971 г. ему удалось бежать. 4 декабря 1971 г. убит, по официальной версии в ходе перестрелки с полицией; по неофициальной — застрелен безоружным, так как оружия рядом с телом погибшего обнаружено не было.
[4] Вайсбекер Томас (1949—1972) — участник группы «Блюз» (позднее объединившейся с другими группами в «Движение 2 июня»), которая проводила акции (поджоги, взрывы) против американских учреждений, против судебных учреждений, банков, реакционной прессы. С 1969 г. входил в анархистский Черный крест. Летом 1971 г. присоединился к РАФ. 2 марта 1972 г. был убит полицейскими в Аугсбурге. По официальной версии, убит «в порядке самообороны» выстрелом в упор, поразившем его в сердце. При этом Вайсбекер оружия не доставал. Подготовленное матерью Вайсбекера заявление о совершенном в отношении него преступлении (умышленном убийстве) 28 августа того же года было отклонено, дело не возбуждалось.
[5] Брандт Вилли (Фрам Херберт Эрнст Карл) (1913—1992) — четвертый федеральный канцлер ФРГ (1969—1974), выдающийся деятель немецкого и мирового социал-демократического движения. Лауреат Нобелевской премии мира (1971).
[6] Речь идет о бурных демонстрациях протеста против визита в ФРГ и Западный Берлин летом 1967 г. иранского шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. Студенты протестовали против зверских политических репрессий в Иране и, в частности, против пыток и казней политзаключенных, против режима, основанного на нищете подавляющего большинства населения (см.: Майнхоф У.М. Открытое письмо Фарах Диба).
[7] Мартин Людвиг (1909—2010) — с 1963 по 1974 гг. — генеральный прокурор ФРГ.
[8] G-3 и MG-3 — автоматическая винтовка и пулемет немецкого производства.
[9] 7 декабря 1970 г. федеральный канцлер В. Брандт посетил Варшаву, чтобы в рамках «восточной политики» (см. комментарий 45) подписать договор о признании границ по Одеру — Нейсе. В ходе этого визита Брандт при возложении венка к памятнику героям восстания в Варшавском гетто внезапно опустился на колени, что вызвало международную сенсацию и повлекло за собой агрессивные нападки на Брандта со стороны правого политического лагеря ФРГ.
[10] Имеются в виду «Закон о гражданине Рейха» и «Закон о защите германской крови и германской чести», принятые в 1935 году на VII съезде НСДАП. «Закон о гражданине Рейха» разделил население Германии на граждан, «принадлежащих к немецкой или родственной крови», и на подданных государства, «принадлежащих к расово чуждым племенам». «Закон о защите германской крови и германской чести» запрещал браки евреев с «лицами германской крови» и предусматривал наказание за внебрачные половые связи между ними.
[11] Ховейда Амир Аббас (1919—1979) — премьер-министр Ирана в 1965—1977 гг. Ставленник Вашингтона, при нем практически все ресурсы Ирана были предоставлены в распоряжение США. В популистской попытке вернуть рушащемуся режиму симпатии широких масс, по повелению шаха снят со всех постов и отправлен под домашний арест в ожидании опереточного «антикоррупционного» суда. После победы Исламской революции признан виновным в участии в отмывании денег, организации наркоторговли и других коррупционных схем и казнён.
[12] 2 июня 1967 г., в ходе одной из демонстраций против визита иранского шаха в Западный Берлин (см. комментарий 8) полицией был застрелен студент-теолог Бенно Онезорг. Это вызвало новые бурные демонстрации протеста, а Б. Онезорг стал символом студенческого движения, одна из организаций городских партизан в ФРГ была названа в память об этом событии «Движение 2 июня» (см. подробнее: Тарасов А.Н. Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна).
[13] Авторы документа намекают на Исключительный закон против социалистов, действовавший в Германской империи при Бисмарке и запрещавший в течение 12 лет легальную социалистическую деятельность.
[14] Т.е. с позиции буржуазной бульварной прессы.
[15] Речь идет о первом программном документе РАФ — «Концепции городской герильи» (апрель 1971 г.). Текст документа см.: Концепция городской герильи.
[16] Речь идет о том, что партизанская борьба в странах метрополии являлась вспомогательным фронтом в борьбе угнетенных «третьего мира» против мирового империализма. См. подробнее: Тарасов А.Н. Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна.
[17] «Тупамарос» — уругвайское Движение национального освобождения (Движение национального освобождения им. Тупак Амару), организация городских партизан, действовавшая в 1963—1973 гг. Первой широко и успешно применила в XX в. тактику городской герильи. Была разгромлена после военного переворота 1973 г. с помощью повальных обысков и арестов в стране и массовых пыток. Уцелевшие члены организации ушли в глубокое подполье (или эмигрировали, чтобы принять участие в вооруженной борьбе в других странах Латинской Америки). После падения военного режима в 1985 г. «тупамарос» вышли из подполья и реорганизовались в легальную партию, которая позже приняла название «Движение народного участия» и вошла в «Широкий фронт» — правящую левую коалицию.
[18] Из интервью чилийскому журналу «Пунто финаль» 2 июня 1968 г.
[19] Сентябрьские забастовки 1969 г. — «дикие», т.е. проводившиеся вопреки воле профсоюзного руководства, забастовки; в них приняло участие около 150 тыс. рабочих, преимущественно в сталелитейной и горной промышленности; благодаря этим забастовкам удалось добиться повышения зарплаты на 10 %; они имели большое значение для становления западногерманских «новых левых».
[20] ГКП — Германская коммунистическая партия; создана (в основном старыми функционерами запрещенной в 1956 г. Коммунистической партии Германии, КПГ) на специальном съезде в сентябре 1968 г. во Франкфурте-на-Майне. Программа ГКП была принята в апреле 1969 г. на Эссенском съезде, из нее были тщательно вычеркнуты все опасные слова — «революция», «диктатура пролетариата» и т.п. Несмотря на указания из Кремля, часть членов КПГ отказалась выйти из подполья, распустить КПГ и вступить в ГКП, расценив эту партию как реформистскую. ГКП осталась политически маргинальной партией и так и не смогла — несмотря на мощную финансовую поддержку Москвы и Восточного Берлина — довести свою численность до запланированных 60 тыс. человек. После краха Восточного блока впала в кому.
[21] В 1972 г. на совещании премьер-министров западногерманских земель было принято постановление о «запрете на профессии», означавшее фактическое закрытие доступа к службе в государственных учреждениях лицам, заподозренным в принадлежности к «организациям антиконституционной направленности». Под действие постановления подпадали также преподаватели вузов, учителя школ и других учебных заведений.
[22] ХСС — Христианско-социальный союз, младший (баварский) партнер в западногерманском блоке ХДС-ХСС. Отличался куда более правой позицией, чем собственно Христианско-демократический союз (ХДС), который и сам был представителем правого направления христианской демократии. Особенно это стало заметно с 1961 г., когда ХСС возглавил Франц-Йозеф Штраус (1915—1988), реваншист с нацистским прошлым.
[23] Мандель Эрнест Эзра (1923—1995) — видный троцкистский теоретик; экономист и социолог. В 1941 г. стал членом ЦК Бельгийского комитета IV Интернационала, участник Сопротивления, с 1946 г. — член Международного секретариата IV Интернационала, до конца жизни — теоретик организации. В 1970—1971 гг. работал в качестве приглашенного доцента в Институте Отто Зура Франкфуртского университета в Западном Берлине, в 1972 г. был выдвинут единственным кандидатом на должность штатного профессора, но западноберлинский Сенат отклонил его кандидатуру, в конце февраля 1972 г. ему было отказано во въезде в ФРГ (запрет был снят только в 1978 г.).
[24] «Соучастие в управлении» — демагогическая формулировка в пропаганде СДПГ. С точки зрения СДПГ, «соучастием в управлении» было всего лишь представительство профсоюзов в совещательных органах управления предприятий. Разумеется, будучи в меньшинстве, эти представители не могли определять политику предприятий и служили всего лишь «демократическим» декорумом. Эту же концепцию восприняла от СДПГ и ГКП (см.: Майнхоф У.М. Социал-демократия и ГКП).
[25] «Пресечь зло в корне». — В оригинале: Wehret den Anfängen, т.е. буквально «Сопротивляться злу с самого начала». Перевод строки из «Лекарства от любви» П. Овидия Назона («principiis obsta!»). В данном случае речь идет об известном плакате Кёте Кольвиц, сделавшим лозунг крылатым и широко использовавшимся в ФРГ первоначально левыми и социал-демократами в качестве призыва быть бдительными и давить попытки возрождения фашизма в зародыше. Авторы документа РАФ справедливо определяют этот призыв как демагогический: невозможно было подавить в зародыше фашизм в ФРГ, которая возникла как «приличное» продолжение III Рейха — с нацистами во главе государства и промышленности, с запретами левых и антифашистских организаций и с восстановлением довоенных «чрезвычайных законов» (см. подробнее: Тарасов А.Н. «Капитализм ведет к фашизму — долой капитализм!»). Со временем этот лозунг был девальвирован, и его стали употреблять все кому не лень, используя как призыв и против коммунистов, и против атеистов, и против католической церкви, против «мультикультурализма», «исламского засилья», мужского шовинизма, женского равноправия и т.п.
[26] «ИГ Фарбениндустри» — крупнейший немецкий химический концерн, запятнавший себя сотрудничеством с нацизмом, в том числе прямым участием в массовых убийствах. После войны в порядке денацификации был разделен на 12 компаний.
[27] В апреле 1972 г., когда был опубликован данный документ РАФ, во всех перечисленных странах у власти находились реакционные, антидемократические, диктаторские режимы, причем в Португалии и Бразилии — прямо фашистские, в ЮАР — расистский.
[28] Шеель Вальтер (1919—2016) — немецкий политик, член Свободной демократической партии Германии (СвДПГ), с 1968 г. — председатель СвДПГ. Член НСДАП в годы II Мировой войны (пытался отрицать это вплоть до 2010 г.). В 1969—1974 гг.— вице-канцлер и министр иностранных дел ФРГ, 1974—1979 гг.— федеральный президент. Принимал участие в подписании договора 1970 г. между ФРГ и СССР о признании послевоенных границ в Европе, положившим начало серии договоров ФРГ с восточноевропейскими странами.
[29] Шиллер Карл Август Фриц (1911—1994) — западногерманский политический деятель, член СДПГ, министр экономики в 1966—1972 гг., кейнсианец. Разработал «глобальную стратегию», в основу которой был положен Закон о поддержании стабильности и экономического роста (1967). Целью этой стратегии было совершенствование рыночной капиталистической экономики. «Ориентировочные цифры Шиллера» — размер индексации заработной платы, который, по расчетам Шиллера, нельзя превышать, чтобы не уменьшить прибыли предпринимателей, каковое уменьшение, по Шиллеру, может отрицательно сказаться на инвестиционной активности.
[30] «Согласованная акция» — изобретение министра Шиллера. В ходе «согласованной акции» представители государства, профсоюзов и предпринимателей договаривались о размере заработной платы, причем профсоюзы должны были соблюдать сдержанность в своих требованиях.
[31] АРД и ЦДФ — крупнейшие на тот момент телерадио- (АРД) и телевизионная общественные компании ФРГ.
[32] Лёвенталь Герхард (1922—2002) — немецкий журналист, телеведущий. С 1969 по 1987 гг. был руководителем и ведущим передачи «ЦДФ-Журнал». В своих передачах выступал как яростный противник ГДР и «восточной политики» (см. комментарий 45). Студентов из внепарламентской оппозиции он называл «марксистскими путаниками», которые «готовят почву для нового тоталитаризма». Лекции Лёвенталя в университетах постоянно срывались студентами, а сам он подвергался нападениям с их стороны. Спецслужбы ФРГ полагали, что угроза для Лёвенталя могла исходить и от РАФ, поэтому после похищения Шлейера и вплоть до 1987 г. он находился под защитой полиции. В 1977—1994 гг. — председатель крайне правого антикоммунистического «Германского фонда».
[33] Марксистский союз студентов «Спартак» — левая студенческая организация, существовала в ФРГ с 1971 по 1990 г. Была тесно связана с ГКП. «Спартак» прекратил свою деятельность после краха Восточного блока.
[34] 13 августа 1961 г. ГДР начала сооружать стену вокруг той части Берлина, которую контролировали западные союзники. Эта мера носила в основном экономический характер: она была направлена против контрабанды, против переманивания специалистов в Западный Берлин, а также против использования Западом дешевой рабочей силы. До строительства стены десять тысяч восточных немцев занимались низкооплачиваемым трудом на Западе.
[35] «Закон об иностранцах» был принят в 1965 г., в 1990 г. он вышел в новой редакции, а с начала 2005 г. утратил свою силу. Закон об иностранцах в ФРГ давал возможность немедленно выслать их из страны, как только они теряли работу или лишались разрешения на трудовую деятельность.
[36] В 1964 г. Бундестаг принял закон о регулировании права на создание общественных союзов. Изменения, внесенные этим законом в действующий Уголовный кодекс, обеспечивают осуществление уголовного преследования не только членов запрещенных организаций, но и поддерживающих их лиц.
[37] Геншер Ганс-Дитрих (1927—2016) — немецкий политик (Свободная демократическая партия Германии, СвДП). После выборов в Бундестаг 1969 г. участвовал в создании социал-либеральной коалиции («Большой коалиции»), с 1969 по 1974 гг. — федеральный министр внутренних дел, 1974—1992 гг. — министр иностранных дел, 1974—1985 гг. — председатель СвДП. В 1972 г., во время захвата палестинцами в заложники израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде, предложил обменять себя на заложников, но палестинцы не приняли его предложения. После этих событий инициировал преобразование Федеральной пограничной охраны в подразделение спецназа федеральной полиции, которое находится в прямом подчинении у министра внутренних дел.
[38] Отсылка к маоистской концепции «длительной народной войны» («длительной партизанской войны»). См. подробнее: Тарасов А.Н. Наследие Мао для радикала конца XX — начала XXI века).
[39] Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. М., 1955. С. 458.
[40] «Служить народу» — название речи Мао Цзэ-дуна, произнесенной им на траурной церемонии, посвященной бойцу караульного полка ЦК КПК. Лозунг «Служить народу!» играл значительную роль во время «культурной революции», например, в кампаниях «Босоногие врачи» и «Ученики средних школ в деревне». В ФРГ и Западном Берлине в 1969—1970 гг. этот лозунг подхватили различные революционные студенческие организации для пропаганды среди студентов идеи объединения с рабочим классом. Так КСС (Коммунистический студенческий союз), студенческая организация КПГ (см. комментарий 20), назвал свою газету «Служить народу». Они связывали с этим лозунгом представление о «совершенствовании на службе народу»: «врачи, которые действительно лечат рабочих»; юристы, «которые помогают пролетариям в суде»; инженеры, химики и естествоиспытатели, «которые неустанно работают над облегчающими работу усовершенствованиями машин, выступают за развитие простой и прочной продукции»; учителя, «которые подходят индивидуально к каждому отдельному ребенку и его способностям».
[41] Рот Юрген (1945—2017) — немецкий публицист. С 1971 г. публиковал книги и выпускал телевизионные документальные фильмы об организованной преступности в Восточной Европе, Германии и международном терроризме. В своих книгах Рот утверждал, что организованная преступность тесно связана с экономической системой. Книга «Бедность в Федеративной республике» — его первая книга, вышла в 1971 г.
[42] Йохимсен Люк (Лукреция Луиза; урожденная Шлёзингер) (р. 1936) — немецкий социолог, тележурналист, политик. Изучала философию и социологию в Гамбургском университете. С 1961 по 1975 гг. — независимый автор. Ее книга «На задворках нации» вышла в 1971 г. С 1975 г. работала на телевидении. С начала XXI в. активно занимается политической деятельностью — в рядах Партии демократического социализма (ПДС), затем в Левой партии. В 2010 г. выдвигалась Левой партией на пост президента ФРГ.
[43] Аленская программа ХДС — принята в 1947 г. для британской оккупационной зоны. Внимание в ней в первую очередь уделялось экономическим и социальным вопросам. Центральным требованием было кардинальное изменение экономической системы. Программа предусматривала национализацию добывающей промышленности, создание широких возможностей для участия трудящихся в управлении, эффективное антимонопольное законодательство, целенаправленную поддержку средних слоев, разукрупнение крупных концернов. Аленская программа полностью реализована не была.
[44] Эпплер Эрхард (р. 1926) — западногерманский политик, член СДПГ, с 1968 г. — федеральный министр по делам экономического сотрудничества в правительстве Брандта — Шееля. При нем министерство считалось «левоориентированным». Ушел в отставку в 1974 г. в знак протеста против сокращения финансирования аппарата его министерства.
[45] Речь идет о международных договорах, заключенных в рамках «восточной политики». «Восточная политика» («Восточная политика» Брандта) — внешнеполитический курс ФРГ, проводившийся кабинетом В. Брандта (см. комментарий 5), направленный на разрядку международной напряженности и сближение между Западной Европой и Восточной, между НАТО и странами Варшавского договора. В рамках этой политики в 1970 г. ФРГ и СССР подписали договор о признании послевоенных границ (что открыло возможность для подписания соответствующих договоров между ФРГ и восточноевропейскими странами), в 1972 г. произошло совместное признание ФРГ и ГДР, а в 1973 г. ГДР была принята в ООН.
[46] Шрёдер Герхард (1910—1989) — видный деятель ХДС, министр внутренних дел ФРГ в 1953—1961 гг., министр иностранных дел в 1961—1966 гг., министр обороны в 1966—1969 гг. Юрист, член НСДАП и Национал-социалистского союза юристов с 1933 г. Один из основателей ХДС, заместитель председателя партии в 1967—1973 гг. Как министр внутренних дел известен запретом Коммунистической партии Германии, борьбой с «Движением против ядерной смерти» (был одним из инициаторов объявления незаконным референдума, высказавшегося против ядерного вооружения ФРГ) и попыткой протащить чрезвычайные законы. В 1969 г. был кандидатом на пост президента ФРГ, но проиграл выборы социал-демократу Г. Хейнеману.
[47] Санация — система мероприятий, проводимых для предотвращения банкротства крупных предприятий (трестов, банков и т.п.) — обычно с помощью крупнейших банков и / или государства.
[48] СКП — Социалистический коллектив пациентов, экспериментальный психотерапевтический коллектив, созданный доктором Вольфгангом Губером в клинике при Гейдельбергском университете в 1970 г. Основным принципом СКП была гуманная психиатрия. Ее основные тезисы: психические заболевания у отдельного индивида развиваются из-за болезненного состояния общества в целом (из-за необходимости приспосабливаться к эксплуатации и отчуждению при капитализме); современная психиатрия репрессивна; основой здорового общества должна стать потребность к наиболее полному развитию личности. В конце своего существования коллектив насчитывал около 500 членов. Организация подверглась уголовному преследованию со стороны властей. После ареста В. Губера часть его пациентов поместили в обычные клиники, где двое из них совершили самоубийство, еще двое умерли от лечения и один — в результате несчастного случая. Оставшиеся на свободе члены СКП, преимущественно студенты психологических и медицинских факультетов, сначала организовали «Информационный центр Красного народного университета», а затем присоединились к РАФ и «Движению 2 июня» (см. подробнее: Тарасов А.Н. Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна). 21 января 1976 г. Губер вышел на свободу, но был лишён права на врачебную деятельность. Его новая организация (существует и в настоящее время) носит название «Фронт пациентов / Социалистический коллектив пациентов» (ФП/СКП). ФП/СКП издаёт сборники старых текстов СКП и журнал «Krankheit im Recht», поддерживает сайт (www.spkpfh.de), где размещены переводы на разные языки теоретических работ Коллектива.
[49] Статья в Уголовном кодексе ФРГ, предусматривающая наказание за создание преступного сообщества, привлечение в это сообщество новых членов, а также за оказание ему помощи. В первые годы существования Федеративной республики она широко применялась в отношении коммунистов и противников ремилитаризации. C 1950 по 1968 гг. по этой статье было заведено 100 000 уголовных дел и вынесено 10 000 обвинительных приговоров. В 1976 г. в уголовный кодекс была добавлена ст. 129а, которая определяла наказание за участие в террористической организации.
[50] «Молодые социалисты» — молодежная организация СДПГ (Союз молодых социалистов и социалисток СДПГ). Обычно занимает более левые позиции, чем сама партия. Организация была создана в 1914 г., при нацистах распущена. В первые годы после II Мировой войны была лояльна по отношению к СДПГ. Радикализация началась после 1968 г. Как раз в феврале 1972 г. на съезде «Молодых социалистов» произошел бунт: съезд потребовал от СДПГ определиться с отношением к частной собственности на средства производства, к крупному капиталу, к кризису городских агломераций и проблемам высшей школы и выступил против запрета на сотрудничество с коммунистическими молодежными организациями и вообще с внепарламентской оппозицией. Впоследствии была принята так называемая двойная стратегия. Она означала, что, с одной стороны, «Молодые социалисты» продолжают работать с СДПГ и занимают должности во властных структурах для обеспечения партийной позиции, а с другой — они могут свободно сотрудничать с социальными движениями.
[51] См. комментарий 19.
[52] Кампания протеста, бойкота и разоблачения лжи, направленная против газетно-журнальной империи реакционного издателя Акселя Шпрингера.
[53] См. комментарий 3.
[54] «Свиньи» — оскорбительное прозвище полицейских в США, Канаде, Великобритании в «бурные 60-е». Было воспринято леворадикальной молодежью ФРГ и Западного Берлина.
[55] Венер Герберт (1906—1990) — немецкий политик, с 1927 по 1942 г. состоял в КПГ. После 1933 г. входил в состав нелегального аппарата КПГ и информбюро Коминтерна. Исключен из КПГ по обвинению в сотрудничестве с английской разведкой. В 1945 г. вступил в СДПГ. С 1969 по 1983 г. был председателем фракции СДПГ в Бундестаге, в 1958—1973 гг. исполнял обязанности временного председателя СДПГ. С 1950-х гг. оказывал значительное влияние на политику СДПГ. Выступал за преобразование СДПГ в «народную партию», то есть за полный разрыв с марксистским наследием и за одобрение политики Аденауэра.
[56] Правящий городской совет.
[57] В декабре 1971 г. молодежью было занято здание бывшего общежития медицинских сестер больницы «Вифания», расположенное в берлинском районе Кройцберг. Занявшие здание назвали этот дом в честь Георга фон Рауха (см. комментарий 3). С тех пор «Дом Рауха» был в ведении «самоуправляющегося жилищного коллектива». Многие годы этот дом признавался Берлинским сенатом в качестве первого пристанища бездомной молодежи. Сейчас «Дом Рауха» все еще рассматривается как проект взаимопомощи, особенно для молодежи из социально незащищенных слоев.
[58] Хайнеман Густав Вальтер (1899—1976) — один из основателей ХДС. В 1952 г. вышел из ХДС в знак протеста против политики правительства по ремилитаризации Германии и основал Общегерманскую народную партию, которая, однако, вскоре после поражения на выборах в бундестаг в 1953 году была расформирована. В 1957 г. присоединился к СДПГ. В 1966—1969 гг. занимал пост министра юстиции. 1969—1974 гг. — федеральный президент. Был сторонником сотрудничества между Востоком и Западом. Осуждал действия РАФ и заявлял, что анархисты объективно являются лучшими помощниками реакционеров. После ухода со службы в декабре 1974 г. написал письмо У. Майнхоф с просьбой прекратить голодовку членов РАФ в тюрьме. Он писал, что голодовка не принесет политических результатов, а только затруднит усилия тех, кто добивается улучшения положения ущемленных в своих правах другими способами. Майнхоф отвергла его предложение о прекращении голодовки, пока не будет отменен режим изоляции для политических заключенных.
[59] Поссер Дитер (1922—2010) — немецкий политик, с 1957 г. — член СДПГ. В 1968—1972 гг. был министром федеральных дел земли Северный Рейн — Вестфалия, с 1972 по 1978 гг. — министр юстиции этой земли.
[60] Вероятно, речь идет о Хорсте Малере, одном из основателей РАФ. Арестованный в октябре 1970 г., Х. Малер в тот момент находился в заключении.
[61] Асдонк Бригитта (р. 1947) — одна из основателей РАФ. Участница освобождения А. Баадера (см.: Дитфурт Ю. Освободительница политзаключённого) и ряда экспроприаций. Проходила подготовку в лагере ФАТХ в Иордании. Арестована 8 октября 1970 г. в Западном Берлине. Приговорена к 12 годам лишения свободы. Какое-то время Асдонк содержалась в звуконепроницаемой, очень холодной одиночной камере. Таким образом ее хотели заставить дать показания. Вышла на свободу в 1982 г. Живет в Берлине, активно участвует в антифашистской, антирасистской и антиимпериалистической деятельности.
[62] Кабора-Басса — дамба в Мозамбике, который в то время был португальской колонией. Это был самый большой проект строительства плотины в Африке, с 1969 г. в строительстве принимали участие пять западногерманских концернов. От этого строительства прежде всего получили прибыль расистские режимы в Южной Африке и Родезии. Для создания данной ГЭС власти Португалии планировали поселить в Мозамбике около 1 миллиона европейских колонистов. Многие африканские государства, Организация африканского единства и освободительные движения (в первую очередь Фронт освобождения Мозамбика) выступили против этого строительства.
[63] В ответ на наглую травлю левых в шпрингеровской прессе в актовом зале Технического университета Западного Берлина состоялся тич-ин (публичная дискуссия), где был показан фильм об изготовлении «коктейля Молотова». Основным автором фильма был Хольгер Майнс, участник внепарламентской оппозиции и студент кинематографической академии. Впоследствии Майнс присоединился к РАФ и погиб в тюрьме (см.: Тарасов А.Н. Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна).
[64] Бёлль Генрих Теодор (1917—1985) — немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1972 г. Бёлль выступал в печати с требованием провести расследование гибели членов РАФ. Повесть «Потерянная честь Катарины Блюм, или Как возникает насилие и к чему оно может привести» (1974) была написана Бёллем под впечатлением его травли в западногерманской прессе во время «немецкой осени». В 1979 г. был опубликован роман «Под конвоем заботы», написанный еще в 1972 г. В нем описываются разрушительные социальные последствия «усиления мер безопасности».
[65] «Марш через институты» («Долгий марш через институты») — лозунг, выдвинутый Руди Дучке в 1967 г. Имелась в виду необходимость перехода от чисто внепарламентской и внесистемной деятельности к стратегии «захвата власти на местах» (в муниципалитетах, общественных организациях, профсоюзах, педагогических структурах и т.п.), с тем чтобы затем, поднимаясь в них по управленческим ступеням, «захватывать власть этаж за этажом». Этот лозунг сыграл разрушительную роль в студенческом и вообще леворадикальном движении ФРГ, перенаправив силы бунтующей молодежи в русло реформизма и тактики «малых дел». Стратегия «марша через институты», разумеется, провалилась, «захватить капитализм изнутри» не удалось. Сам термин отсылает к названию статьи Режи Дебре «Кастризм: долгий марш Латинской Америки».
[66] «Индустрия сознания» — средства массовой информации. Термин принадлежит Гансу Магнусу Энценсбергеру. Энценсбергер рассматривал СМИ как репрессивный механизм, который осуществляет централизацию и бюрократический контроль и усугубляет пассивность аудитории.
[67] Во Нгуен Зиап (1911—2013) — вьетнамский генерал и политик, принимал участие в Индокитайской и Вьетнамской войнах. Один из основателей Вьетминя (военно-политическая организация, объединявшая широкий спектр антифранцузских сил и ставившая задачей освобождение Вьетнама от французского колониального владычества). В 1944 г. встал во главе Народной армии Вьетнама. С 1945 г. — министр внутренних дел Демократической Республики Вьетнам. С 1954 г. — министр обороны Северного Вьетнама. Член Политбюро Коммунистической партии Вьетнама. Весной 1954 г. во время войны с Францией одержал самую крупную на тот момент победу (в битве при Дьенбьенфу) партизан над регулярными войсками метрополии в истории колониальных войн ХХ в.
[68] Аттика. — 9 сентября 1971 г. 1200 заключенных тюрьмы особо строгого режима в г. Аттика (шт. Нью-Йорк) подняли восстание и захватили тюрьму. Восстание возглавили заключенные «черные пантеры» и «уэзермены». Восставшие требовали гуманизации пенитенциарной системы в США, прекращения расистских преследований со стороны надзирателей (свыше 60 % восставших были чернокожими и пуэрториканцами), независимого расследования произошедшего за две недели до того убийства в тюрьме «Сан-Квентин» лидера «Черных пантер» Джорджа Джексона и т. д. (всего 27 пунктов). Власти начали с восставшими переговоры при посредничестве специально созданного комитета из видных общественных деятелей, в числе которых были лидер «Черных пантер» Бобби Сил и известный оппозиционный адвокат Уильям Кунстлер. Ранним утром 13 сентября тюрьма неожиданно была взята штурмом, погибло 43 человека и было ранено 83. Бойня в Аттике вызвала в США мощную кампанию протеста, многолетние суды и, в конце концов, реформу пенитенциарной системы в стране.
[69] В пригороде Лос-Анджелеса Уоттс с 11 по 17 августа 1965 г. продолжалось восстание, вызванное дискриминацией чернокожего населения. При подавлении его 34 человека погибли, 1032 — получили ранения, 3438 были арестованы.
[70] 4 мая 1970 г. студенты Кентского университета (шт. Огайо) в США вышли на демонстрацию протеста против империалистического нападения США на Камбоджу. Национальная гвардия открыла огонь по демонстрантам, было убито 4 человека. Позднее 25 студентам было предъявлено обвинение, но никто из гвардейцев не был наказан. См.: Стуруа М.Г. Расстреляны в Кенте.
[71] 2 марта 1972 г. в Аугсбурге полиция убила Томаса Вайсбекера и арестовала Кармен Ролль, которая до того, как стать членом РАФ, входила в состав СКП (см. комментарий 48).
[72] 3 марта 1972 г. в Гамбурге тяжело ранили Манфреда Грасхофа и арестовали Вольфганга Грундмана.
[73] Руланд Карл-Хайнц (р. 1938) — бывший член РАФ. Летом 1970 г. вместе с другими членами РАФ проходил военное обучение в Иордании. Арестован 20 декабря 1970 г. Руланд никогда не входил в основное ядро РАФ. После своего ареста стал первым рафовцем, который дал показания. На процессе против Х. Малера (дело об освобождении А. Баадера) он выступил как главный свидетель. Руланд выдал опорные пункты РАФ в Западном Берлине, Нижней Саксонии, Кёльне и Франкфурте-на-Майне. Был освобожден в 1974 г.
[74] Шили Отто Георг (р. 1932) — бывший адвокат РАФ, участвовал в Штаммхаймском процессе. С 1983 г. — депутат бундестага от партии «Зелёных». В 1989 г. вступил в СДПГ. В 1998—2005 гг. — министр внутренних дел ФРГ.
[75] Информаторы, работавшие на службу разведки, таможню или полицию.
[76] Урбах Петер (1940—2011) — полицейский провокатор, внедренный в конце 1960-х гг. в ряды внепарламентской оппозиции. В апреле 1968 г. во время блокады студентами здания концерна Шпрингера раздавал заготовленные спецслужбами бутылки с «коктейлем Молотова». В феврале 1969 г. снабдил «Тупамарос Западного Берлина» бомбами (изготовленными спецслужбами), которые надо было взорвать во время визита в Западный Берлин Р. Никсона (бомбы не взорвались). На первом процессе РАФ дал показания против Х. Малера. Поскольку выступление на суде «засветило» Урбаха, он был снабжен новыми документами и по соглашению с американскими спецслужбами перевезен в Калифорнию, где и прожил остаток жизни.
[77] Боннская группа охраны первоначально создавалась для охраны членов правительства. Позднее эту группу стали использовать для борьбы с терроризмом. Штат Боннской группы охраны неуклонно разрастался: если в 1969 г. там работало 143 сотрудника, то в 1975 г. — 375.
[78] Отсылка к известному высказыванию Мао Цзэ-дуна «Революция не преступление, бунт — дело правое».
[79] Хоман Петер (р. 1936) — журналист, в 1960-е гг. работал в журнале «Конкрет», покинул журнал вслед за У. Майнхоф. В связи с освобождением А. Баадера был объявлен в розыск, хотя не был членом РАФ. Рафовцы взяли его с собой в Иорданию. Хоман раньше остальных вернулся в ФРГ и был арестован в ноябре 1971 г. Через месяц он вышел на свободу, так как подозрения в отношении него не подтвердились. В конце 1971 г. в интервью «Шпигелю» Хоман утверждал, что никто из рафовцев ему не угрожал. Но спустя 26 лет он написал в «Шпигеле», что в Иордании группа хотела казнить его как «предателя». Участвовал в авантюре Ш. Ауста по похищению дочерей У. Майнхоф и передаче их на воспитание Р. Римек.
[80] фон Брентано Маргарита (1922—1995) — немецкий философ, профессор в Свободном университете Западного Берлина.
[81] Шван Александр (1931—1989) — профессор в Западном Берлине, член реакционной организации «Союз свободы науки».
[82] Штурм Беата (р. 1951) — бывший член РАФ, находилась в заключении в 1970—1971 гг.
[83] Бэд-трип — сленговое выражение, описывающее негативные, потенциально опасные для психики переживания, которые могут возникать во время опыта, чаще всего вызванного приемом психоделиков. Но во многих случаях данные переживания позволяют проработать сложный подсознательный материал в психике и могут оказаться единственно возможным способом это сделать.
[84] Отсылка к речи Мао Цзэ-дуна «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа» (1957), в которой Мао утверждал, что противоречия между трудящимися и национальной буржуазией в условиях Китая не являются антагонистическими классовыми противоречиями. Такую форму противоречий он называл «противоречиями внутри народа». Очевидно, авторы документа к такого рода противоречиям (неантагонистическим) относили и противоречия внутри левого движения.
Опубликовано на языке оригинала в интернете по адресу: https://www.nadir.org/nadir/archiv/PolitischeStroemungen/Stadtguerilla+RAF/RAF/brd+raf/006.html
Перевод с немецкого Алексея Маркова под редакцией Дарьи Новосёловой и Александра Тарасова.
Комментарии Алексея Маркова и Александра Тарасова.