 |
| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
Восстание индийских военных моряков в Бомбее в феврале 1946 года вписано яркой, волнующей страницей в историю национально-освободительного движения Индии. Патриотически настроенная часть индийской армии и флота, считавшихся надежным оплотом английского колониального владычества, мужественно подняла свой голос в защиту попранных прав народа Индии и вышла на неравный бой. Организаторы восстания вполне отдавали себе отчет в том, что они могли противопоставить хитрости и опыту колонизаторов, их пушкам и штыкам только беззаветную отвагу, преданность своей стране и молодой энтузиазм. Им было трудно: недоставало организаторской хватки, не удалось избежать промахов и ошибок, часто некому было дать хороший совет. Но, несмотря ни на что, эти шесть памятных февральских дней, когда на военных кораблях в Бомбейском порту впервые в индийской истории развевался не «Юнион Джек», а флаги основных политических партий, борющихся за национальное освобождение, всколыхнули всю страну.
Искушенным английским генералам и политическим деятелям в конце концов удалось сломить сопротивление моряков, «восстановить порядок» и впоследствии представить выступление как всего-навсего «заурядный бунт», организованный «горсткой смутьянов-мятежников» и начисто лишенный каких-либо политических мотивов. О восстании моряков старались не вспоминать. С помощью хорошо отлаженной пропагандистской машины и тщательно подобранных официальных документов английские историки выдвинули выгодное метрополии толкование событий. Индийские исследователи отечественной истории тоже не очень охотно писали о восстании бомбейских моряков. Их отпугивал крайний радикализм восставших, несовместимость их лозунгов и концепций с известными принципами ненасилия, которые легли в основу социально-политической философии Индийского национального конгресса (ИНК).
Не случайно поэтому о восстании индийских моряков в Бомбее написано так мало работ — по существу, только две. Первая — «Восстание в Королевском индийском флоте» (Дели, 1954) — представляет собой воспоминания участников событий, разыгравшихся в Бомбее в феврале 1946 года. Одно из самых существенных достоинств этой книги состоит в том, что она была написана сразу же после восстания и проникнута духом того героического времени. В предисловии к ней говорится, что ее рукопись была готова еще в 1947 году, однако «по целому ряду причин публикация не могла увидеть свет ранее 1954 года». Вторая работа — «Мятеж невиновных» (Бомбей, 1971) принадлежит перу одного из активных участников восстания — сигнальщика Б. Ч. Датта. Такова имеющаяся в нашем распоряжении литература о восстании бомбейских моряков, если не считать нескольких статей, опубликованных в различных индийских газетах и журналах.
Есть все основания считать, что повесть об этом героическом выступлении еще полностью не рассказана. Оно, несомненно, нечто большее, чем простой бунт из-за недоброкачественного риса и гороховой похлебки. Не случайно в Индии довольно часто можно слышать, что индийский «Потемкин» еще ждет своего Эйзенштейна.
Пожалуй, только один политический деятель Индии того времени — Джавахарлал Неру сумел правильно оценить историческое значение бомбейских событий. «Недавнее выступление моряков Королевского индийского флота, — заявил он через два дня после окончания восстания, — оказало нашей стране огромную услугу. Пропасть, разделявшая народные массы и вооруженные силы, исчезла раз и навсегда. Народ и солдаты стали ближе друг другу. Они теперь понимают, что у них общая цель: освобождение страны от чужеземного господства…»
11 марта 1942 года английское правительство направило в Индию специальную миссию во главе со Стаффордом Криппсом. Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль преследовал далеко идущие цели, поручая эту важную и, надо сказать, щекотливую миссию именно Криппсу. Сэр Стаффорд к тому времени принадлежал к числу видных английских дипломатов. Он, несомненно, сыграл определенную роль в укреплении отношений между западными союзниками и СССР после своего неофициального визита в Советскую Россию и назначения послом Великобритании в СССР.
Новая миссия, выпавшая на его долю, была сложной и деликатной. Над Индией — «жемчужиной британской короны» — нависла реальная угроза. Японские войска, начав с внезапного нападения на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, повели активное наступление против английских войск в Юго-Восточной Азии. 15 февраля 1942 года после непродолжительной осады пал Сингапур, который долго считался неприступной твердыней Великобритании на Востоке. 15 тысяч английских, 13 тысяч австралийских и 32 тысячи индийских солдат и офицеров сдались в плен. Началось паническое бегство англичан из Малайи и Бирмы. Не прошло и месяца, как пал Рангун (8 марта), столица английской колонии Бирмы.
Война подошла к самым границам Индии. Несколько раз подверглась налетам японских самолетов Калькутта. Был разработан план эвакуации этого огромного города, уничтожения его мостов, важнейших промышленных предприятий. Над Индией нависла опасность иностранного вторжения. Что делать в этих условиях? Как организовать отпор? Будет ли индийский народ защищать свою страну, находящуюся под властью англичан? Эти тревожные вопросы не могли не волновать как английскую администрацию в самой колонии, так и правящие круги в Лондоне.
Большинство наиболее видных национальных политических лидеров Индии, хотя и отдавали себе отчет в том, что английское правительство в сентябре 1939 года объявило страну воюющей стороной фактически без ведома ее народа, были выше этих обид и перед лицом угрозы фашизма готовы призвать народ на борьбу с гитлеровской Германией и милитаристской Японией. Однако в то же время они настойчиво требовали не просто заверений, но надежных гарантий предоставления Индии независимости. Индия готова помочь Англии и ее союзникам в борьбе против общего врага, но может сделать это только как свободная страна — так ставился вопрос руководителями национально-освободительного движения.
Наиболее влиятельная политическая партия страны — Индийский национальный конгресс, — в руководство которой входили такие популярные и авторитетные лидеры, как Мохандас Карамчанд Ганди, прозванный в народе Махатма [1], Джавахарлал Неру, Абул Калам Азад и другие, еще 14 сентября 1939 года, то есть в начале войны, в решении своего главного исполнительного органа — Рабочего комитета — заявила: «Если эта война ведется ради сохранения статус-кво, защиты капиталистических владений, колоний, корыстных капиталистических привилегий и интересов, тогда Индия не может иметь с ней ничего общего. Если же война ведется за демократию, то Индия исключительно заинтересована в ней. Комитет убежден, что интересы индийской демократии не расходятся с интересами британской или мировой демократии…»
23 октября 1939 года руководство Конгресса прямо потребовало от англичан немедленного создания в Индии «ответственного правительства» и созыва Учредительного собрания для выработки новой конституции. Иначе, заявил Конгресс, он будет вынужден начать кампанию гражданского неповиновения. Колонизаторам был брошен вызов. Англичане долго медлили с ответом, и только 10 января 1940 года вице-король выступил в бомбейском «Восточном клубе» с заявлением о том, что после войны Индии будет предоставлен статус доминиона. Однако это предложение для конгрессистов было неприемлемо, так как их главное требование — о создании «ответственного правительства» — не выполнялось.
Положение осложнилось тем, что в это же время другая крупная политическая партия Индии — Мусульманская лига выступила с требованием о создании Пакистана — государства индийских мусульман, что было критически встречено руководством Конгресса, поскольку это требование значительно усугубляло раскол в национально-освободительном движении Индии и расширяло возможности для маневра английской колониальной администрации.
Нападение фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 года и вступление СССР в войну коренным образом изменили характер Второй мировой войны. Это, естественно, не могло не повлиять на политические позиции некоторых отрядов национально-освободительного движения Индии. Однако обострение идеологических и политических разногласий между ними отрицательно сказывалось на состоянии массовой борьбы и помогало англичанам проводить их излюбленную линию туманных обещаний и проволочек. Постепенно к концу 1941 года из тюрем были освобождены участники сатьяграхи [2] 1940 года, и английские власти сочли данный момент подходящим для нового тактического маневра. Им и стала миссия Стаффорда Криппса.
Направляясь в далекое путешествие и исходя из складывающейся в стране обстановки, Криппс был намерен прежде всего встретиться с национальными лидерами Индии, чтобы, с одной стороны, выяснить их позицию в связи с опасностью вторжения японских войск в Индию, а с другой — представить им новые предложения относительно дальнейшей судьбы страны.
О миссии Криппса узнали в тот же день, то есть 11 марта 1942 года, в 20 часов из сообщений лондонского радио. Через час представители прессы были у председателя партии ИНК А. К. Азада и наперебой задавали ему вопросы о новой инициативе английской администрации. «Я не могу дать определенного ответа, — говорил осторожный председатель Конгресса, — прежде чем не узнаю в подробностях, что именно представляют собой предложения, с которыми едет Стаффорд Криппс. Во всяком случае, я рад приветствовать его как старого друга и постараюсь, насколько возможно, пойти ему навстречу».
29 марта 1942 года Криппс встретился с А. К. Азадом, а затем с М. К. Ганди, Дж. Неру и другими национальными лидерами. План, который привез с собой посланец Лондона, в завуалированной форме отражал то, чего требовала от правительства и дипломатов английская монополистическая буржуазия.
Уинстон Черчилль никогда не менял своей точки зрения на проблему национально-освободительного движения на территориях, подвластных британской короне, которую он так четко выразил в ноябре 1942 года. Он сказал тогда, что «стал премьер-министром его величества не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи». Перед Криппсом, таким образом, стояла нелегкая задача.
Согласно плану Криппса Индии обещали статус британского доминиона; предусматривалось создание специального органа по выработке ее конституции; при английском вице-короле из индийских представителей создавался Исполнительный совет, имеющий консультативные функции; вопреки важнейшему принципу сохранения единства страны, каждой провинции и каждому княжеству (а их в Индии было около шестисот) предоставлялось право входить в состав доминиона или не входить в него, оставаясь в прежних правовых отношениях с Великобританией; провозглашалась невозможность решения политической проблемы без решения проблемы религиозно-общинной, затрагивающей отношения индусов и мусульман.
Почти две недели — с 29 марта по 11 апреля — Рабочий комитет Конгресса обсуждал предложения Криппса и свой ответ ему. Во время дискуссий главным сторонником принятия предложений Криппса был А. К. Азад, а противником — М. К. Ганди. Позже Дж. Неру вспоминал: «Чем больше мы вдумывались в эти предложения, тем более фантастическими они нам казались. Индия становилась шахматной доской, состоящей из десятков формально независимых княжеств. Многие из них опирались на военную поддержку Англии для сохранения своих самодержавных режимов. Стране не обеспечивалось ни политическое, ни экономическое единство, и Англия имела полную возможность по-прежнему осуществлять свое господство как в политической, так и в экономической области…» Даже не склонный к резким политическим оценкам Ганди коротко, но очень точно назвал этот план «чеком, помеченным задним числом».
Не этого, судя по всему, ожидали лидеры Индии от сэра Криппса. Его план откровенно их разочаровал. После бурных дебатов план посланца из Лондона был отвергнут. 11 апреля 1942 года Рабочий комитет Конгресса принял решение (его проект предложил Дж. Неру), в котором говорилось: «Индийский народ в целом ясно выразил свое требование о предоставлении ему полной независимости, и Конгресс многократно заявлял, что никакой иной статус, кроме статуса независимости для всей Индии, не может при настоящей ситуации удовлетворить насущных потребностей страны, а следовательно, не может быть принят. Комитет признает, что английские предложения, возможно, подразумевают предоставление Индии в будущем независимости, но сопровождающие их оговорки и ограничения таковы, что свобода вполне может оказаться иллюзорной». Разобрав по пунктам хитрые софизмы плана, авторы резолюции заключили: «На основании вышеизложенного Комитет не может принять предложения, выдвинутые от имени английского военного кабинета».
Миссия Криппса окончилась крахом, и он, не сумев оправдать возложенных на него надежд, неожиданно для своих партнеров 19 апреля 1942 года покинул Индию. Вопрос так и остался нерешенным. «Это был старый спор, — писал Дж. Неру, — между индийским национализмом и английским империализмом, и в этом споре английский господствующий класс в Англии и Индии был полон решимости, не считаясь с войной, удержать то, что имел. За ним стояла внушительная фигура Уинстона Черчилля».
Отвергнув английский план, Конгресс проявил большую политическую зрелость. Но перед ним встала новая задача: необходимо было дать народу позитивную программу действий. Эту проблему решил Всеиндийский комитет Конгресса, собравшийся в первых числах августа 1942 года в Бомбее. В резолюции, принятой Комитетом 8 августа 1942 года, было сказано: «…нависшая сегодня над миром опасность настойчиво требует предоставления независимости Индии и ликвидации английского господства». И далее: «Поэтому Всеиндийский комитет Конгресса со всей настойчивостью повторяет требование о ликвидации британского господства в Индии. После издания Декларации независимости Индии будет сформировано временное правительство и свободная Индия, вступив в союз с Объединенными Нациями, разделит с ними все испытания и жертвы в общей борьбе за свободу».
Какие же методы борьбы за независимость рекомендовал народу Конгресс? Война привела к значительному росту политической активности масс. Они ждали от своих вождей призыва к действию. И Конгресс в ответ на это принял решение «санкционировать для защиты незыблемого права Индии на свободу и независимость начало массовой борьбы на основе принципа ненасилия в самых широких масштабах, с тем чтобы страна приложила на этот раз все силы, накопленные ею на протяжении последних двадцати двух лет ненасильственной борьбы». Было также принято решение, что эта борьба непременно должна осуществляться под руководством М. К. Ганди. Комитет обратился к нему с просьбой возглавить и взять на себя руководство нацией.
Как-то, объясняя главную идею резолюции, М. К. Ганди выразил ее основной смысл в трех словах: «Вон из Индии!». Этот обращенный к колонизаторам властный и короткий, как выстрел, приказ и стал боевым политическим лозунгом, программой действий для подавляющей части населения страны, которая была, конечно, незнакома с пространными параграфами резолюции. Пожалуй, никогда до этого за всю свою длительную историю Национальный конгресс (а он был образован в 1885 году) не выдвигал лозунга, столь соответствовавшего духу и чаяниям масс. Крылатые слова «Вон из Индии!» наполнились огромной жизненной силой и начали с магической быстротой распространяться по всей стране. Они появлялись на заборах и стенах фабрик, на дамах в городах и селах. «Вон из Индии!» — стало требованием всего народа, а резолюция Национального конгресса обрела славу исторического эпохального документа.
9 августа, на другой день после принятия резолюции, колонизаторы начали массовые аресты руководителей Конгресса, которые, надо сказать, имели уже точные сведения относительно репрессивных намерений властей. Они шли в тюрьму с уверенностью людей, сознательно избравших тернистый путь страданий и самопожертвования.
9 августа только в Бомбее было арестовано 148 руководителей Конгресса, среди которых были М. К. Ганди, Дж. Неру, А. К. Азад, Р. Прасад, В. Патель и другие. Сама партия была запрещена. Силе духа, на которую опирались Ганди и его последователи, колонизаторы противопоставили силу власти.
Путь самопожертвования и ненасилия, намеченный Конгрессом, разделяли в Индии и даже в самом Конгрессе далеко не все. Некоторые считали, что он слишком долог и извилист, как горная дорога для пешего путника с тяжелой ношей. Эти люди утверждали, что сломить огромную и мощную колониальную машину можно только силой оружия.
Лозунг руководства Конгресса о ненасильственном сопротивлении не принял известный деятель левого крыла Конгресса Субхас Чандра Бос.
Он торопил события и искренне считал, что ненасилие — не более чем «возвышающий обман», что любая вооруженная борьба (неважно, из чьих рук получат индийцы это оружие) против колонизаторов — благо. Главное — любыми средствами изгнать англичан, а там сама жизнь подскажет дальнейшие решения.
26 января 1941 года С. Ч. Бос исчез из своего дома в Калькутте. Долгое время его местопребывание оставалось неизвестным. Потом выяснилось, что он бежал в Бирму, где вступил в контакт с японской разведкой. В июне 1942 года в Бангкоке под руководством Боса состоялась конференция индийцев, проживающих в разных странах Юго-Восточной Азии. Ее участники поставили перед собой цель заручиться поддержкой японцев и с их помощью объявить войну английскому колониализму, а затем, избавившись от японцев, добиться независимости Индии и других стран, находящихся под британским гнетом. В середине 1942 года были созданы Лига индийской независимости и Индийская национальная армия (ИНА). Только в Малайе к ноябрю 1942 года в Лигу вступили 120 тысяч человек, 50 тысяч дали согласие служить в ИНА. К борьбе стали активно привлекать индийцев Бирмы, Таиланда, Сингапура. Развернулась работа среди военнопленных.
21 октября 1943 года было провозглашено так называемое Временное правительство свободной Индии. Его премьер-министром стал С. Ч. Бос. Одним из первых решений нового правительства было объявление войны Англии и Соединенным Штатам Америки. Части ИНА, снабженные японским оружием и снаряжением, двинулись к границе Индии и перешли ее в гористом княжестве Манипур. На первых порах они одержали несколько побед. Но вскоре выяснились два обстоятельства, удручающе подействовавших на боевой дух солдат и офицеров армии Боса. Первое: индийский народ не поднялся на освободительное восстание, не взялся за оружие и не захотел встать под знамя Временного правительства, окопавшегося за рубежом. Попытка вождей, находящихся в стане врага, поднять патриотическое национальное восстание была обречена на неминуемое поражение. Второе: японское командование не спешило с активной поддержкой Индийской национальной армии, не обеспечивало ее прикрытием с воздуха, задерживало подвоз боеприпасов и затем оставило на произвол судьбы. Вскоре последовали одна за другой военные и политические неудачи.
В августе 1945 года С. Ч. Бос вылетел на японском самолете из Сайгона в Токио. По пути самолет сделал посадку на аэродроме Тайбея (Тайвань) и при взлете потерпел аварию, причина которой не выяснена. Тяжело раненный, Бос был доставлен в японский госпиталь. Спасти ему жизнь не удалось.
Так печально окончилась попытка мятущегося индийского националиста добиться освобождения своей страны от колониального ига с помощью другой империалистической державы. Его призывы к антианглийскому восстанию при поддержке японских штыков не нашли отклика. Индийский народ хорошо знал, что предложенный Босом путь ведет в тупик.
Положение в самой Индии в 1943—1944 годах серьезно осложнилось. Неурожаи привели к массовому голоду, который, по приблизительным подсчетам, унес не менее пяти миллионов человеческих жизней. В некоторых районах страны с новой силой вспыхнули крестьянские волнения.
6 мая 1944 года был освобожден из заключения М. К. Ганди, вышли из тюрьмы и другие руководители Конгресса. При посредничестве англичан начались переговоры между лидерами Конгресса и Мусульманской лиги о послевоенном политическом устройстве Индии. Переговоры были долгими и трудными, поскольку по настоянию руководителя Лиги М. Джинны был выдвинут план образования Пакистана, с чем Ганди, Неру и другие согласиться не могли. Только весной 1945 года стороны пришли к единому мнению о том, что вопрос о разделе Индии и выделении Пакистана будет решен после окончательного определения политического статуса страны.
9 мая 1945 года под сокрушительными ударами победоносных советских войск, а также войск союзников гитлеровская Германия капитулировала. Над Европой поднялась заря долгожданного освобождения. Угнетенные народы огромного колониального мира обрели новые надежды. Теперь они не хотели жить по-старому, в бесправии и нищете, а ослабевшие метрополии уже не могли управлять, как прежде, силой оружия. В мире сложилась качественно новая обстановка — оживления и подъема демократических сил, появились возможности коренных социальных изменений и национального освобождения.
В годы войны, пытаясь успокоить взбудораженное общественное мнение, премьер-министр Черчилль широковещательно заявлял: «Под прикрытием имперского щита Индия и ее многочисленное население еще раз безмятежно пройдут через бури и ураганы, проносящиеся над миром». Насчет безмятежности Уинстон Черчилль явно преувеличил. Хотя территория Индии и не стала полем сражений Второй мировой войны, английские колонизаторы без зазрения совести приспосабливали экономику страны для своих нужд, нисколько не считаясь с ее скудными возможностями. Правда, наряду с этим в социально-экономической жизни страны шли и позитивные процессы: создавались новые промышленные предприятия, работающие на нужды сражающихся армий, количественно и качественно рос рабочий класс. Так, если в 1939 году в обрабатывающей промышленности Индии было занято всего 1,75 миллиона фабричных рабочих, то в 1945 году — 2,64 миллиона.
Рост рабочего класса сопровождался усилением его организованности. За два года число зарегистрированных профсоюзов возросло с 865 до 1833, а их членов — с 889 тысяч до 1 миллиона 223 тысяч. Росла и крепла та революционная сила, с которой необходимо было считаться и английским колонизаторам, и национальным партиям Индии.
26 мая 1945 года в Англии состоялись первые послевоенные парламентские выборы. Консерваторы потерпели поражение, к власти пришли лейбористы. Черчилль вынужден был уступить пост премьер-министра Эттли. «Рабочее» правительство Великобритании должно было определить и сформулировать свою позицию по отношению к наболевшей колониальной проблеме. Народы Индии ждали этого с тревогой и надеждой. Лейбористское правительство пошло на хитрость. В Индии были назначены выборы правительства на основании закона 1935 года, по которому полнота власти в стране сохранялась за английским вице-королем. Это была откровенная насмешка над демократией и надеждами индийского народа. Лейбористское правительство не хотело менять устоявшейся колониальной политики английской буржуазии, заключавшейся в сохранении империи любой ценой. Назначением пресловутых выборов оно пыталось вовлечь лидеров национальных партий в бессмысленную предвыборную возню и отвлечь массы от радикальных методов борьбы. Закон предусматривал отдельные курии для разных религиозных общин, что осложнило проблему отношений индусов и мусульман. Лидер мусульманской общины и признанный лидер партии Мусульманская лига, властный и энергичный Мухаммад Джинна ратовал за создание «мусульманского отечества», всячески подчеркивал опасность «индусского шовинизма».
И все же национальные лидеры Индии и передовая часть индийского общества в полной мере распознали новые маневры лейбористского правительства. Скудный кредит доверия англичанам исчерпал себя: сначала — подачка в виде выборов, потом — демонстрация грубой силы. Пытаясь запугать народ и хоть как-то укрепить пошатнувшееся господство в Индии, английские колонизаторы учинили суд над тремя офицерами Индийской национальной армии.
Процесс над ними был разыгран по тщательно продуманному сценарию, как большой пропагандистский спектакль, с целью продемонстрировать силу Британской империи и попытаться восстановить былой порядок. Местом суда намеренно был выбран Красный форт в Дели — древняя крепость, резиденция могущественной династии Великих Моголов. Почти 90 лет назад здесь же, в Красном форте, шесть английских офицеров приговорили к пожизненному заключению Бахадур Шаха, последнего императора некогда грозной династии Моголов. Как известно, в ходе великого национального восстания 1857—1859 годов, всколыхнувшего всю страну и впервые поставившего под угрозу английское господство в Индии, Бахадур Шах был провозглашен номинальным императором Индии. Инициаторами восстания и его главной ударной силой были находившиеся на английской военной службе индийские солдаты — сипаи. С тех пор колонизаторы особенно пристально следили за настроениями в индийской армии. Суд над Бахадур Шахом был организован с большой помпой: англичанам надо было показать, что всякий, кто выступает против них, обречен на поражение. Ведь незадолго до этого английские каратели у стен Красного форта безжалостно расстреляли героев народного восстания 1857—1859 годов.
И теперь, в ноябре 1945 года, новый суд в Красном форте. И вновь «преступление» в армии. На скамье подсудимых — три офицера английских колониальных войск, перешедшие на сторону Индийской национальной армии С. Ч. Боса. Они — представители разных религий: генерал-майор Шах Наваз Хан (мусульманин), полковник Дхиллон (сикх) и майор Сахгал (индус). В обвинительном заключении военный прокурор инкриминировал подсудимым: «ведение войны против власти английской короны в Индии», «измену делу Индии», «предательство индийского народа», хотя сам народ видел в их действиях не предательство родины, а справедливую борьбу против британской короны и английских колонизаторов. Не случайно английский публицист В. Рассел в книге «Индийское лето» писал: «Британские власти в Дели сами же необдуманно подливали масло в пламя негодования индийцев, устроив открытый суд над тремя видными офицерами армии С. Ч. Боса в Красном форте со всеми сценическими эффектами военного трибунала 1857 года».
|
Судебные заседания шли с 5 ноября по 31 декабря 1945 года. Страна находилась в гнетущем напряжении. Тысячи людей отправлялись к стенам Красного форта, чтобы выразить свою солидарность с подсудимыми.
Слева от судей заняли места адвокаты, облаченные в черные мантии. Главным защитником выступил выдающийся адвокат и крупный деятель Конгресса Бхулабхаи Десаи, ему помогали другие видные адвокаты, в том числе Дж. Неру, только что вышедший из тюрьмы и с головой окунувшийся в яростные политические бои. Его симпатии, как и симпатии большинства индийского народа, были на стороне обвиняемых. «Каковы бы ни были их просчеты и ошибки, — говорил он, — это хорошие молодые люди… и главное, что ими двигало, — любовь к свободе Индии».
Известный индийский историк Тендулкар писал о тревожных событиях тех дней: «Дж. Неру присутствовал на суде в своей адвокатской мантии, от которой он отказался тридцать лет назад. Бхулабхаи Десаи, выступивший в качестве защитника, привлек внимание всей нации к той огромной роли, которую сыграла Индийская национальная армия, вдохновляемая Субхасом Чандрой Босом».
Страна требовала освобождения обвиняемых и добилась этого. «Произошла проба сил, — сказал Дж. Неру, — между волей индийского народа и волей тех, кто управляет Индией, и в конечном счете победила воля народа».
Подчеркивая огромную значимость этого судебного процесса в долголетнем противоборстве индийского народа и английских колонизаторов, Дж. Неру писал: «Ни один процесс в Индии — будь то в военном или гражданском суде — не привлекал такого общественного внимания и не затрагивал столь важных вопросов национального значения. Важна была и юридическая сторона процесса, которая касалась довольно туманного и гибкого кодекса доктрин, известного как международное право. Но за юриспруденцией было кое-что более глубокое и жизненно важное, что взбудоражило подсознательные глубины умов индийцев. Эти три офицера и Индийская национальная армия стали символом Индии, сражающейся за свою независимость. Все мелкие проблемы отступили на задний план. Даже портрет этих трех людей, которых судили по обвинению в преступлении, наказуемом смертной казнью, потускнел перед более широкой картиной Индии. Процесс в драматической форме воскресил старую тяжбу: Англия против Индии».
Присутствующие в зале заседаний и миллионы индийцев во всей Индии, с тревогой и волнением следившие за судилищем, напряженно ждали, что скажут обвиняемые. Этот день настал. Их речи не принесли удовлетворения организаторам судебного фарса. Офицеры не просили и не ждали снисхождения, по их речам даже трудно было определить, кто кого обвинял на процессе.
— Я вступил в Индийскую национальную армию, руководствуясь патриотизмом, — сказал Шах Наваз, глядя в лица судей. — Передо мной был выбор: король или моя родина, и я решил быть верным родине. Когда я думал о миллионах голодающих, которых англичане беспощадно эксплуатировали и умышленно держали в невежестве, я возненавидел всю систему правления в Индии, которая, на мой взгляд, была основана на несправедливости. Чтобы покончить с этой несправедливостью, я решил пожертвовать всем — жизнью, домом, семьей…
Как выстрелы, раздавались в притихшем зале эти слова, и все знали, что они шли от чистого сердца.
— Считаю этот суд незаконным, — гневно бросил в лицо обвинителям Сахгал. — Я вступил в ИНА из патриотических соображений. Я вступил в нее потому, что хотел завоевать свободу родине, и был готов ради этого пролить свою кровь…
Такой же мужественной была и речь Дхиллона:
— Я полагал, что, если будет создана сильная национальная армия, она сможет не только освободить Индию от английского господства, но и оказать сопротивление японцам, если бы они нарушили слово и, вместо того чтобы помогать нам завоевывать свободу, решили эксплуатировать страну в своих интересах… Я считал, что мать-Индия зовет меня, и решил откликнуться на ее призыв…
Судебный фарс, рассчитанный на устрашение индийского народа, обратился против его незадачливых устроителей. Чем ближе был день вынесения приговора, тем шире становилось массовое движение в защиту обвиняемых. Этот политический процесс вышел далеко за рамки военного трибунала, судившего трех офицеров. Он был воспринят как оскорбление народа и вызвал его гневный протест. «Вон из Индии!» — этот лозунг с новой силой прокатился по всей стране, от Гималаев до далекого мыса Кумари. Его повторяли индусы, мусульмане и сикхи, ибо недальновидные организаторы судебного спектакля фактически бросили вызов представителям религиозных общин, охватывающих большинство народов Индии. Суд признал офицеров виновными в тяжком преступлении — ведении войны против английского короля, — которое по закону каралось смертной казнью. Но, боясь взрыва народного гнева, суд долго не выносил приговора. Наконец 31 декабря 1945 года он был оглашен. Все обвиняемые приговаривались к увольнению из армии и к пожизненной каторге. Однако на другой же день последовал приказ главнокомандующего английскими вооруженными силами в Индии генерала Окинлека, который отменил каторгу и ограничил наказание увольнением из армии. Судебный процесс, таким образом, скандально провалился. Колонизаторы не достигли цели.
С особым интересом следили за процессом офицеры и солдаты индийских вооруженных сил, за плечами которых были бои в Европе и Африке против германского фашизма и в Юго-Восточной Азии против японского милитаризма. Председатель ИНК Азад писал: «Все три рода войск — флот, армия и авиация — прониклись новым духом патриотизма. Люди были настолько переполнены энтузиазмом, что при всякой встрече с кем-нибудь из лидеров Конгресса не могли скрыть обуревавших их чувств». Однако некоторых лидеров этот взрыв энтузиазма отнюдь не радовал, а порой даже пугал, и за неделю до восстания на флоте в 1946 году осторожный Ганди отмечал, что повсюду в стране царит атмосфера ненависти и пылкие патриоты охотно могут воспользоваться этим, чтобы продвинуть вперед дело достижения независимости с помощью насилия. «На индийцев, — говорил Ганди, — воздействуют гипнотические чары Индийской национальной армии», хотя, по его же мнению, дело С. Ч. Боса было заранее обречено на неудачу и он ничего не дал бы индийскому народу, даже если бы привел возглавляемую им армию в Индию с победой.
Так Индия рассталась с 1945 годом, завершившимся позорным судилищем в Красном форте, и вошла в 1946-й, когда уже были налицо грозные признаки приближающихся социальных потрясений и бурь.
Города, как и люди, имеют свою биографию и облик. Что касается Бомбея, то его биография связана с причудами колониальной эпохи. Остров, на котором расположен Бомбей (сейчас он соединен с материком дамбой), в 1534 году был захвачен португальцами. В его южной части колонизаторы построили укрепления. Вокруг них и обосновались первые поселенцы. Эта часть города до сих пор носит название «Форт».
В 1661 году в жизни португальской принцессы Екатерины Брагансской произошло важное событие: она вышла замуж за английского короля Карла II. В качестве приданого вместе с драгоценностями и великолепным гардеробом она получила остров в Аравийском море близ Индии, который она не только никогда не видела, но о котором и ничего не слышала. Так жители острова нежданно-негаданно стали подданными новой империи.
В 1668 году Карл II, не зная, что делать с этим приданым, подарил остров Ост-Индской компании, и она быстро превратила его в форпост своей торговли и военно-политической экспансии на Западном Индостане. Город начал стремительно расти и богатеть.
Со второй половины XIX века Бомбей — уже порт мирового значения. В 1853 году там была построена первая хлопчатобумажная фабрика; прошло несколько десятилетий, и он стал своего рода индийским Манчестером. В том же, 1853 году между Бомбеем и городом Тхана по насыпной дамбе была построена первая на территории Индии железная дорога длиной 30 километров (к 1864 году ее провели до Ахмадабада и Пуны).
В Бомбее, как грибы после дождя, росли английские и индийские торговые дома, фирмы и банки. В нем родилась и окрепла могучая династия индийских мультимиллионеров Тата, до наших дней здесь находится их штаб-квартира. Влияние этой династии распространилось на десятки отраслей экономики Индии, но родоначальник ее — Джамшетджи Тата начинал свой путь в Бомбее. Знатнейшие раджи и махараджи Индии приезжали сюда покутить в роскошных бомбейских кабаре и ресторанах, где нравы не отличались особой строгостью.
Однако не громкими именами богатейших монополистов и сиятельных раджей славился Бомбей. Гордость Бомбея — это традиции борьбы его мужественного рабочего класса, передового, наиболее боевого и организованного отряда индийского пролетариата. Город — свидетель многих революционных схваток. Здесь впервые в истории страны рабочий класс применил свое испытанное и грозное оружие — политическую стачку. 23—29 июля 1908 года остановились десятки бомбейских мастерских, фабрик и заводов: их рабочие вышли на улицы в знак протеста против позорного судилища над славным индийским патриотом и демократом Балгангадхаром Тилаком. В. И. Ленин обратил внимание на этот, казалось бы, незначительный в бурном океане мировых событий факт. «Пролетариат и в Индии, — писал он, — дорос уже до сознательной политической массовой борьбы…»[3].
В Бомбее возник первый в Индии революционный профсоюз «Гирни камгар». А 31 октября 1920 года выдающийся индийский демократ Лала Ладжпат Рай в бомбейском театре «Эмпайр» открыл 1-й съезд Всеиндийского конгресса профсоюзов. В 1922 году в Бомбее начал издаваться скромный восьмистраничный журнал «Соушиалист», которому суждено было стать родоначальником коммунистической прессы в Индии.
В 1885 году группа представителей либеральной буржуазии и национальной интеллигенции собралась в Бомбее, чтобы создать первую национальную партию страны — Индийский национальный конгресс. В 1942 году эта партия на бомбейском съезде своего исполнительного комитета приняла историческую резолюцию «Вон из Индии!».
«Европейский» центр города поразительно красив. Он расположен на узкой оконечности острова. На одной его части холмистый мыс Малабар, на другой — Колаба. Массивные, помпезные здания банков и фирм сменяют здесь роскошные рестораны, ночные бары, богатейшие отели и магазины.
Колаба — фешенебельный торговый центр, Малабарский холм — жилой район знати. Жить на Малабаре — значит принадлежать к высшему свету бомбейского общества. В живописных садах утопают великолепные виллы. Налицо причудливое смешение архитектурных стилей многих стран и эпох и почти полное отсутствие традиционно индийского, национального. Между этими районами побережье широкой подковой огибает красивейшая набережная Марин-драйв — гордость Бомбея. К стройным стволам высоких красавиц пальм, взметнувшихся над нарядной набережной, катит свои волны Аравийское море. По вечерам в него опускается щедрое индийское солнце. Когда оно окончательно пряталось в глубине вод и наступала бархатная тропическая ночь, на мачтах резиденции губернатора на Малабарском холме зажигались два красных фонаря — знак того, что губернатор и его супруга изволят благополучно пребывать у себя дома.
Другой Бомбей — это Бомбей фабрик и заводов, город рабочей бедноты. Красноватые или серые, безрадостные корпуса фабрик-тюрем жесткими черными пальцами труб и грязными хвостами дыма оскверняют бирюзовое небо. Рядом унылые, прокопченные жилые бараки, выстроившиеся в ряд словно военные казармы. Здесь живет угнетенный рабочий люд, дальше — лачуги нищих, тесно прижавшиеся друг к другу среди сточных канав и свалок мусора. Многие не имеют даже таких жалких жилищ.
  |
Население Бомбея в 1945 году составляло около 2 миллионов человек. Это — шумный многоликий город, где перемешалось множество языков: маратхи, гуджарати, хиндустани, английский, португальский и другие. Здесь живут приверженцы индуизма и ислама, католицизма и протестантства. Порой в Бомбее можно увидеть здания странной даже для этого города архитектуры: высокие конусообразные башни, украшенные барельефами с изображением огня и крылатых львов. Это храмы огнепоклонников-парсов, исповедующих зороастризм. На восточной, отдаленной части Малабарской возвышенности есть холм, к которому люди подходят с опаской. Здесь стоят «башни молчания», где совершается обряд погребения парсов. Зороастризм запрещает предавать мертвых земле. Усопших парсов помещают в башню и на некоторое время оставляют там. Стоит провожающим покинуть башню, как к ней со зловещим клекотом устремляются грифы. Когда, по обычаю, в башню приходит самый младший член семьи усопшего, чтобы осыпать покойного цветами, он видит там лишь скелет.
Недалеко от центральной части города, в районе порта, высится огромная аляповатая арка с претенциозным названием «Ворота Индии», которая была воздвигнута в 1912 году в честь приезда короля Георга V. Именно под этой аркой прошел на корабль последний английский солдат, покидая суверенную Индию.
Море не только украшение Бомбея, но и источник его процветания и роста. Сразу же от «Ворот Индии» начинается порт. Порт Бомбея огромен. В 1946 году через него проходило около 30 процентов внешнеторгового оборота страны. Длина гавани — 22 километра, ширина — около 10 километров. В эту прекрасную естественную гавань могут заходить любые океанские корабли. Здесь расположены военный и гражданский порты.
Вдалеке, в туманной дымке, виднеется остров Элефанта, на котором находятся великолепные пещерные храмы — настоящие произведения искусства. В гавани между громадами океанских лайнеров шустро шныряют бачхла — небольшие суденышки с высокой кормой и треугольным парусом. Отчаянные индийские моряки пускались на них в далекие путешествия — в Аден, Персидский залив и даже в Африку. В военном порту Бомбея издавна базировался Королевский индийский флот (КИФ). История его создания тесно связана с историей Ост-Индской компании и колониального проникновения англичан в Индию. КИФ был основан 5 сентября 1612 года и назывался «Флотом достопочтенной Ост-Индской компании». В его состав вошло четыре корабля под командованием капитана Томаса Беста, который сумел добиться от одного из императоров Великих Моголов, Джехангира, разрешения на постройку торговых факторий на побережье Индостана. С тех пор более трех столетий КИФ ревностно защищал английские интересы в Индии.
В КИФ сложились устойчивые колониалистские традиции. До второй мировой войны все офицерские должности там занимали англичане, матросы вербовались в основном среди населения прибрежных районов Западной Индии, а также Пенджаба. Любая политическая деятельность на флоте категорически запрещалась. Читать можно было лишь английские газеты и журналы. Матрос, заподозренный в связи с национально-освободительным движением, немедленно списывался с корабля.
Командование КИФ всячески старалось воспитать у индийских моряков чувство их собственной исключительности и пренебрежение к соплеменникам, внушая им, что у них есть большое преимущество перед последними, ибо моряк может побывать во многих странах, «увидеть весь мир».
До второй мировой войны в состав КИФ входило всего шесть боевых кораблей («Индус», «Инвестигейтор», «Клайв», «Хиндустан», «Лоренс» и «Корнуолис») и два береговых учебно-тренировочных комплекса. Во время войны флот значительно расширился, количество военных кораблей увеличилось более чем вдесятеро, выросла и численность моряков. Среди новых кораблей появился крейсер «Нарбада», ставший флагманом флота. В КИФ усилился приток представителей различных национальностей и социальных групп Индии. На флот пришли люди со средним и неполным средним образованием, которые не могли стоять в стороне от политической жизни страны. На устах многих были имена известных лидеров национально-освободительного движения — М. К. Ганди, Дж. Неру, С. Ч. Боса. Широко обсуждались военные действия на фронтах, главные политические события в стране, пути достижения независимости Индии. Среди моряков крепли патриотические чувства — они все больше осознавали себя индийцами, подлинными представителями своего народа.
Индийские моряки участвовали в некоторых операциях флота союзников, приобрели боевой опыт. Однако их положение в КИФ было исключительно тяжелым. Им приходилось переносить не только тяготы морской службы, но и различного рода унижения со стороны английских офицеров. Они находились на положении исполнителей-слуг, послушных машин-роботов, способных без звука выполнять приказы. Офицеры сознательно подавляли в них чувство человеческого достоинства. Они изнывали от бесконечной муштры, тяжкой учебы и каторжного труда с 5 часов утра до 9 вечера. В Индии в то время открыто говорили, что пойти служить на флот все равно что «продать душу дьяволу». Связи с внешним миром почти полностью обрывались, даже личные письма родным тщательно просматривались и, если нужно, задерживались. «Забудь о том, как ты жил раньше, — наставляли офицеры новобранцев, забудь о семье, о родных. У тебя теперь их нет — они не придут к тебе, даже если ты будешь лежать на смертном одре. Считай, что, поступив на флот, ты полностью расстался со своим прошлым. У тебя теперь нет имени — только номер».
«Тальвар» — так называлось военно-морское училище связи в Бомбейском военном порту [4]. По традиции британского военного флота военным училищам, береговым сооружениям, казармам моряков давали названия так же, как и боевым кораблям. На их плацах, по-морскому называемых палубами, возвышались мачты, здесь были кубрик и канцы, ют и даже капитанский мостик.
В «Тальваре» к началу 1946 года обучалось около 1500 сигнальщиков и радиотелеграфистов. По численности контингента это был второй во всем британском флоте учебный центр военно-морских связистов. Его выпускники в годы войны служили на кораблях, в морской пехоте и береговых укреплениях в разных частях империи, и многие участвовали в боях. После окончания войны часть из них возвратилась в «Тальвар» и с нетерпением дожидалась демобилизации. Ветераны составили довольно большую и авторитетную группу личного состава училища. Тяжелого вооружения в «Тальваре» не было, только стрелковое оружие — винтовки курсантов и младших командиров.
В конце января 1946 года стало известно, что начальником училища вместо либерального капитан-лейтенанта Коула назначен суровый капитан третьего ранга Кинг, о котором шла молва как об офицере «твердой руки». Судя по отзывам знавших его людей, он был типичным представителем английского колониального офицерства, ревностным служакой. Кинг не один десяток лет прожил в Индии, но образование получил в Англии. По-своему он знал и даже любил Индию, но лишь как колонию милой его сердцу Британии.
Матросы «Тальвара» сразу поняли, кого назначили к ним командиром, тем более что никаких официальных объяснений по поводу ухода Коула не было. Обстановка в учебном комплексе стала напряженной. В любую минуту можно было ожидать взрыва.
Среди тех, кто возвратился в «Тальвар» после войны, был молодой радист Бала Чандра Датт. Он не желал мириться с гнетущей обстановкой дискриминации и несправедливости, царящей в училище, и взял на себя смелость создать организацию борьбы против колониальных порядков. Исподволь Датт заводит с матросами беседы о положении в «Тальваре» и на флоте, осторожно подыскивает товарищей по борьбе. К концу 1945 года он создает организацию «Азад Хинд» («Свободная Индия»). В нее вошло не более двадцати человек, и, кроме того, было около десятка сочувствующих. Организация ставила целью насаждать среди матросов «Тальвара» антианглийские настроения, вести агитацию за свободу Индии, бойкотировать отдельные действия англичан, распространять листовки, развешивать плакаты, имевшие антианглийскую направленность, вербовать сторонников среди матросов кораблей КИФ.
Никто из членов «Азад Хинда» не имел опыта политической борьбы, навыков организаторской и тем более подпольной деятельности. Ими двигало лишь сильное и искреннее чувство ненависти к колонизаторам. Оно всецело определяло программу, стратегию и тактику немногочисленной, но сплоченной группы молодых, смелых моряков. Само название организации красноречиво свидетельствовало о том, что моряки думали не только о себе и в борьбу вступали не только ради улучшения порядков в «Тальваре». Организация Датта не имела почти никаких связей с политическими партиями Индии и действовала самостоятельно, исходя из своих скромных возможностей и имевшихся средств борьбы. Члены «Азад Хинда» собирались обычно в матросской столовой и примыкающей к ней читальне. Все они были спаяны крепкой матросской дружбой. Когда впоследствии англичанам удалось арестовать некоторых участников группы, ни один из них не выдал своих сотоварищей. В «Азад Хинде» не было предателей.
Первую политическую акцию группа осуществила 1 декабря 1945 года, когда КИФ отмечал британский государственный праздник — День флота. С двух до четырех часов ночи Датт и его товарищи не покладая рук работали у стен «Тальвара», торопясь закончить лозунги. Утром, когда английские офицеры в парадной форме при всех регалиях прибыли в училище, среди праздничных разноцветных флагов «Тальвара» они увидели на стенах огромные буквы антианглийских лозунгов: «Вон из Индии!», «Долой империалистов!», «Смерть англичанам!». Праздник был испорчен; начались поспешные поиски виновных. На ночь были выставлены усиленные караулы. Но найти ловких «нарушителей спокойствия» среди сочувствующих им матросов так и не удалось. На допрос вызвали матроса Р. К. Синха. Не стерпев нанесенных ему оскорблений, он сорвал с головы бескозырку, бросил на пол и принялся топтать ее ногами, разразившись при этом такой тирадой в адрес начальства, Королевского флота и британской короны, что его немедленно отдали под суд и приговорили к трем месяцам тюрьмы. В глазах же матросов он сделался героем.
Утром 2 февраля 1946 года «Тальвар» сиял особенной чистотой. Надраенные мелом медные ручки и поручни ослепительно блестели под ярким бомбейским солнцем. Ожидался приезд высокого начальства. Наконец кортеж сверкающих автомашин подъехал к «Тальвару» — в училище пожаловал сам главнокомандующий войсками в Индии генерал Окинлек. Командир четко отдал рапорт. Приняв его, Окинлек прошел в училище. Каково же было возмущение генерала и конфуз офицеров «Тальвара», когда на одной из стен они увидели торопливо, но четко выведенные слова: «Вон из Индии!».
В тот же день на плацу были обнаружены крамольные листовки. В одной из них говорилось: «Нельзя быть слугою сразу двух господ: кого-то из них будешь любить, а кого-то — ненавидеть. Братья! Настало время решить, кого мы действительно любим, а кого ненавидим. Мы хорошо знаем, что любим только нашу родину — мать-Индию. А кого ненавидим? Подумайте, братья!»
Этот дерзкий вызов высшему военному начальству в Индии был брошен «Азад Хиндом». Немедля начались повальные обыски. У радиста Датта нашли компрометирующие письма от офицеров и солдат ИНА, дневник и книгу индийского социалиста Ашоки Мехты об индийском национальном восстании 1857—1859 годов, а также копию листовки. Датта арестовали, началось следствие. На его первом допросе присутствовали сам генерал Окинлек и офицеры «Тальвара». На следующий день некоторые газеты Бомбея поместили сообщения о беспорядках на КИФ и фотографию Б. Ч. Датта. В течение последующих дней радист оставался под арестом, а боевой лозунг «Вон из Индии!» продолжал появляться в «Тальваре» повсюду. Становилось ясно, что в учебном комплексе действует хорошо организованная группа заговорщиков.
Однажды на улице Бомбея полицейский остановил грузовик, на борту которого мелом было выведено: «Вон из Индии!». Выяснилось, что эта машина возила в «Тальвар» продукты. 6 февраля, когда капитан Кинг, учинив разнос офицерам за нерадивость в поисках преступников, собирался сесть в свою машину, его взгляд уперся в тот же лозунг, который был начертан на черной блестящей поверхности лимузина.
Таким образом, следствие не могло доказать, что именно Датт виновен в распространении листовок и написании лозунгов, но тем не менее начальство решило уволить его из флота. Датта отпустили в казарму для оформления необходимых документов. Возбужденные матросы окружили товарища, и он рассказал им все, что довелось ему испытать под арестом и на допросах во время следствия. Моряки открыто выражали ему сочувствие. Ночью члены «Азад Хинда» собрались, чтобы обсудить план действий. Решено было готовиться к открытому выступлению.
8 февраля, как обычно, в пять утра раздался громкий сигнал к побудке. После зарядки и уборки помещения матросы строем направились в клуб-столовую на завтрак. Вареный рис оказался совсем несъедобным: в нем был мусор, на зубах скрипел песок.
— Чем нас кормят? Замените рис! — начали роптать матросы.
Появился дежурный офицер.
— В чем дело? Почему шум? — строго спросил он.
Матросы показали ему варево и заявили, что они не будут его есть. Офицер глянул в миску, окинул долгим презрительным взглядом матросов и четко приказал:
— Всем есть!
И, словно ударив хлыстом, добавил:
— И запомните, черномазые, нищие не выбирают!
Матросы ответили гулом возмущения. Ни один из них не притронулся к пище. Группа ветеранов «Тальвара» написала капитану Кингу петицию, в которой требовала улучшить питание, и заявила, что дежурный офицер должен извиниться перед матросами. Кинг долго не отвечал. Английский офицер должен извиниться перед туземцами? Такого еще в Королевском флоте не бывало. Обстановка в «Тальваре» накалялась.
16 февраля начальство разбирало жалобы моряков. Капитан Кинг пригласил к себе четырнадцать ветеранов и отчитал их за нарушение дисциплины. Те молча выслушали угрозы Кинга и, не сказав ни слова, вышли.
В училище создалась взрывоопасная ситуация. Негодованию матросов не было предела. Чем ответить на незаслуженные оскорбления? Каким должен быть следующий шаг? Чтобы наметить дальнейший план действий, члены тайной организации устроили ночью нелегальное собрание. Им хотелось найти простую и доступную всем форму протеста, наподобие той, которую выбрал для себя лидер национально-освободительного движения Махатма Ганди, когда выступил против введенного англичанами налога на соль. Ганди отправился на берег моря и сам занялся выпариванием соли из морской воды. Это действие было понятно народу и вскоре послужило толчком к волнениям по всей Индии.
Члены «Азад Хинда» решили, что для матросов наиболее понятной формой возмущения станет голодная забастовка.
Было бы преувеличением считать, что восстание индийских моряков 1946 года произошло исключительно благодаря деятельности «Азад Хинда». Это была лишь небольшая группа смельчаков, не имеющая четкой программы и значительного влияния в матросской массе. Их замыслы шли от чистого сердца, были искренни, но наивны: они хотели поднять задавленный колониальным гнетом народ без чьей-либо помощи. И все же написанные от руки листовки, выведенные мелом на стене казармы или на капоте автомобиля лозунги будили спящих и послушных, звали их к борьбе и подвигу. Каждый листок прокламации был добрым семенем, которое, упав на щедрую почву, могло стать могучим деревом свободы. Кто знает, может быть, самоотверженная деятельность Б. Ч. Датта и его товарищей была искрой, которая вызвала пожар в Королевском индийском флоте.
В воскресенье, утром, 18 февраля никто из матросов «Тальвара» не притронулся к завтраку. Пища, как всегда, была отвратительной. «Без еды не будет и работы», — шепотом передавали друг другу матросы. Все было готово к забастовке.
В 8:30 раздалась обычная команда к построению. Но напрасно надрывались дежурные офицеры — ни один матрос не вышел на плац и не встал в строй. Офицеры с руганью врывались в казармы. «В строй, сучьи дети! В строй, черномазые свиньи!» — орали они на матросов. Но те молча поворачивались к ним спиной. Забастовка началась. Дежурный офицер доложил обо всем командиру. Кинг, который никак не мог предвидеть подобного оборота событий, немедленно явился в училище. Вновь посыпались истеричные выкрики приказов. Но офицерам уже никто не подчинялся.
Как ни трудно было самолюбивому Кингу признать свое бессилие, в 13 часов он вынужден был доложить коменданту военно-морского порта Бомбея, что моряки «Тальвара» отказываются подчиняться его приказам. Оценив положение в казармах, комендант порта контр-адмирал Рэттрей тотчас прибыл туда.
В отличие от упрямого солдафона Кинга контр-адмирал был опытным дипломатом и прежде всего обратился к морякам с успокоительной речью:
— Матросы! Вы верой и правдой служили британскому флоту, не дайте смутьянам увести себя с дороги славы и чести. Политика — не солдатское дело, пусть об этом заботятся политики, наше дело — морская служба.
Он пообещал сделать все возможное, чтобы улучшить матросскую кухню, а также заменить ненавистного капитана Кинга, однако потребовал, чтобы моряки немедленно построились. Те ответили отказом. Тогда Рэттрей заявил, что готов принять у себя представителей от моряков и выслушать их жалобы. Бастующие, боясь попасть в ловушку, отказались и от этого предложения, заявив: «Пусть лучше посредниками в переговорах будут уважаемые лидеры наших политических партий — Конгресса, Мусульманской лиги или Компартии».
На это Рэттрей уже не мог согласиться и поспешил ретироваться. Так визит и примирительная речь контр-адмирала не восстановили порядка в «Тальваре». Забастовка продолжалась.
Весть о ней быстро разнеслась по всем кораблям флота и береговым военным сооружениям Бомбея, к вечеру об этом событии знали жители города. Теперь «Тальвар» стал местом, к которому было приковано всеобщее внимание. Что предпримут моряки кораблей и других береговых служб? Чем ответит на забастовку английское военное командование? Вечер 18 февраля ответа на эти вопросы не дал.
С наступлением темноты капитан Кинг покинул «Тальвар», чтобы больше никогда туда не вернуться. Фактически с его бегством английское командование полностью потеряло контроль над этим учебным комплексом, который всецело перешел в руки восставших. Там оставалось лишь несколько младших офицеров-индийцев.
Весь вечер и всю ночь в училище продолжалась бурная деятельность. Как часто бывает в подобных случаях, восставшие поначалу растерялись. Постепенно положение нормализовалось. Восставшие избрали забастовочный комитет, сформулировавший основные требования, которые не только касались их собственного положения, но и носили общеполитический характер. Среди политических требований на первом месте стояли: освобождение всех политических заключенных, в том числе солдат и офицеров ИНА, уход англичан из Индии и другие.
К вечеру 18 февраля моряки «Тальвара», несмотря на успех, остро ощутили свою изолированность и беззащитность. У них не было необходимого оружия, боеприпасов, снаряжения. Нужно было каким-то образом срочно привлечь на свою сторону моряков боевых кораблей. Комитет решил направить посланцев в ближайшие казармы «Касл барракс», находившиеся в военном порту Бомбея.
Утром 19 февраля матросы «Тальвара», а также всех кораблей бомбейской гавани увидели, как с мачты стоявшего на рейде военного судна «Пенджаб» медленно сполз английский флаг. Вместо него плавно поползли вверх шафранно-зелено-белый флаг Конгресса, зеленый — Мусульманской лиги и красный — Коммунистической партии Индии. Еще ночью, узнав о забастовке в «Тальваре», моряки «Пенджаба» сшили эти флаги из сигнальных флажков. Теперь тальварцы не одиноки в борьбе, у них появились надежные товарищи. Вскоре другие корабли один за другим стали присоединяться к забастовке. В их числе был флагман КИФ крейсер «Нарбада». В казармах «Касл барракс» в это утро никто не прикоснулся к швабре, койки так и остались незаправленными. Каждый понимал значительность момента, чувствовал себя участником важных исторических событий.
Группа моряков «Тальвара» пришла к морякам «Касл барракса» и рассказала им о начавшейся забастовке. Около трех тысяч моряков выслушали посланцев, не проронив ни слова. Заключительный призыв тальварцев: «Братья! Присоединяйтесь к нашей борьбе!» — потонул в мощных криках: «Вперед, к Тальвару!», «Англичане, вон из Индии!». Раздались четкие слова команды, и, построившись, матросы «Касла» двинулись к «Тальвару». Над колоннами появились флаги Конгресса, Мусульманской лиги и Коммунистической партии. По дороге к ним присоединились матросы береговых орудийных батарей и служб порта, а также группы рабочих с красными флагами.
 |
Разумеется, население Бомбея видело этот славный марш восставших моряков и рабочих порта. Движение росло и ширилось. Забастовка моряков «Тальвара» перешла в забастовку всего флота. Моряки и рабочие порта организованно шли по улицам города. Только в нескольких местах произошли столкновения. Перед зданием библиотеки информационного центра США моряки сожгли американский флаг. В целом же демонстрация прошла организованно и спокойно.
К полудню у «Тальвара» собралось около 10 тысяч бастующих моряков — треть всего личного состава КИФ. Прибыли и представители многих военных кораблей. К ним присоединились команды почти всех судов и береговых служб. Забастовка стала всеобщей.
Собравшиеся избрали Центральный забастовочный комитет, в который вошли представители всех кораблей и основных сооружений порта. Его костяк составил, разумеется, забастовочный комитет «Тальвара». Председателем Комитета был единогласно избран старший сигнальщик М. С. Хан, мусульманин из Пенджаба, пользовавшийся большим авторитетом у матросов. Его заместителем стал телеграфист Мадан Сингх. Оба были молоды, знали английский, хинди и панджаби, длительное время служили в «Тальваре». И тот и другой достаточно хорошо разбирались в политической жизни Индии, глубоко ненавидели англичан.
Естественно, местопребыванием Центрального забастовочного комитета стал «Тальвар». Был выработан код для передачи с корабля на корабль шифрованных посланий. Одновременно моряки приняли важное политическое решение: упразднить название «Королевский индийский флот» и впредь именовать его «Индийский национальный флот». Это была не просто формальная смена названия, а действие, имеющее глубоко принципиальное значение: восставшие передавали флот в руки народа, делая его орудием борьбы против английских колонизаторов.
Центральный забастовочный комитет, собравшийся в «Тальваре», тщательно подготовил свои требования к командованию флота, которые не только выражали чаяния моряков, но и свидетельствовали об их политической зрелости: 1. Запрещение расовой дискриминации, 2. Замена английских офицеров индийскими. 3. Улучшение питания. 4. Уравнение индийских моряков в правах с английскими. 5. Увеличение пособий семьям моряков, находящихся на действительной службе. 6. Обязательное устройство на работу демобилизованных моряков. 7. Освобождение военнослужащих, арестованных по делу Индийской национальной армии.
Текст с требованиями был немедленно передан на корабли и военные сооружения порта, моряки которых были уже настроены революционно. Они с нетерпением ждали того момента, когда национальные лидеры страны поймут наконец и по достоинству оценят их самоотверженные действия, направленные против англичан.
 |
В то время в Бомбее находилась видная деятельница Конгресса, активная участница августовского (1942 года) движения «Вон из Индии!» Аруна Асаф Али. Радист Датт пишет в своих воспоминаниях, что эта молодая и энергичная женщина стала всеобщей любимицей и что она была так же популярна, как Лакшми Баи — героиня восстания 1857—1859 годов. Аруна Асаф Али с присущей ей отзывчивостью сразу же пошла на встречу с представителями моряков, от чего под разными предлогами уклонялись многие конгрессисты. В те дни она часто встречалась с моряками, давала практические советы, выступала на митингах.
Однако лидеры Индийского национального конгресса, и в первую очередь Валлабхаи Патель, находившийся в то время в Бомбее, ее не поддержали. Они старались направить движение в законные, ненасильственные рамки и неоднократно напоминали о том, что нельзя действовать до тех пор, «пока Махатма Ганди не примет решения». Патель исходил из недопустимости нарушения дисциплины в армии, утверждая, что насильственные действия мешают Конгрессу вести борьбу за независимость Индии мирным и законным путем.
А сам Ганди следил за забастовкой моряков из Пуны и так определил свою позицию: «Восстание в военно-морском флоте и то, что за ним следует, никак нельзя назвать ненасильственными действиями… Индийцам-морякам должно быть известно, что путь ненасильственного сопротивления может быть достойным, смелым и вполне действенным, если идти по нему всем вместе… Именно такого рода действия я называл ненасильственным несотрудничеством. Но то, что теперь делают моряки, дает Индии дурной, неподобающий пример».
Позиция Ганди и других лидеров ИНК определялась прежде всего их стремлением добиться независимости Индии без социальной революции, всячески избегая насильственных действий народных масс. Решение этой задачи должна была обеспечить тактика ненасильственного сопротивления.
Конгрессисты неоднократно и настойчиво выдвигали тезис о том, что армия и флот не должны включаться в политическую борьбу. Так, М. К. Ганди в интервью французскому журналисту заявил: «Солдат, который не подчиняется приказу открыть огонь, нарушает присягу, принесенную им, и делается виновным в преступном неповиновении. Я не могу просить чиновников и солдат, чтобы они отказывались подчиняться приказам. Если я научу их неповиновению, они могут также отказаться повиноваться мне, когда я буду находиться у власти».
Из всех руководителей Конгресса, пожалуй, один только Дж. Неру с его политической прозорливостью и широким кругозором смог тогда правильно оценить историческое значение восстания моряков, дать позитивную оценку его места в современной истории Индии. К сожалению, в те бурные дни его самого не было в Бомбее. Аруна Асаф Али известила его об этом событии телеграммой. Когда Дж. Неру приехал в Бомбей, все было уже кончено. Выступая на массовом митинге 26 февраля 1946 года, через два дня после поражения восставших, Дж. Неру заявил:
«Недавнее событие в Королевском индийском флоте открыло новую главу в истории вооруженных сил Индии. Я проявил к нему особый интерес, поскольку глубоко убежден в том, что вооруженные силы страны должны находиться в тесной связи с гражданским населением. До сих пор их разделяла огромная пропасть. В прошлом вооруженные силы действовали как часть оккупационной армии и широко использовались иностранными правителями в качестве инструмента репрессий.
Во время Второй мировой войны двести — двести пятьдесят тысяч индийских юношей пополнили ряды армии, флота и военно-воздушных сил. Многие из них обладали широким политическим кругозором и были на деле активными политическими работниками. В годы войны они подвергались различного рода репрессиям, унижениям. Когда война окончилась, некоторые представители этой молодежи восстали против такого положения дел.
Наши вооруженные силы имеют законное право восстать против иностранных правителей, с тем чтобы добиться освобождения страны. Главнокомандующий в своем обращении по радио заявил, что он не потерпит политических интриг в вооруженных силах и что дисциплина в армии превыше всего. В целом я согласен с этим, с одной поправкой: это должна быть свободная армия свободной страны…
Недавнее выступление моряков Королевского индийского флота оказало нашей стране огромную услугу. Пропасть, разделявшая народные массы и вооруженные силы, теперь исчезла раз и навсегда. Народ и солдаты стали ближе друг другу. Они теперь понимают, что у них общая цель: освобождение страны от чужеземного господства…
Почему наши вооруженные силы пошли на этот шаг? Ответ может быть только один: потому, что времена теперь коренным образом изменились и иностранные правители должны понимать, что Индией нельзя больше управлять так, как ею управляли в прошлом, натравливая одни слои населения на другие, гражданское население — на армию и наоборот. Вооруженные силы теперь хорошо поняли свою ответственность перед страной и народом».
После отъезда из Бомбея Аруны Асаф Али переговоры с моряками вел Валлабхаи Патель. Он встретился с делегацией моряков, которая заявила, что Индийский национальный флот, находящийся теперь в руках восставших, готов служить Индии и выполнять любые приказы ее национальных лидеров. Однако В. Патель отказался от этого предложения. Он сказал, что Конгресс не одобряет действий моряков, захвативших боевые корабли, и что он «согласен с заявлением главнокомандующего о том, что на флоте должна быть дисциплина».
Таким образом, лидеры ИНК не поддержали восстания, хотя трехцветные флаги Конгресса продолжали развеваться на мачтах мятежных кораблей.
Руководители бастующих моряков должны были взять на себя тяжкое бремя ответственности за все политические и иные решения, которые необходимо было принять в ближайшем будущем забастовочному комитету. Позиция руководства Конгресса в значительной мере предопределила дальнейший ход восстания, которое пошло на убыль.
20 февраля Центральный забастовочный комитет стал искать встречи, чтобы начать переговоры с командующим КИФ, вице-адмиралом Годфреем. Многие моряки, правда, доказывали бесперспективность этих переговоров. Действительно, что могли сделать не искушенные в политических дискуссиях простые телеграфисты и сигнальщики перед лицом опытных и хитрых политиканов? Тем более сам Годфрей прекрасно знал, что руководство Конгресса не поддержало моряков. И тем не менее вице-адмирал в тот же день прибыл самолетом из Дели и принял делегацию, возглавляемую М. С. Ханом.
Выслушав моряков, Годфрей сказал, что готов рассмотреть все их требования (кроме политических) при условии, если будут восстановлены воинский порядок и дисциплина на флоте и все моряки не позднее 15:00 вернутся на свои корабли и береговые объекты для дальнейшего прохождения службы.
Возвратившись к себе в училище, делегаты доложили Комитету о позиции вице-адмирала. Однако Комитет не смог сразу принять какое-либо решение и наметить план дальнейших действий. Пока он раздумывал, Годфрей не терял времени даром. На улицы Бомбея были брошены наряды военной полиции на машинах для задержания моряков, оказавшихся в городе. Чтобы не возбуждать лишних подозрений, англичане не арестовывали их, а отвозили прямо в «Тальвар». Они действовали обдуманно и осторожно. На важных стратегических магистралях были выставлены танки и бронемашины. К вечеру моряки увидели, что «Тальвар», «Касл барракс» и другие очаги забастовки окружены пехотными частями, изолированы друг от друга и, что особенно важно, отрезаны от рабочих районов Бомбея. Таким образом, наступление английских войск на восставших моряков началось.
Моряки решили вновь вступить в переговоры с вице-адмиралом Годфреем. Прежде чем отправить к нему делегацию, на корабли и сухопутные сооружения была послана радиограмма: «Мы сделаем все возможное, чтобы убедить командование снять военные патрули. Мы призываем всех сохранять спокойствие и ненасилие. Мы обращаемся ко всем товарищам: никакого насилия».
Вице-адмирал вновь принял делегацию моряков и заявил, что не имеет полномочий вести переговоры на политические темы, что это — дело политиков, представителей английских властей и лидеров Конгресса. Но, пытаясь выиграть время, вице-адмирал с готовностью повел разговор об улучшении питания моряков (ему доложили, что, начиная с 18 февраля, у них были перебои в питании) и обещал, как только восстановится порядок, принять необходимые меры. Однако, когда матросы заговорили о необходимости снять пехотные патрули вокруг «Тальвара» и других сооружений, Годфрей сразу же изменил тон. Никаких обещаний он на этот счет давать не стал.
Переговоры зашли в тупик. Нужно было искать новые пути. Центральный забастовочный комитет принял решение: в знак протеста против окружения «Тальвара» и других сооружений пехотными патрулями 21 февраля с 7 часов 30 минут утра начать голодовку. Эта радиограмма была передана на все корабли и береговые объекты.
Моряки вновь пошли по пути тактических методов борьбы, пропагандируемых Конгрессом. Голодовка — крайнее средство борьбы, применяемое революционерами в чрезвычайных обстоятельствах, когда другие средства исчерпаны или невозможны. История Индии знает немало примеров подобной формы выражения протеста, когда объявляли голодовку один или несколько человек, что порой достигало цели, но голодовка 20 тысяч моряков, владеющих боевыми кораблями, была делом безнадежным. Она не могла быть проведена в жизнь и тем более привести к победе.
Утро 21 февраля выдалось солнечным, ясным. Моряки начали голодовку. Они все еще надеялись, что политические лидеры страны скажут наконец свое слово. В утренних газетах сообщалось о призыве к всеобщей забастовке, с которым обратилась к народу Коммунистическая партия Индии, ставшая наиболее последовательным защитником справедливых требований моряков и стремившаяся соединить их усилия с организованными действиями трудящихся Бомбея. Конгрессистское же руководство советовало морякам воздержаться от забастовки, назначенной на 22 февраля.
Около 9 утра на плацу «Тальвара» заметили подаваемые флажками сигналы с плаца «Касл барракса». «Нас атакуют англичане, — передавал сигнальщик. — Ведем бой. Отбиваем атаки». Текст был немедленно передан Хану. Председатель Комитета, поверивший слову Годфрея и только вчера призывавший к ненасилию и голодовке, отказывался понять такое вероломство англичан. Он сам отправился к «Каслу» и убедился, что противник окружил казармы и ведет интенсивный огонь. Англичане первыми прибегли к оружию. Моряки укрылись за толстыми каменными стенами и, приготовившись к длительной осаде, отвечали редкими винтовочными выстрелами. Английские офицеры, оказавшиеся к тому времени в казарме, были взяты под стражу.
Моряки сообщили Хану, что до начала перестрелки восставшие были настроены миролюбиво и даже пытались завязать беседу со стоявшими неподалеку от ворот «Касла» индийскими солдатами. Моряки перебрасывались шуточками и звали солдат присоединиться к ним.
Неожиданно подошло подкрепление, и несколько солдат открыли стрельбу, распахнули ворота и попытались овладеть караульным помещением у ворот казармы. Моряки не растерялись, раздался клич: «К оружию!», и благодаря численному перевесу оттеснили солдат за ворота. Быстро вскрыли арсенал, разобрали винтовки, револьверы, ручные гранаты — приготовились ответить ударом на удар. Перестрелка усилилась, появились убитые и раненые. Первым от английской пули пал санитар казарменного лазарета Кришнан. Индийские моряки проявили подлинное бесстрашие.
Возвратившись из «Касл барракса», Хан принял верное решение: перенес местонахождение штаба Центрального забастовочного комитета с «Тальвара» на флагманский корабль «Нарбада». Он был построен в Англии в 1941 году и стал лучшим боевым кораблем во всем Королевском индийском флоте. Теперь взять штаб было нелегко. Стрелковое оружие «Касла» и «Тальвара» не шло ни в какое сравнение с тяжелым артиллерийским вооружением боевого корабля. Около 12 часов Центральный комитет, собравшийся на «Нарбаде», принял решение, которое немедленно было передано по радио на все корабли и береговые службы:
«От Центрального забастовочного комитета флота. Всем экипажам кораблей, гарнизонам казарм и лагерей.
Чтобы добиться удовлетворения наших требований, мы начали мирную, организованную стачку. Британское командование не обратило внимания на наши жалобы и отдало своим войскам приказ открыть огонь. Но мы не дадим себя запугать.
Центральный забастовочный комитет флота решил: все британские офицеры должны покинуть корабли, им гарантируется беспрепятственная высадка на сушу; всем кораблям стоять под парами; командам судов находиться в боевой готовности и соблюдать порядок и дисциплину. Мы проводим мирную стачку и никого не трогаем, но в случае нападения немедленно откроем огонь».
«Нарбада» передал по кораблям, что его орудия заряжены боевыми снарядами и что всем следует сделать то же самое.
До моряков доходили слухи, что в сухопутных вооруженных силах Индии тоже идет брожение, растет недовольство, особенно среди рядового состава, например в военном городке недалеко от порта в районе Колаба, но морякам не удалось установить с ними прямой связи. Некоторые военнослужащие Индийских военно-воздушных сил, дислоцированные в Бомбее, Пуне и других городах и районах Индии, готовы были выступить, однако их революционный порыв не шел ни в какое сравнение с революционным энтузиазмом моряков Бомбея, овладевших почти всеми кораблями КИФ.
К сожалению, между моряками и военнослужащими других родов войск не было устойчивых контактов и необходимой координации действий. Моряки поначалу были настолько уверены, что руководители политических партий их поддержат, что им и в голову не приходило искать сотрудничество с сухопутными силами и ВВС. Они стремились решить политические вопросы, а не просто захватить власть вооруженным путем, силой подавить гражданскую администрацию. Как писал впоследствии Датт, им во весь голос хотелось заявить тогда: «Вставайте, люди! Революция сама стучится в вашу дверь!».
Весть о решении моряков прекратить голодовку и ответить на вооруженные провокации англичан вооруженным выступлением немедленно разнеслась по всему Бомбею. Город с энтузиазмом принял эту весть, активно поддержав восставших. К порту устремились возбужденные толпы людей. Владельцы ресторанов и магазинов, обеспеченные служащие и даже бедняки кули несли морякам продукты. По рейду сновали лодки. Никогда еще военная база не была столь многолюдной и оживленной.
Тем временем моряки казарм «Касла» продолжали успешно обороняться. Бой шел уже семь часов.
Один из моряков-радистов установил на стене казармы мегафон. Громкий голос перекрыл звуки винтовочных выстрелов:
— Братья! Стойте! Не стреляйте!
Перестрелка прекратилась. Над притихшими позициями раздалось:
— Братья! Мы ведем борьбу не за хорошую еду и сытую жизнь для себя. Мы боремся за свободу нашей страны. И мы, и вы — дети одной матери-родины. Не стреляйте в своих братьев — не берите на душу великий грех братоубийства!
Этот страстный призыв, в котором четко выражена цель борьбы моряков, дошел до индийских солдат — пехотинцев. Напрасно английские офицеры подавали команду «Огонь!» — выстрелов не последовало. Из осажденных казарм раздались крики приветствий. Вскоре эти ненадежные подразделения индийцев были отведены. На их место прибыли английские войска.
Обращение с призывом не стрелять было, по существу, единственной формой контакта восставших моряков с солдатами сухопутных войск и ВВС. Они не вели никакой активной агитации, чтобы завоевать эти войска, перетянуть их на свою сторону для общей борьбы за независимость Индии. Причиной этого было отсутствие у членов Центрального забастовочного комитета опыта революционной борьбы.
И все же силы восставших и размах движения были весьма значительны. Забастовка охватила 78 кораблей, 20 казарм и других береговых сооружений. В Карачи восстали моряки крейсера «Хиндустан», начались волнения моряков в Калькутте и Мадрасе.
В «Тальвар» поездом прибыло 3500 моряков с военной базы «Акбар», расположенной в нескольких десятках километров от Бомбея. Обстановка в порту оставалась напряженной. У «Касл барракса» лицом к лицу стояли моряки и войска англичан, обменивавшиеся ружейно-пулеметным огнем. Пушки на кораблях пока молчали. Восставшие понимали, что, если будет приведена в действие артиллерия, за этим последует обстрел города. Будут человеческие жертвы и разрушения.
Решительные действия моряков отрезвили самоуверенного вице-адмирала Годфрея. 21 февраля в 14:37 он обратился к восставшим по радио. В этом обращении было все: и попытка оправдаться, и обещание удовлетворить требования моряков, и открытая угроза.
«Правительство рассмотрит все жалобы и примет меры к ликвидации недостатков, — говорилось в нем. — Британские войска были вынуждены открыть огонь, так как военно-морской флот поднял открытый мятеж, а правительство не желает уступать давлению. Продолжение борьбы с вашей стороны — чистейшее безумие, так как мы располагаем превосходящими силами. Если повстанцы не пойдут на безоговорочную капитуляцию, мы будем вынуждены ввести в действие все наши силы, даже если это приведет к полному уничтожению флота». Угроза Годфрея имела под собой весьма основательную почву: на Бомбей взяли курс боевые корабли Дальневосточного британского флота. Кроме того, к городу осторожно стягивались воинские части из других районов Индии. Еще никто не знал, что командующий Южной группировкой вооруженных сил страны, генерал-лейтенант Б. Локкарт получил из Дели приказ восстановить порядок в Королевском индийском флоте.
Центральный забастовочный комитет немедленно собрался, чтобы обсудить ультиматум Годфрея. В пятом часу утра закончились бурные дебаты, в результате которых было решено временно прекратить активные действия и возобновить переговоры.
На кораблях зазвучал приказ: стрелять только в ответ на огонь орудий противника. «Придерживайтесь принципов ненасилия. Я должен встретиться с командующим флотом», — радировал Хан. Комитет дал согласие на встречу с вице-адмиралом и уведомил об этом его штаб. Переговоры решили провести в «Касл барраксе». Однако Годфрей на сей раз уклонился от встречи. Он счел для себя недостойным и унизительным появляться с белым флагом в руках перед взбунтовавшимися матросами. Англичане послали в «Касл барракс» двух младших офицеров из индийцев — лейтенанта И. Сингха, младшего лейтенанта С. С. Чоудхури — и одного штатского, некоего X. Дарбари. Это так называемая «группа умиротворения» практически вообще не имела никаких полномочий, и у нее могла быть только одна задача: выиграть время. М. С. Хан, отправляясь на встречу, все еще надеялся, что вице-адмирал пожалует в «Касл барракс», но его надежды не оправдались.
Парламентеры гордо прошли через ворота, где стояла вооруженная охрана. Перед помещением, в котором должна была состояться встреча, стоял матрос с винтовкой. Пропуская депутацию, матрос приказал: «Господа, снимите фуражки!». Офицеры обиделись, но фуражки сняли.
Во время переговоров Комитет держался стойко и не пошел ни на какие уступки англичанам.
После переговоров Центральный забастовочный комитет опубликовал заявление, имевшее большое политическое значение. В нем разъяснялись подлинные намерения и цели моряков и, что особенно важно, содержался призыв к трудовому народу поддержать восставших. В заявлении говорилось:
«Центральный забастовочный комитет Индийского флота обращается с этим призывом к руководителям политических партий Индии и индийскому народу.
Мы все преданно служили Индийскому флоту на протяжении нескольких лет. За это время нам пришлось вынести немало испытаний — нас плохо кормили, нам платили низкое жалованье, нас подвергали бесчеловечной расовой дискриминации. Сегодня, после окончания войны, перед многими из нас встает серьезная проблема трудоустройства после демобилизации.
Бесчисленное количество раз мы обращались к властям с просьбой удовлетворить наши требования, особенно те, которые касаются отмены расовой дискриминации и введения равенства, требования, которые будут безусловно, поддержаны каждым уважающим себя патриотом. Однако власти не шли нам на уступки,
Поэтому мы и решили объявить забастовку и в течение последних пяти дней продолжаем мирную, организованную стачку.
Однако власти отказались выслушать нас. Вместо этого они призвали на помощь сухопутные вооруженные силы, в основном английские войска, поскольку они, естественно, уже не могут доверять нашим братьям из индийской армии. Они открыли огонь по нашим морякам в “Касл барраксе” и вынудили нас применить оружие, чтобы защитить себя.
Теперь командующий флотом угрожает нам полным уничтожением, опираясь на подавляющее преимущество вооруженных сил всей империи.
Ни один индиец не может ожидать, что мы сдадимся на таких унизительных условиях, покорно склоним голову перед сапогом империалистических правителей. И мы не капитулируем перед угрозами, хотя все еще готовы вести переговоры об удовлетворении наших требований. Однако мы знаем также, что командующий флотом выполнит свои угрозы, если вы, народ Индии, и вы, наши уважаемые политические руководители, не придете к нам на помощь.
Вы не захотите, чтобы ваши индийские братья пали под английскими пулями. Вы знаете, что наши требования справедливы, и вы должны поддержать нас.
Мы обращаемся ко всем вам, и в особенности к руководителям Конгресса, Мусульманской лиги и Коммунистической партии:
Используйте все свое влияние, чтобы предотвратить кровопролитие в Бомбее!
Заставьте морское командование прекратить огонь и политику угроз и вступить в переговоры с нами!
Мы обращаемся к вам, наши братья и сестры, за поддержкой.
Мы ждем ответа.
Центральный забастовочный комитет, Бомбей, 21 февраля 1946 года».
Заявление было передано в печать и опубликовано. Трудовые массы Бомбея живо откликнулись на призыв моряков. В тот же вечер было опубликовано воззвание бомбейского комитета Коммунистической партии Индии:
«Каждый индиец клеймит жестокие попытки чужеземного правительства подавить железом и кровью действия моряков Королевского индийского флота в Бомбее, направленные к тому, чтобы добиться удовлетворения своих справедливых и неотложных требований. Каждый индиец с негодованием отвергнет высокомерную угрозу командующего флотом по отношению к этим бесстрашным людям, которым было сказано: “Сдавайтесь или будете уничтожены!”
От имени Коммунистической партии Индии мы обращаемся с призывом ко всем партиям, ко всему нашему народу принять меры к тому, чтобы прекратить жестокие репрессии против наших братьев — моряков индийского флота и принять участие во всеобщей забастовке завтра же, когда все магазины, школы, колледжи и фабрики будут закрыты в знак неодобрения репрессий правительства. Мы должны потребовать немедленно прекратить их, возобновить переговоры и удовлетворить справедливые требования моряков».
Кончился бурный день 21 февраля. Теплая тихая ночь опустилась над Бомбеем. Но тишина была тревожной и обманчивой. Каждую минуту могло вновь начаться кровопролитие. В перестрелке, продолжавшейся почти до самой темноты, погибло не менее 25 человек. Что сулил восставшим завтрашний день? Многие моряки надеялись на успех. С воодушевлением говорили о том, что завтра рабочие, студенты, весь трудовой люд Бомбея примкнут к их забастовке.
По призыву бомбейского комитета Коммунистической партии Индии и революционных профсоюзов Бомбея с утра 22 февраля начались массовые демонстрации и всеобщая забастовка в поддержку моряков восставшего флота. Остановились фабрики и заводы, забастовали рабочие трамвайного депо и железнодорожники, закрылись магазины и лавки, учреждения и конторы. Всего не вышло на работу свыше 200 тысяч человек. Забастовку поддержали Бомбейский союз студентов и учащиеся колледжей.
На площади Камгар-майдан состоялся митинг. Собрались сотни тысяч трудящихся Бомбея. Перед ними выступил с речью представитель индийских коммунистов.
К тому времени Коммунистическая партия Индии, хотя и вписала ряд героических страниц в историю национально-освободительного движения страны, была еще слаба. Почти вся ее деятельность протекала в подполье. На свой первый съезд она собралась только в мае 1943 года. Тогда в ее рядах насчитывалось 16 тысяч человек. Именно на них колонизаторы с особой силой обрушили свои репрессии.
Если лидеры КПИ призывали к массовой забастовке и солидарности, то конгрессисты выступили с совсем иного рода воззванием. «В результате вооруженного столкновения между моряками и английскими солдатами в городе создалась напряженная обстановка… — говорилось в обращении В. Пателя от 22 февраля к морякам и населению. — Причины столкновения неизвестны. Неизвестно и число жертв. Но страшно подумать, сколько человек еще может погибнуть. Лучший выход из создавшегося положения — это возвращение всех к исполнению своих обязанностей. Нет необходимости бастовать, закрывать фабрики, колледжи и школы. Это не принесет пользы делу и не поможет морякам… Национальный конгресс сделает все возможное, чтобы помочь им. Я призываю всех к мужеству и миру».
Однако остановить движение солидарности В. Пателю не удалось. По улицам города шли колонны демонстрантов, сплоченных идеями национального единства. Они несли лозунги: «Вон из Индии!», «Долой империализм!», «Индусы и мусульмане — вместе!».
Трудовой Бомбей громко заявил о полной поддержке восставших моряков. Телеграфисты Бомбея с радостным волнением читали точки и тире, выстукиваемые аппаратами Морзе. Вести шли со всех концов Индии: демонстрации солидарности в Карачи, Калькутте, Мадрасе; в Калькутте к бастующим портовикам присоединился женский обслуживающий персонал; в Мадрасе и Вишакхапатнаме бастующие матросы организовали уличную демонстрацию; забастовали моряки Коччи; в Джамнагаре курсанты военной школы торпедистов сорвали британский флаг и сожгли его; даже в далеком Адене, за пределами Индии, была объявлена стачка солидарности с бомбейскими моряками.
 |
22 февраля в гавани Карачи произошло настоящее сражение. Днем раньше объявил забастовку экипаж крейсера «Хиндустан». Комендант порта приказал подразделению солдат-индийцев арестовать зачинщиков, однако солдаты отказались выступать против своих братьев. Срочно были вызваны английские войска. Но их попытка приблизиться к кораблю вызвала ответные решительные действия моряков, направивших орудия в сторону противника. Англичане открыли пулеметный огонь с берега. Однако несколько выстрелов из орудий крейсера заставили их поспешно ретироваться.
Ночью в порт были введены два полка и установлены орудия. Утром 22 февраля английское командование потребовало безоговорочной капитуляции команды восставшего корабля. Ультиматум был отвергнут. В 10:30 орудия англичан открыли прицельный огонь с короткой дистанции. Положение «Хиндустана» осложнилось тем, что из-за наступившего отлива его маневренность значительно уменьшилась. Однако моряки приняли бой, ответив огнем корабельных орудий. Один снаряд разорвался в штабе англичан. Но и их снаряды достигали цели. Орудия расстреливали неподвижный, неспособный к маневру «Хиндустан». На корабле вспыхнул пожар.
Появились убитые и раненые. Сопротивление было бесполезным, и моряки прекратили стрельбу. Разрывом снаряда убило юнгу, вышедшего на палубу с белым флагом. «Хиндустан» сдался. События на «Хиндустане» вызвали волнения среди жителей Карачи, но массового движения солидарности там организовать не удалось.
Мирная забастовка бомбейских моряков, переросшая в вооруженное восстание флота, приобрела общенациональное политическое значение, становясь важным звеном в борьбе индийского народа за независимость. Колонизаторы решили перейти к решительным репрессивным действиям. Полиция и войска открыли по демонстрантам огонь. Мостовые Бомбея обагрились кровью. По улицам, разгоняя народ, пошли танки и броневики. Появились баррикады. Телеграфные столбы, перевернутые трамвайные вагоны, ящики и камни перегородили тесные улочки рабочего Бомбея. Прозвучал новый лозунг: «Индусы и мусульмане! Объединяйтесь на баррикадах!». Оружия у народа не было. В солдат и полицейских полетели камни, палки, тяжелые предметы. Женщины стали быстро организовывать пункты первой медицинской помощи. Однако силы противоборствующих сторон были слишком неравными.
Моряки флота не решились поддержать население города огнем, опасаясь еще большего кровопролития. Войскам и полиции удалось оттеснить демонстрантов в рабочие пригороды и там учинить жестокую расправу. Стреляли без предупреждения. Убитых сваливали в грузовики и увозили в неизвестном направлении. Сколько их было — никто не знает.
Очевидец этих событий, английский офицер, у которого достало чести и совести быть объективным, рассказывал:
«Я шел по Супарибауг-роуд, близ Эльфинстоун-роуд, в рабочем квартале Бомбея — Пареле в 4 часа пополудни. На улице было много народу, но это нельзя было назвать толпой, еще менее — сборищем черни. Никто из них не был вооружен… Внезапно, без малейшего предупреждения, с Эльфинстоун-роуд выехал открытый грузовик с английскими солдатами, вооруженными винтовками и пулеметом. Когда люди, в том числе и я, побежали к домам, солдаты открыли огонь. 20 человек было ранено, четверо убито.
Что же случилось?
Профсоюзы призвали народ к всеобщей стачке в поддержку моряков. Забастовка охватила все 100 процентов рабочих текстильных и других фабрик, а также железнодорожных мастерских. Некто, занимающий высокий пост, решил “дать негодяям урок!” И вот вооруженные патрули в полном боевом порядке разъезжают по запруженным народом улицам на грузовиках, наугад стреляя в толпу, и, прежде чем кто-либо успевает поднять камень, исчезают.
На улицах не было санитарных машин, и люди должны были добираться до пунктов первой помощи и больниц как могли. Позже, на Делайн-роуд, я видел, как солдаты входили в лачуги рабочих и стреляли в людей в их собственных домах. Четверо были убиты, 16 ранены.
В одной больнице (памяти короля Эдуарда), обслуживающей округ Парель, 50 человек умерло от ран. В больницу Пареля было принято 200 из 600 раненых.
Многие газеты сообщали о “безответственном мятеже”. Они не рассказали, как власти приказали согнать забастовщиков в бараки, держали их там без пищи и воды и стреляли в них, когда они выходили напиться (“ломились в ворота”, как сказано в коммюнике). Газеты сообщили о “жестокости и хулиганстве черни”, но не сказали, что первые камни были брошены после того, как грузовик на полной скорости сбил с ног несколько человек из организованной процессии.
Это была объединенная борьба людей, защищавших свою жизнь и дома от беспощадного террора. Действительно объединенная. Трехцветное знамя Конгресса, полумесяц Мусульманской лиги и красный флаг, которые люди несли вместе в одной процессии, а также флаги Конгресса и Лиги, развевающиеся на мачтах боевого корабля “Нарбада”, — вот что нагнало страху на военных заправил.
Когда мы пытались спрятаться и пули свистели рядом с нами, один индиец сказал мне: “Вот английский социализм в действии”. Мне стыдно за наше лейбористское правительство… Мне стыдно больше всего за английский народ. Почти все расстрелы проводились английскими солдатами. Полиция играла второстепенную роль. Я не видел индийских войск, и мне сказали, что боязнь перед возмущением, растущим в армии, заставила власти отказаться от использования индийских войск в этой жестокой оргии».
В 11 часов комендант военного порта от имени Дж. X. Годфрея обратился к восставшим по радио. Он заявил, что английские войска достаточно сильны, чтобы подавить мятеж, что ответственность за быстрейшее наведение порядка в Бомбее возложена на генерала Б. Локкарта. Комендант сообщил, что Локкарт приказал отряду бомбардировщиков пролететь над гаванью на бреющем полете. Восставшим предлагалось признать свое поражение и в знак этого вывесить черные или синие флаги.
Англичане выиграли время и теперь могли переходить к более решительным действиям. В 14:20 над портом пронеслись 19 самолетов, однако ни один черный флаг не поднялся ни на одной мачте. Матросы готовы были с оружием в руках продолжать борьбу.
Вечером Патель вновь встретился с Ханом и другими руководителями Комитета и от имени руководства партии ИНК потребовал прекратить сопротивление. Комитет понимал, что продолжать борьбу — значит вместе с населением Бомбея перейти в решительное наступление, используя всю огневую мощь флота. Жертвы в таком случае неизбежны. Был и другой путь: поднять черные флаги, сдаться, надеясь на то, что благодаря усилиям Конгресса репрессии будут не слишком суровыми.
В 6 часов вечера 22 февраля собрался Центральный забастовочный комитет. Его председатель М. С. Хан сообщил, что англичане в любую минуту готовы бросить на восставших все силы авиации, пехоты, а также танки и артиллерию и что В. Патель советует прекратить забастовку. Он зачитал им следующее послание руководителя Конгресса:
«В нынешних неблагоприятных обстоятельствах Конгресс рекомендует морякам Королевского индийского флота сложить оружие и пройти через все формальности капитуляции. Конгресс со своей стороны сделает все возможное, чтобы не было последующих репрессий и чтобы справедливые требования моряков были как можно скорее удовлетворены.
В городе создалась очень напряженная ситуация. Было много убитых и раненых, немало разрушенных домов. Наблюдалось состояние переутомления как у моряков, так и у властей.
Высоко оценивая моральный дух и мужество моряков и выражая полную солидарность, Конгресс ввиду создавшихся обстоятельств может дать им один совет, а именно: устранить напряженность. Этот совет соответствует интересам всех сторон».
М. С. Хан еле держался на ногах после четырех бессонных ночей. Голос его звучал глухо и устало. Окончив чтение, он пристально посмотрел на товарищей и добавил уже от своего имени:
— Учитывая то, что мы с самого начала приняли решение следовать советам наших национальных руководителей, я полагаю, что теперь, когда они нас просят сдаться, нам надо поступить именно так. Но мы должны быть уверенными в том, что уступаем не англичанам, а своему народу, ибо весь народ с нами.
Поднялась буря протеста. Многие члены Комитета не хотели разделять пораженческих настроений и рвались в бой. Бесстрашное выступление простого народа Бомбея, сознательно, ради солидарности с моряками идущего под английские пули, было для них призывом к активным действиям. Зачем сдаваться, когда победа так близка, когда их поддержал народ? Пролилось много крови. Неужели все напрасно и ненавистные британцы восторжествуют?
В итоге Комитет не пришел ни к какому решению, а некоторые его члены потребовали предоставить им возможность поговорить с экипажами кораблей.
Перед следующим заседанием Комитет направил в прессу новое обращение моряков к народу Бомбея:
«Мы выражаем вам, дорогие граждане Бомбея, рабочие, студенты, свою благодарность за проявленную сегодня солидарность.
Мы вместе с вами скорбим о тех, кто пал от пуль английских солдат, и клеймим позорную расправу, учиненную империалистами над народом. Наша забастовка не кончилась, мы будем продолжать ее, пока вы помогаете нам.
Мы сплочены и уверены в своей правоте, делаем все возможное для победы нашего дела. Эта победа будет вашей и нашей одновременно.
Мы ведем переговоры и надеемся на успех. Но для этого нам необходима ваша помощь, ваш организованный протест, ваша забастовка, способные доказать грубой военной силе и бюрократической администрации, что они должны считаться не только с нами, но и с вами, дорогие братья и сестры Бомбея, если только вздумают потопить наше возмущение в крови».
В тексте обращения нет ни нотки пораженческих настроений, оно пронизано верой в победу начатого дела. Никто бы не сказал тогда, что конец восстания предрешен.
В 2 часа ночи 23 февраля Комитет и делегаты от экипажей кораблей вновь собрались в «Тальваре». Всего 36 человек. В городе тем временем начался комендантский час. Один из членов Комитета задал Хану вопрос, как относится к восстанию Мусульманская лига. Хан ответил, что представитель Лиги, с которым он встречался, заявил, будто не имеет никаких полномочий принимать какое-либо решение. Хан также дал собравшимся полный отчет о своих переговорах с Пателем и морским командованием и вновь призвал членов Комитета сдаться. Все были возбуждены. В речах многих слышалось раздражение. Сказывалась усталость: шла пятая бессонная ночь. Решение Комитета о капитуляции должно, по словам Хана, поступить к командующему флотом не позднее 6:30 утра 23 февраля, когда истекут установленные сроки перемирия и армейским силам будет отдан приказ перейти в решительное наступление против восставших моряков.
После речи Хана большинство ораторов высказалось против добровольной сдачи.
— Нельзя останавливаться на полпути и поворачивать обратно, — говорили они. — Забастовку надо продолжать. Мы не имеем права прекращать борьбу, ничего не добившись, Народ выступил на защиту наших интересов. Будем же и мы на высоте. Мы, в свою очередь, должны поддержать его. Умрем или победим!
Дебаты затянулись. Было уже четыре утра, когда Хан устало поднялся со скамьи и вновь начал говорить. Он повторил, что дальнейшее сопротивление неразумно и выбора у них нет. На этот раз некоторые члены Комитета заколебались.
Наступил критический момент, когда трудно было сказать, куда склонится чаша весов. И тогда в комнату вбежал посыльный. В руках ею было обращение лидера Мусульманской лиги М. Джинны, который призывал всех моряков, и моряков-мусульман в особенности, не осложнять отношений с властями и не обрекать борьбу за улучшение своего положения необдуманными действиями на полный провал. Он предлагал путь переговоров и обещал матросам посредничество. Когда послание Джинны было прочитано, в комнате наступила звенящая тишина. Судьба восстания была предрешена, и все понимали это.
Хан тяжело поднялся с места.
— Теперь, — сказал он, — мы знаем мнение двух партий страны, которые расходятся во многих политических вопросах, однако они единодушны в одном — в том, что надо прекратить забастовку.
Голос Хана окреп, и он решительно закончил:
— За нами стоит народ, и мы уступаем не британцам, а желанию индийского народа и его руководителей.
Хан предложил проголосовать оба предложения. Против прекращения забастовки голосовало всего шесть человек. Члены Комитета молчали. Они были подавлены: ведь им предстояло объявить морякам и всему населению Бомбея о своем решении. Теперь Комитету оставалось только принять два последних документа. В первом из них — «Обращении к населению Индии» — говорилось:
«Центральный забастовочный комитет флота сообщает населению Индии, и особенно Бомбея, что он решил прекратить забастовку. Комитет пришел к этому решению после беседы с Сардаром Валлабхаи Пателем, который заверил, что Конгресс позаботится о том, чтобы не было репрессий по отношению к бастующим и чтобы их справедливые требования были доведены до сведения властей. Надеясь на защиту Конгресса и поддержку Мусульманской лиги (после сочувственного заявления господина М. Джинны), Комитет решил прекратить забастовку».
Комитет правильно оценил значение восстания в истории Индии. «Наша забастовка, — указывалось в Обращении, — историческое событие в жизни народа… Впервые кровь военных моряков и кровь народа, пролитая ради одного общего дела, обагрила улицы города. Мы, военные моряки, никогда не забудем этого. Мы уверены, что и вы, братья и сестры, этого не забудете. Да здравствует наш великий народ! Да здравствует Индия!»
Второй документ — «Приказ всем восставшим морякам» — был краток:
«Всем кораблям и береговым сооружениям поднять черный флаг. Оставайтесь на местах, сохраняйте спокойствие».
В шесть утра заседание Комитета закончилось. С тяжелым сердцем все возвращались к морякам, чтобы сообщить последние нерадостные вести и успеть предотвратить возможное кровопролитие. Оставшиеся в «Тальваре» сжигали документы и протоколы, которые бы дали повод англичанам обрушить репрессии на участников восстания.
Утром 23 февраля тысячи бомбейцев устремились на набережную — посмотреть, что делается на кораблях. На свинцовой поверхности моря угрюмо покачивались знакомые корабли, на мачтах которых печально повисли черные флаги.
23 февраля в 8 часов утра, получив донесение о прекращении забастовки, командующий флотом начал объезд кораблей и береговых сооружений. Офицеры к тому времени заняли свои места, солдаты сухопутных сил — ключевые позиции в порту и внутри казарм, оружие было возвращено в арсеналы.
Однако англичане не испытывали особой радости от победы. Они были сильно напуганы широтой и размахом антиколониальных выступлений в индийском флоте. Ведь поднялись не только бомбейские моряки, но и их собратья в Карачи и Калькутте, Мадрасе и Вишакхапатнаме, Коччи и Джамнагаре.
Восстание бомбейских моряков закончилось поражением. Что же теперь ожидало их? Несмотря на все обращения и посулы, в первые же часы после забастовки англичане арестовали в Бомбее свыше 400 моряков. Были схвачены и увезены в неизвестном направлении председатель Центрального забастовочного комитета М. С. Хан и его заместитель М. Сингх. Арестовывали всех, кого подозревали в участии в забастовке, и отправляли в тюрьму или специально созданные для этой цели лагеря предварительного заключения. Никто достоверно не знает, сколько было отправлено за колючую проволоку и за тюремную решетку. Источники полагают, что несколько тысяч.
Во время арестов и допросов моряки держались стойко, с большим достоинством. Почти никто из них не пытался облегчить свою участь за счет товарищей. Вот что ответил юнга Аслам на предварительном допросе, когда английский подполковник потребовал, чтобы он рассказал о мятеже:
— Хочу сказать, что я — прежде всего индиец и потому охотно примкнул к забастовке, которую начали индийские моряки. Мой моральный, а также национальный долг состоял в том, чтобы присоединиться к забастовке.
— Я хотел бы услышать более подробный рассказ, — проговорил офицер.
— Пожалуйста. Я, как и все другие индийские моряки, участвовал в забастовке. Вся страна и весь мир знают, что мы, индийские солдаты, не можем мириться с делением людей на белых и черных, с тем, чтобы с нами обращались как с низшими. Огонь ненависти горит в наших сердцах, и вы еще узнаете о нем, когда придет время.
Всех индийских моряков — участников восстания ждали тяжелые испытания. Судьба мятежных кораблей и береговых сооружений также была печальной.
Училище «Тальвар» англичане перевели в Коччи и дали ему другое название. Казармы «Касл барракс» были вычеркнуты из списков морского ведомства и стали сухопутными казармами, именуемыми «Ангрэ».
Однако после поражения бомбейских моряков волна выступлений против английского колониального господства не прекратилась. Такой сильный взрыв народного гнева подавить сразу, одним ударом, оказалось не так-то просто. 24—25 февраля еще продолжалась всеобщая забастовка бомбейских рабочих. Начали функционировать не более десяти фабрик. И только постепенно, с большим трудом, войскам и полиции удалось подавить волнения.
Демонстрации, митинги и забастовки протеста индийских трудящихся прошли во многих городах Индии, Карачи, Вишакхапатнаме, Калькутте, Ахмадабаде, Тричинополи, Мадрасе, Канпуре, Мадурае. В первых рядах борцов за свободу и независимость родины, как всегда, шли индийские коммунисты.
Движение завершилось 8 марта 1946 года грандиозным митингом протеста на Камгар-майдане в Бомбее, организованным Бомбейским комитетом Коммунистической партии Индии. Его участники почтили память более 300 жертв, погибших в городе от английских пуль в дни февральского восстания.
В сухопутных войсках Индии в те исторические дни тоже было неспокойно. Солдаты всей душой сочувствовали морякам и в любой момент могли подняться вслед за ними на защиту своих требований. Уже после поражения в Бомбее, 24 февраля, в одном из военных городков близ Калькутты на дневном построении индийские солдаты отказались повиноваться командиру — англичанину капитану Гриффитсу. Последний пытался успокоить возбужденных солдат — уговаривал, грозил, но индийцы стояли на своем, требовали выслушать их претензии.
— Бунт! — вскричал взбешенный офицер. — Кто зачинщик?!
Из рядов вышел стройный двадцатидвухлетний Наик Будхан, один из наиболее способных младших офицеров в роте. Это было неожиданностью для Гриффитса. Несколько минут он даже не знал, что делать.
— Ну ладно, — сказал он наконец примирительным тоном. — Потешились — и будет. Разойдись!
Но солдаты стояли как вкопанные. Капитан Гриффитс вышел из терпения. Подойдя к стоявшему по стойке смирно Наику Будхану, он ударил его по лицу.
Индиец чуть качнулся назад, побледнев от гнева. Еще мгновение — и Гриффитс изведал силу кулаков Будхана. Английский офицер позорно ретировался. Неслыханный случай! Индиец ударил англичанина, да еще старшего по званию! Об этом доложили коменданту городка. Генерал приказал двум ротам силой подавить сопротивление, но те отказались выполнить приказ.
В половине второго ночи комендант в сопровождении группы офицеров и солдат подошел к палаткам мятежных солдат, но внутрь его не впустили. Начались переговоры. Будхан не шел ни на какие уступки. Тогда генерал приказал открыть огонь. Завязалась перестрелка, однако силы были слишком неравными, и солдаты Будхана сложили оружие. Их разоружили и отправили под арест, чтобы потом передать в военный трибунал.
Когда крейсер «Хиндустан» героически отстреливался в гавани Карачи, военный корабль «Катхиавад» находился в открытом море. Радист «Катхиавада» принял тревожные сигналы с мятежного крейсера и немедленно доложил о них… не капитану-англичанину, как полагалось, а матросам, которые тут же собрались и обсудили план действий. Решено было идти на помощь восставшим. Английские офицеры были арестованы и заперты в каюте. Место на капитанском мостике занял рядовой матрос.
Готовый к бою «Катхиавад» полным ходом шел к Карачи. Вдруг встревоженный радист выбежал из радиорубки и помчался к капитану. Весть, которую он только что принял, была печальной: «Хиндустан» сдался! Несмотря на это, матросы «Катхиавада» приняли решение взять курс на Бомбей, где находился центр антианглийского восстания.
Корабль полным ходом шел по спокойному морю, когда впередсмотрящий доложил, что видит по курсу военный корабль. Им оказался английский крейсер «Глазго». Прозвучал сигнал боевой тревоги. Корабль приготовился к бою. Суда быстро шли навстречу друг другу. «Глазго» не решился открыть огонь. Он предпочел уступить. Приближаясь к гавани, радист «Катхиавада» простучал позывные «Нарбады», где находился штаб Центрального забастовочного комитета. «Нарбада» не отвечала. Снова и снова летели в эфир позывные — «Нарбада» молчала. Моряки поняли, что и в Бомбей они опоздали. «Катхиавад» вошел в тихий, пустынный порт.
Героический эпизод с «Катхиавадом», как и бесстрашное выступление «Хиндустана», красноречиво говорит о том, что моряки многих кораблей почти всех портов Индии были готовы к борьбе с английскими колонизаторами. Волнения отмечались и в военно-воздушных силах Индии. К сожалению, не нашлось единого организующего центра, способного объединить разрозненные выступления восставших.
Восстание моряков было подавлено, демонстрации населения Бомбея разогнаны, кровь, пролитая борцами за свободу, и на этот раз не принесла желанной победы. Но так ли это?
Индия завоевала независимость в упорной, долгой и самоотверженной борьбе, одной из вех которой было выступление моряков и населения Бомбея. Эта самоотверженная борьба приблизила долгожданный для индийского народа день, когда последний английский солдат покинул Индию (28 февраля 1948 года), ступив на отходящий в Англию корабль в том самом порту, где уже два года назад прозвучал лозунг: «Вон из Индии!». Именно тогда моряки особенно ясно дали понять англичанам, что приходит конец их владычеству в Индии, ибо рушилась их главная опора — вооруженные силы. В этом и заключается огромное историческое значение бомбейских событий.
Начальник штаба английских войск в Индии лорд Исмэй высказался по этому поводу достаточно откровенно и без обиняков: «Индия представляла собой корабль с грузом боеприпасов в трюме, охваченный пожаром посреди океана. Главное, что требовалось в то время, — это справиться с пожаром прежде, чем огонь доберется до боеприпасов. Фактически у нас не оставалось иного выбора, кроме того, который мы сделали». Восстание моряков означало, что Индия вступила в период политических потрясений и боевых выступлений масс. Англия не могла справиться с напором народного гнева, не могла противопоставить ему былую силу и мощь.
В мировой истории освободительного движения есть немало ярких страниц, связанных с выступлениями военных моряков. Вспомним восстание и героическую борьбу моряков легендарного броненосца «Потемкин» в России (июнь 1905 года), севастопольское восстание на крейсере «Очаков» под руководством лейтенанта П. П. Шмидта (ноябрь 1905 года), выступление немецких моряков в Киле (1918 год), историю мятежного броненосца «Зевен Провинсиен» в колониальной Индонезии (1933 год) [I]. Индийские моряки в феврале 1946 года совершили замечательный подвиг, который многим напомнил о подвиге русских моряков броненосца «Потемкин» в июне 1905 года.
Вечером 15 августа 1947 года десятки тысяч индийцев собрались у стен знаменитого Красного форта, места, где колонизаторы не раз пытались унизить достоинство индийского народа.
На высокий крепостной вал поднимается Джавахарлал Неру. Ветер треплет его седые волосы. Красная гвоздика алеет в петлице глухого сюртука. Он не может и не хочет скрывать волнения. Над древней крепостью уже нет английского флага. Ликующий народ шумно приветствует своего руководителя. Раздается гром пушек. Под салют тридцати одного орудия Неру подходит к флагштоку и поднимает трехцветный флаг независимой Индии. «Джай Хинд! Джай Хинд!» («Да здравствует Индия»!) — разнеслось по площади. Джавахарлал Неру подходит к микрофону.
— Наступает редкий в истории момент, — говорит он, — когда мы оставляем старое и вступаем в новое… В этот торжественный час мы должны дать обет беззаветно служить Индии и ее народу и, что еще важнее, интересам всего человечества.
26 января 1950 года, в 20-ю годовщину того знаменательного дня, когда индийский народ по призыву Национального конгресса дал клятву бороться за полную независимость, была введена в действие конституция, провозгласившая Индию республикой. Этот день стал национальным праздником, который отмечается военным парадом и массовыми народными гуляньями.
Строгими рядами идут на параде солдаты всех родов войск. Идут и военные моряки, над ними гордо реет трехцветный флаг Республики. Тот самый, какой подняли в 1946 году моряки «Тальвара».
 |
[1] Махатма (букв. «великая душа») — почетный титул, который присвоили Ганди его последователи.
[2] Сатьяграха (букв. «упорство в истине») — термин, введенный Ганди для обозначения используемого им метода ненасильственной политической борьбы.
[3] Ленин В. И. Горючий материал в мировой политике // Полное собрание сочинений. Т. 17, с. 179.
[4] В советской индологической литературе «Тальвар» длительное время ошибочно считался военным кораблем.
[I] Выступление немецких моряков в Киле — восстание матросов германского флота в г. Киль 4 ноября 1918 года, ставшее началом Ноябрьской революции в Германии. Броненосцец «Зевен Провинсиен» — броненосец нидерландского флота в Индонезии, на котором 4 февраля 1933 года индонезийские и голландские матросы, входившие в социал-демократические профсоюзы, подняли восстание, спровоцированное сокращением жалования. Восстание было подавлено с помощью авиабомбардировки, погибло 23 моряка, было ранено 38. 164 участника восстания в сентябре 1933 года были осуждены на разные сроки заключения.
Опубликовано отдельной книгой: Шаститко П.М., Выхухолев В.В. «Тальвар» поднимает флаг. Рассказ о восстании бомбейских моряков в 1946 г. М.: Издательство «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1982.
Комментарий Дарьи Новосёловой
